Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)

Они бежали через треугольник поляны к оранжевым куполам лагеря, и Гражина спешила поделиться, выплеснуть неожиданно обретенные знания:

— Они наблюдали за людьми с самой первой экспедиции. Но вступать в контакт не спешили. Они вообще не любят спешить, они воспринимают время не так, как мы. Сто лет или одна минута, для них разницы нет. Но потом пришли монтажники, расчистили поляну, начали готовиться к терраформированию континента. Микоиды поняли, что пришельцы хотят занять их территорию, и им пришлось действовать. Разобрать, изучить, воссоздать в первоначальном виде — так они познают окружающий мир: деревья, папоротники, все прочее. Но люди оказались устроены значительно сложнее любых существ на Виене. Микоиды не смогли воссоздать Стефана, потому со мной подстраховались и первую копию сделали пробной, временной.

Гражина остановилась, не добежав нескольких метров до медбокса. На лицо ее легла тень:

— И еще… Они не хотели смерти Стефана, они даже не поняли, что убили его. Грибница микоидов существует миллионы лет — дольше, чем себя помнит и осознает. Она изменяется, эволюционирует, накапливает информацию. А каждый отдельный микоид — рецептор либо эффектор, легко заменимый и не представляющий ценности. Потому они и в нас видят всего лишь автономные органы грибницы-человечества. И как мы сумеем их разубедить в этом, я не представляю.

Она повернулась, пошла к двери бокса. Павлыш помедлил. Оглянулся, всмотрелся в окружающий поляну лес. На миг показалось, что он встретился взглядом с чужими глазами-рецепторами. Или не показалось? Грибница Виены вглядывалась в глаза человечества Земли. Он, Павлыш, был этими самыми глазами. Так, может, микоиды не слишком и ошибаются? Мы, люди, считаем себя разумными существами. Но что мы для человечества? Какая у него цель? И вообще, разумно ли оно?

Ответа на эти вопросы у Павлыша не было. Потому он покачал головой и отправился готовить экспресс-диагност к новой серии тестов.

Утро в замке началось необычно. Точнее, не во всем замке, а конкретно в спальне номер три, которую уже несколько лет занимали неразлучные подружки: Вероника, Саломея и Ко. Сейчас девочкам было по двенадцать (по земному счету), и они исправно ходили в шестой класс школы, расположенной тут же, на Детском острове. Вот и сегодня они должны были бодро — или не очень бодро, если вчера вечером заболтались дольше, чем следовало, — вскочить на зарядку, позавтракать и бежать на уроки. Но внезапно Саломея, самая энергичная и заводная из них, отказалась подниматься с кровати. Она лежала, безучастно глядя в потолок, и на все попытки Вероники растормошить ее отвечала либо взглядом, в котором не отражалось ничего, кроме равнодушия, либо вялым отмахиванием. Третья девочка в сражение за подъем не встревала, молча одевалась и внимательно наблюдала за обеими подругами.

Наконец Веронике надоело, и она применила последнее средство:

— А что если сюда заявится госпожа Аалтонен, лично тебя из постели вытаскивать?!

Аргумент был грозен. Появление директрисы детского дома на пороге дортуара ничем хорошим для обитательниц этого дортуара обернуться не могло. Не то чтобы Роза Аалтонен как-то особо свирепствовала или заставляла своих воспитанников отбывать жестокие наказания. Скорее наоборот. Ученая дама была спокойна, добродушна, и все знали, что за напускной строгостью кроется сочувствие к бедным сироткам, волею судеб и ИнтерГалактической полиции оказавшихся на оторванном от цивилизации маленьком холодном островке Кууси. Но, как ни крути, чем меньше директриса вмешивалась в жизнь своих подопечных, тем больше радости им это приносило. В конце концов, у них имелось слишком мало личной свободы, чтобы так бездумно ею разбрасываться.

Островок Кууси, спрятавшийся на Ладожском озере, пристанищем для космических сирот стал лишь недавно. И, надо сказать, это был самый странный Детский дом, который только можно себе представить. Начать с помещения, в котором он располагался. Не простое здание, о нет! Настоящий замок с четырьмя круглыми башнями и зубчатыми вершинами и с донжоном в центре, а на одной из башен — голубой с белым флаг Вселенской лиги защиты детей. И сама его удаленность от мира, и то, что дом состоял в ведении ИнтерГпола, — все говорило об уникальности этого заведения. Но больше всего об этом говорили сами воспитанники. Дети, собранные со всей Галактики, найденыши и сироты (во всяком случае, об их родителях не было ничего известно). Дети, у которых, как предполагали сотрудники ИнтерГпола, в любой момент могли проснуться скрытые способности, и дай Космос, чтобы эти способности оказались мирными. К сожалению, обратных примеров имелось достаточно, посему за сиротками велось неусыпное наблюдение.

Как при этом жилось самим сироткам, в большинстве своем вовсе не обладавшим пресловутыми способностями, никто сильно не задумывался. А зря. Если тебя, здорового веселого подростка, заперли в четырех стенах на крошечном островке, если чуть ли не за каждым твоим телодвижением наблюдают, словно ты и впрямь галактический преступник, если у тебя нет ничего, кроме всякой мелочи в тумбочке, а сама тумбочка и все, что тебя окружает, принадлежит высшим инстанциям, то поневоле начинаешь ценить любое проявление свободы. Даже если оно заключается в том, чтобы самостоятельно встать и одеться, без присмотра воспитателей и учителей.

Но даже образ госпожи Аалтонен не напугал валяющуюся в кровати Саломею. Вероника всплеснула руками и плюхнулась рядом.

— Ну скажи ей хоть ты, Ко! — возопила она.

Девочка со столь необычным именем провела еще раз расческой по белокурым волосам, убирая их в хвост, и лишь затем перевела взгляд на Веронику.

— Собирайся, иначе опоздаем.

Вероника фыркнула и кинулась натягивать форменное платье. Ко тем временем подошла к Саломее.

— Ты не затемпературила? Болит что-нибудь?

Та отрицательно качнула головой.

— Мы сможем тебя прикрыть только на первый урок, — сказала Ко. — Потом госпожа Аалтонен все равно узнает.

Девочка повернулась к ней, в глазах наконец-то мелькнули первые проблески интереса.