Dark Jack - Игры в заботу

Хагрид задохнулся от волнения и замолк.

— И не проси меня, ни за что не скажу. У нас никто не скажет, разве что Дамболдор. В общем, этот волшебник лет так… э-э… двадцать назад начал себе приспешников искать.

И нашел ведь. Одни пошли за ним, потому что испугались, другие подумали, что он властью с ними поделится. А власть у него была ого–го, и чем дальше, тем больше ее становилось. Темные были дни, да. Никому нельзя было верить. Жуткие вещи творились. Побеждал он, понимаешь. Нет, с ним, конечно, боролись, а он противников убивал. Ужасной смертью они умирали. Даже мест безопасных почти не осталось… разве что Хогвартс, да! Я так думаю, что Дамблдор был единственный, кого Ты — Знаешь-Кто боялся. Потому и на школу напасть не решился… э-э… тогда, по крайней мере. А твои мама и папа — они были лучшими волшебниками, которых я в своей жизни знал. Лучшими учениками школы были, первыми в выпуске. Не пойму, правда, чего Ты — Знаешь-Кто их раньше не попытался на свою сторону перетянуть… Знал, наверное, что они близки с Дамблдором, потому на Темную сторону не пойдут. А потом подумал: может, что их убедит… А может, хотел их… э-э… с дороги убрать, чтоб не мешали. В общем, никто не знает. Знают только, что десять лет назад, в Хэллоуин, он появился в том городке, где вы жили. Тебе всего год был, а он пришел в ваш дом и… и…

Великан замолк, оставляя меня наедине с раздумиями на пару секунд, а позже, чуть было не хныча, продолжил:

— Ты меня извини… плохой я рассказчик, Гарри, — виновато произнес Хагрид. — Но так грустно это… я ж твоих маму с папой знал, такие люди хорошие, лучше не найти, а тут… В общем, Ты — Знаешь-Кто их убил. А потом — вот этого вообще никто понять не может — он и тебя попытался убить. Хотел, чтобы следов не осталось, а может, ему просто нравилось людей убивать. Вот и тебя хотел, а не вышло, да! Ты не спрашивал никогда, откуда у тебя этот шрам на лбу? Это не порез никакой. Такое бывает, когда злой и очень сильный волшебник на тебя проклятие насылает. Так вот, родителей твоих он убил, даже дом разрушил, а тебя убить не смог. Поэтому ты и знаменит, Гарри. Он если кого хотел убить, так тот уже не жилец был, да! А с тобой вот не получилось. Он таких сильных волшебников убил — МакКиннонов, Боунзов, Прюиттов, а ты ребенком был, а выжил.

Итак, я только что узнал о своей семье. После стольких лет, что я пытался ее сделать самостоятельно, я наконец–то узнал о настоящей. И нет, это были не шлюха–мать и пьяница–отец. Это были… великие люди.

— Я тебя вот этими руками из развалин вынес, Дамблдор меня туда послал. А потом я привез тебя этим…

— Вы прекрасный человек, Хагрид. Спасибо, — я жуткий льстец, признаюсь.

— Вздор и ерунда! — донесся из угла голос дяди Вернона.

— Вздор и ерунда, значит? — я зло скрипнул зубами, вспоминая не самые цензурные выражения, но, видимо, Хагрид решил продолжить за меня.

— Вздор и ерунда было отдавать Гарри вам! Так что закрой варежку, Дурсль!

— Он все равно никуда не поедет! — кричал дядя Вернон, тыча в меня пальцем.

Да, тогда я вспылил. Признаю, что в той ситуации мне нельзя было злиться, но моя приемная семейка уже порядком извела меня за весь день. И нет, я не использовал магию, о которой было бы легко подумать в данной ситуации. Нет.

Мне стало противно смотреть на дядю Вернона, хотя я и видел его всю свою жизнь вплоть до этого дня. Жирное лицо, что вспотело из–за нервов. Усы, трясущиеся над мокрой губой. Редкие волосы, похожие сейчас на дешевую мочалку и злые глаза–бусинки. Хотелось его препарировать, истязать, пытать, а потом расставить органы по баночкам, наслаждаясь прекрасным зрелищем.

