Дмитрий Щербинин - Буря

Вот из общей стены вырвался снежный конь, с человеческой (но тоже снежной) головою — он, впрочем, не полностью вырвался, а одним боком продолжал уходить в снежную стену, и медленно вокруг них крутится — видно было, что он хочет вырваться, но никак это у него не удавалось. Вот что он кричал:

— Что же сталось?!.. Эй вы! Кем бы вы не были, молю — ответьте! Что сталось с нами — ведь мы, совсем недавно были такими же, как и вы!.. Я помню — утро — такое ясное утро!.. Были возвращены наши кони, мы собрались во дворе — в боевой порядок выстроились… Помню даже и то, что настроение было счастливое; ведь — этакой день солнечный предстоял! А тут в небе что-то вспыхнуло белесо, загрохотало, завыло, над головами нашими прогудело, позади грохнуло, и так то земля всколыхнулась, что мы едва на ногах устояли. Вот обернулись и видим: в постоялом дворе — дыра, а из той то дыры как ветер холодный подул, все сильнее и сильнее он становился, вихри снежные вырвались, и, ведь, тоже на нас набросились — тут и небо потемнело, все снегом занесло… Тут то мы и поняли, что не люди, а снежинки теперь! Так холодно — каждой крапинке тела нестерпимо холодно, и не проходит эта боль!.. И нет своей воли! Вот хочется вырваться, а все то кружит, мечет из стороны в сторону, и, как бы ты не захотел: все одно — все одно никак не вырваться!.. Помогите же, вырвете из кошмара этого!..

Он еще не успел договорить, как незримая сила поглотила его в глубины снежной стены. И вновь перемешивались лица, морды и части тел, как людские, так и конские. Немного времени прошло, и вот уже вырвалось новое создание, на этот раз все части тел коня и наездника постоянно поглощались и вырывались друг из друга, так что в одно мгновенье больше было человеческого, а в иное — конского. Но он вопил:

— Домой! Ох, домой меня верните! А не зря, ведь, жена не пускала! Что ж это — убили меня, что ли?!.. Нет — не убили! Так что ж это за страсть такая?!.. Домой то меня верните, люди вы добрые!..

И этот тоже был поглощен, и на его место пришел следующий, затем — разом несколько… и все то они вопили, и все то молили, чтобы поскорее ужас этот прекращался. Так продолжалось довольно долгое, и стоявшие, или лежавшие в центре этого водоворота, в безмолвии взирали на происходящее. Наконец, какому-то могучему воину на богатырском коне, удалось в могучем прыжке перепрыгнуть, и пасть прямо перед ними. Вырваться из метели богатырю, правда, не удалось, и осталась некая, постоянно вырывающаяся из него, и из коня снежная кисея. Он постепенно таял, и при этом выкрикивал, переходящим постепенно в свист ветра голосом:

— Ведите нас! Вы, живые, встаньте впереди нашей армии, и ведите нас к домам родным! Пусть мы там растаем — пусть, но мы не хотим оставаться здесь! Пусть перед самой смертью увидим близких — этого будет достаточно! Ведите же нас обратно — к дому!..

Эти слова словно воскресили Вэлломира — он, все время жаждущий власти больше, чем чего бы то ни было иного — теперь, услышав хоть что-то, этой самой власти касающееся, тут же и ухватился за этот голос — тут же, усилием воли, даже не опираясь о плечо Гэллиоса, который был рядом, пытался ему помочь — он поднялся, и выкрикнул:

— Да — если вы готовы приклонить головы перед тем, кто более велик, нежели вы: так этим Повелителем стану Я..

Он покачнулся, и страшно, и дико было смотреть на его фигуру, так мало походящую на человеческую, на эти бешено вытаращенные глаза (хотя самому то Вэлломиру казалось, что смотрит он очень спокойно, величественно. Он, борясь со слабостью, выкрикивал этим снежным фигурам:

— Во всю историю есть толпа, и есть ее повелитель! Да-да — все то людишки, ничем не лучше вас нынешних, хоть и вертит и кружит вас сейчас этот ветер!.. А что же людишки?!.. Не их ли страсти одолевают, не они ли, в жизни этой, порой и годами целыми мечутся; все пытаются достичь чего-то мелочного, или же на поводу у кого-то идущие?!.. Вот вы, так недовольные своей нынешней участью — вот скажите вы мне, чем не довольно!.. Раньше то, разве лучше было. Вы шли на войну, а хотели? Некоторые, конечно, твердили про долг, про верность государю… Но какое же вам дело было до этих орков, где-то там, на краю земли, до этих орков, которых вы и не видели никогда, и идете то вы защищать не свои дома, а чьи-то иные. Так отвечайте же, отвечайте же, что вам до этого?!.. Не были ли вы тогда такими же снежинками — только вас то тогда не ветер, а командиры несли!.. Ну, отвечайте — много ли тогда вашей воли было?!..

Вэлломир задыхался — он, впрочем, еще пытался что-то выговорить; но уж не хватало дыханья, да и слаб он слишком был, но вот заскрежетал зубами, и надрывая свое тело выкрикнул:

— Так вот — снежинки вы несметные, снежинки вы безвольные!.. Не обратило бы вас колдовство, в этакое кружево, так и неслись бы вы, до горнила войны, и сгорели бы там бесславные — как ничтожные частички чего-то большего, какого-то организма, а не Люди. Потому что есть такие, как вы, которые и не осознают этих слов до конца, или же смирятся с ними — они снежинки в буре снежной, они капельки в океане времени, но на большее они не способны — на большее их собственная трусость да лень вознести не сможет! Но есть и иные Люди, они не многочисленны, но они видят все свысока, и они не пойдут в бойню (топку, бурю) на верную гибель, только потому, что так угодно королю, или потому что так им говорит совесть (о, обманчивая совесть!) — но они будут смотреть на все это свысока, они будут ветром повелевающим — они будут избегать смерти, и снежинок на смерть посылать, потому что они Великие, потому что их Единицы, и вот один из них Я. Так что вы радоваться должны… Нет — вы слушайте-слушайте: пусть и длинна моя речь, а вы ж, все равно, слушайте, потому что я вам всю правду говорю. А вдруг кто из вас подумает, что вот стоит какой-то юнец выскочка, и попросту похваляется, тем, чего нет! Может быть у снежинок такое сомненье!.. Ну, а теперь задайтесь вопросом: кто бы из вас, на мое месте, стал бы так вот говорить — нет ведь, каждый из вас не речь такую выкрикивал, но сам бы, дрожащий, на колени пал, и сам молить стал, чтобы только нашелся этакий предводитель, который бы его вызволил!.. Все из-за страха и из-за лени, и не сможете вы этих двоих своих врагов злейших преодолеть — силы воли не хватит! А вот Я, обожженный, Я кричу вам — Я ваш предводитель, и Я поведу вас; только дайте мне коня!..

Все время его речи, ни один из кружащих в стремительной круговерти не проронил больше ни слова, но вот сами лики начинали к нему вытягиваться, и даже в глазах ледышках можно было прочесть страстную мольбу. Эти глаза таяли, шипели, раскаленные, но тут же вновь замерзали, или же появлялись новые; ветер выл по прежнему, но, все эти лики вытягивались сколько могли, стараясь хотя бы одного слова не пропустить…