Дмитрий Щербинин - Буря

— Как кольцо! — выкрикнул еще один, и вот в этом голосе Альфонсо-зритель узнал Вэллиата.

При этих словах, сидевшие на конях вздрогнули, и видно было, что слова эти причинили им боль. Даже тьма, вокруг мрачных их фигур, еще больше сгустилась, двое или трое из них поникли головами, на несколько мгновений наступила тишина, и вот, в этой то тишине, они и услышали карканье ворона.

— Это Он… — тихо проговорил кто-то, а другой отвечал ему:

— Но, сейчас Он не подойдет, Он только выжидает.

— А вы посмотрите — сколько воронья, над этой рощей!.. Нет — вы только посмотрите!.. — чувственным голосом воскликнул еще один.

Действительно, над той рощей, на которую указывал вначале Альфонсо, поднялось целое темное облако, состоящее из сотен стремительно кружащих темных точек, слышалось и их карканье: оно летело беспрерывной, зловещей стеною — воздух, весь переполненный этими криками начинал затемняться — все темнел и темнел, а те, сидевшие на конях, даже и не видели этого. Альфонсо-зритель понимал, что картина эта, в скором времени, должна померкнуть, и он хотел уцепиться за это виденье — чувствовал, что все это, только еще ожидает его в грядущем…

Едва-едва, доносились до него удаляющиеся голоса, но он уже не понимал их смысла, и вот видение совсем померкло, и увидел он, как опускается сияющий золотистым светом занавес.

И вновь эта была та самая наполненная довольно ярким светом зала; та же сцена, что и вначале, и хотя представление уже окончилось, никто по-прежнему не говорил ни слова. Впрочем, и тишины теперь тоже не было: потрескивали многочисленные факелы, а откуда-то сверху доносился вой снежного ветра. Но никто не смел пошевелиться, они и по сторонам не глядели, но все только на этот занавес, ожидая, что он вновь поднимется, и вновь предстанет пред ними некое виденье.

И занавес действительно стал подниматься; только вот открылось за ним не виденье, а самая обычная сцена, с довольно искусно сделанными, но, все-таки, вполне обычными декорациями, сцена ограниченная стеною, а не простирающаяся в бесконечность…

А на сцене стояла девушка, кажущаяся блеклой, против первого виденья, там был еще актер в черном игравший ворона, были еще некие, в костюмах скелетов, было еще несколько дев, был некий старец, и совсем маленький мальчик. Все эти актеры глядели в зал, склоняли головы, но вот вышла вперед молодая девушка, позвавшая их сюда, и бойким голосом громко проговорила:

— Это ли есть благодарность наших зрителей?.. Мы то старались, а они нам и похлопать не желают!..

Однако, все пребывали в такой растерянности, под таким воздействием, от увиденного, что и не понимали происходящего, но все вздрагивали или плакали от видений. Эти то слезы, бледные лики, подрагивающие тела — все это не ускользнуло от внимания девушки — и она была изумлена:

— Да, кажется, мы тут имеем такой успех, какого и самый лучший актер едва ли во всю жизнь удостоится. Посмотрите, нет вы только посмотрите, в какое состояние мы их привели!.. Да они же плачут!..

Тогда она спрыгнула со сцены, да к возлюбленному своему подбежала, спрашивала у него:

— Что ж, неужели и вправду так понравилось?

Тот ничего не отвечал, внимательно смотрел в ее очи, затем проговорил:

— Нет, нет: конечно же — это не вы сделали. Так будто… — тут он оборвал свою речь, крепко схватил ее за руку, и все так же, пристально, продолжал вглядываться в очи ее.

Досказал же за него иной:

— Будто все это сон какой-то…

Третий подхватил громким подрагивающим голосом:

— С тех пор, как эта буря началась, так и сон этот пришел. И не поймешь: сейчас то мы проснулись?..

— Какие странные виденья! — воскликнул четвертый.

— И что это за место?.. Да как такое вообще может быть?.. Что случилось с этим миром?.. Неужто же Последний день настал.

И тут, все эти голоса слились в единый все нарастающий хор. Говорили то наперебой, говорили как то залпом, и теперь то косились друг на друга, по сторонам оглядывались: все воспринимали произошедшее по разному, и только спокойных эмоций ни у кого не было. Кто-то выкрикнул:

— Вы все-таки чародеи! Все, во главе с хозяином трактира! Зачем это устроили?!.. Неужто решили вред учинить для поданных короля?! За это вы будете в ответе!

Девушка была испугана, во все глаза смотрела она возлюбленного своего, спрашивала, о каком таком колдовстве идет речь, а тот уверял ее, что расскажет после, хотя и знал уже, что не сможет передать пережитого — потому что не знал таких слов. Девушка же возвысила голос, обратилась к залу:

— Не знаю, о чем вы говорите, но ничего колдовского не было в нашем представлении. Мы просто показали историю любви — историю о том, что любовь сильнее смерти!

— Сильнее смерти?! Просто показали?!.. — выкрикнул кто-то. — Ну, хорошо же… Ну, а что значит черное око? Почему мы в него падали, и даже не могли получить ответа, что означает оно?!..

— Око?.. — ободряюще улыбнулась девушка, и кивнула на актера изображавшего ворона. — …Так надо было внимательнее смотреть все представление, тогда бы и смысл этой сцены стал вам понятен. Она, ведь, и была задумана такою, немой. Вспомните: сначала сцена в Валиноре, затем — поле, и там — судьба ваша, бедненькие вы солдатики. Потом тьма, а в ней — блестки: тот предвечный свет, о котором из древнейших сказаний нам известно. Помните ли вы песнь, которая тогда пелась — вспомните, хоть отрывочек из нее?.. Ну, неужто же и не вспомнит никто?..

…Ну, вспомнили теперь эти строки? Они же пелись пред тем, как ворон появился. А в оке то том боль всех нас, жен и любимых ваших! Вы, которым сгинуть суждено, сгинуть безымянными, сгинуть просто так! Ну, а наш то каков удел, что за жизнь бессмысленную вы нам оставляете?!.. Что мы без вас? Как нам жить без вас? Слезы всю жизнь лить, в черном платье ходить?.. Нет — мы радоваться хотим!.. Но вас то уже не будет — сгинете вы! Что же — сердцем я что ли не чувствую, что сгинете?!.. Вот вам наши очи черные, вот вам боль годов горьких, грядущих, которые уже предчувствуем мы! А вы еще разъяснений ждали — а в оке то этом и боль и отчаянье!.. Что ж еще вам объяснить, безрассудные?.. Последнюю сцену: почему весны начало, да туманом все покрыто было?.. Да потому, что — это грезы, грезы наши, вдовьи туманные. Грезы о том, как счастливы могли бы этой весной быть — вдова то погонится за своим воображеньем, окликнет возлюбленного своего, и так то ей захочется, чтобы это правда ее суженый был! Вот уж бежит, к образу туманному, расплывчатому; вот уж пред ним, руку протянет, а тут ворон каркнет, и все… Нет его уж средь живущих: все тает, как сон!.. Ну — теперь то довольно с вас, теперь то поняли суть представленья?..