Стало так плохо от одного взгляда на тетю Петунью. Эта длинная шея, которая была вовсе не лебединой. Она походила на жирафью. Громадные глаза смотрели на меня с ненавистью. Да, они так делали всю жизнь, но именно сейчас хотелось убить за это.

Дадли… Толстый и маленький подонок, бьющий меня чуть ли не ежедневно. Я бы вскрыл его тело без наркоза, наблюдая за тем, как он корчится от боли, пытаясь вырваться.

— Никуда не поедет! — еще раз крикнул дядя Вернон.

Я впервые за всю свою жалкую маленькую жизнь врезал Дурслю.

Дядя Вернон смотрел на меня, выпучив свои глаза–блюдца и держась ладонью за покрасневшую щеку. Вскоре шок его сменился на гнев, а лицо начало походить на помидор.

— Да как ты!.. — захлебываясь в гуще собственного гнева, шипел он, не имея даже слов, что бы продолжить.

Хагрид тоже был не мало удивлен моими действиями.

— Гарри… — тихо бормотал великан.

— Всю мою жизнь! — гневно начал я. — Всю мою жизнь, Хагрид, эти люди говорили, что моя мать была проституткой, а отец жалким пьяницей! — слезы начинали уже щипать глаза, но мне приходилось яро терпеть. Теперь Хагрид был разгневан не меньше моего. — А теперь вы не то что не извиняетесь. Вы не позволяете мне ехать в Хогвартс!

— ДА ЧТОБЫ ЛИЛИ И ДЖЕЙМС ПОТТЕР… — загремел Хагрид, а Дурсли вжались в стену от страха, забывая про былой гнев от того, что я сделал. — Я БЫ ЗА ЭТО КАЗНИЛ!!!

— М-мы… — дрожа шептал мистер Дурсль.

— Ах, да! — Хагрид будто опомнился, — Зачем я пришел. А пришел я сообщить, что от вас не зависит то, поедет Гарри в школу или нет!

— Как так? — нашелся я.

— Ну, Гарри… Э–э–э… Понимаешь, каждый волшебник идет в школу волшебства… Нельзя, в общем, чтобы не пошел… — маялся великан, делая меня более счастливым с каждым новым словом.

— Как так? — тетя Петунья и дядя Вернон разом спохватились.

— Если он захочет там учиться, то даже такому здоровенному маглу как ты его не остановить, понял? — прорычал Хагрид, обращаясь к Вернону. — Помешать сыну Лили и Джеймса Поттеров учиться в Хогвартсе — да ты свихнулся, что ли?! Он родился только, а его тут же записали в ученики, да! Лучшей школы чародейства и волшебства на свете нет… и он в нее поступит, а через семь лет сам себя не узнает. И жить он там будет рядом с такими же, как он, а это уж куда лучше, чем с вами. А директором у него будет самый великий директор, какого только можно представить, сам Альбус Да…

— Я НЕ БУДУ ПЛАТИТЬ ЗА ТО, ЧТОБЫ КАКОЙ-ТО ОПОЛОУМЕВШИЙ СТАРЫЙ ДУРАК УЧИЛ ЕГО ВСЯКИМ ФОКУСАМ! — прокричал дядя Вернон.

Тут он зашел слишком далеко. Хагрид схватил свой зонтик, завертел им над головой, а его голос загремел словно гром.

— НИКОГДА… НЕ ОСКОРБЛЯЙ… ПРИ МНЕ… АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА!

Зонтик со свистом опустился и своим острием указал на Дадли. Потом вспыхнул фиолетовый свет, и раздался такой звук, словно взорвалась петарда, затем послышался пронзительный визг, а в следующую секунду Дадли, обхватив обеими руками свой жирный зад, затанцевал на месте, вереща от боли. Когда он повернулся ко мне спиной, то я заметил, что на штанах Дадли появилась дырка, а сквозь нее торчит поросячий хвостик.