Dark Jack - Игры в заботу

— Что? — я не верил своим ушам. — Разве мои мама и папа… разве они были известными людьми? И вообще, я ведь вроде говорил, что ничегошеньки о них не знаю.

— Значит, ты не знаешь… Ничегошеньки не знаешь… — Хагрид дергал себя за бороду, глядя на меня изумленным взором. — Ну ничего. Слушай, Гарри, они были…

Дядя Вернон внезапно обрел дар речи.

— Прекратите! — скомандовал он. — Прекратите немедленно, сэр! Я запрещаю вам что–либо рассказывать мальчику!

Хагрид посмотрел на него с такой яростью, что даже куда более храбрый человек, чем дядя Вернон, сжался бы под этим взглядом. А когда Хагрид заговорил, то казалось, что он делает ударение на каждом слоге.

— Вы что, никогда ему ничего не говорили, да? Никогда не говорили, что в том письме было, которое Дамблдор написал? Я ж сам там был, у дома вашего, этими вот глазами видел, как Дамблдор письмо в одеяло положил! А вы, выходит, за столько лет ему так и не рассказали ничего, прятали все от него, да? Да я уже рад, что он разговаривает со змеями, иначе даже не знал бы, что волшебник!

— Прятали? — поспешно поинтересовался я.

— ПРЕКРАТИТЕ! Я ВАМ ЗАПРЕЩАЮ! — нервно заверещал дядя Вернон.

Тетя Петунья глубоко вдохнула воздух с таким видом, словно ужасно боялась того, что последует за этими словами.

— Эй, вы, пустые головы, сходите вон проветритесь, может, полегчает, — посоветовал им Хагрид, поворачиваясь ко мне. — Короче так, Гарри, твои родители были одними из самых великих волшебников. Они умерли в бою, Гарри, как герои. А ты, как сын героев, тоже герой.

В доме воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь отдаленным шумом моря и приглушенным свистом ветра.

Мне показалось, что у меня в голове устроили фейерверк. Вопросы, один ярче и жарче другого, взлетали в воздух и падали вниз, а я все никак не мог решить, какой задать первым. Прошло несколько минут, прежде чем он неуверенно выдавил из себя:

— Я, признаюсь, шокирован…

— Клянусь Горгоной, ты мне напомнил кое о чем, — произнес Хагрид, хлопнув себя по лбу так сильно, что этим ударом вполне мог бы сбить с ног лошадь. А затем запустил руку в карман куртки и вытащил оттуда сову — настоящую, живую и немного взъерошенную — а также длинное перо и свиток пергамента. Хагрид начал писать, высунув язык, а я внимательно читал написанное:

Дорогой мистер Дамблдор!

Я забрал Гарри. Завтра еду с ним, чтобы купить все необходимое. Погода ужасная. Надеюсь, с Вами все в порядке.

Хагрид!

Хагрид скатал свиток, сунул его сове в клюв, подошел к двери и вышвырнул птицу туда, где бушевал ураган. Затем вернулся и сел обратно на софу. При этом вид у него был такой, словно сделал он что–то совершенно обычное, например поговорил по телефону.

— Так на чем мы с тобой остановились? — спросил Хагрид.

В этот момент из тени вышел дядя Вернон. Лицо его все еще было пепельно–серым от страха, но на нем отчетливо читалась злость.

— Он никуда не поедет, — сказал дядя Вернон. Хагрид хмыкнул.

— Знаешь, хотел бы я посмотреть, как такой храбрый магл, как ты, его остановит…

— Когда мы взяли его в свой дом, мы поклялись, что положим конец всей этой ерунде, — упрямо продолжил дядя Вернон. — Что мы вытравим и выбьем из него всю эту чушь! Тоже мне волшебник!

— Вы ведь всегда знали это! — горькая усмешка заиграла на моем лице — Вы знали, что я волшебник…

— Знали ли мы?! — внезапно взвизгнула тетя Петунья. — Знали ли мы? Да, конечно, знали! Как мы могли не знать, когда мы знали, кем была моя чертова сестрица! О, она в свое время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и ее карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они–то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма!

Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и после глубокого вдоха разразилась не менее длинной и гневной тирадой. Казалось, что эти слова копились в ней много лет, и все эти годы она хотела их выкрикнуть, но сдерживалась, и только теперь позволила себе выплеснуть их наружу.

— А потом в школе она встретила этого Поттера, и они уехали вместе и поженились, и у них родился ты. И конечно же я знала, что ты будешь такой же, такой же странный, такой же… ненормальный! А потом она, видите ли, взорвалась, а тебя подсунули нам!

Я побледнел. Всю жизнь мне впаривали то, что мои родители были пьяницами. Что они разбились на машине, а перед этим влезали в долги кучу раз. Дядя Вернон говорил, что мой отец был азартным игроком. Говорил, что он бил мать, а потом вместе с ней пропивал деньги.

Тетя Петунья говорила, что мама работала в чертовом борделе, отдаваясь направо и налево разным мужикам, а теперь… А теперь я узнал, что они были героями? Героями?

— Взорвалась? — спросил я. — Вы же говорили, что мои родители погибли в автокатастрофе!

— АВТОКАТАСТРОФА?! — прогремел Хагрид и так яростно вскочил с софы, что Дурсли попятились обратно в угол. — Да как могла автокатастрофа погубить Лили и Джеймса Поттеров? Ну и ну, вот дела–то! Вот это да! Да быть такого не может, чтоб Гарри Поттер ничего про семью не знал! Да у нас его историю любой ребенок с пеленок знает! И родителей твоих тоже!

— Но почему? — В голосе моем появилась настойчивость. — И что с ними случилось, с мамой и папой?

Ярость сошла с лица Хагрида. На смену ей вдруг пришла озабоченность.

— Я расскажу тебе, Гарри. Но лучше бы тебе присесть.

Я сел обратно на софу вместе с Хагридом, который смотрел на меня с беспокойством. Тишину нарушал только треск дров в камине и тихое бурчание Зелела.

— Понаех–х–хали тут, волш–ш–шебники…

— Ну вот, Гарри. — начал свой рассказ Хагрид. — Наверное, начну я… с человека одного…

— Волан–де–Морт… — шипит Зелел, вновь вылазя из–под моей куртки. Я посмотрел на змею слегка напуганно.

— Что…Что тебе эта змея сказала? — заметил Хагрид.

— Волан–де… — хотел было сказать я, но великан резко встал, закрыв мне рот ладонью.

— Ш–ш–ш-ш, мы не произносим его имени!

Он снова сел и уставился на огонь. Пожалуй, раз нельзя произносить чье–то имя, то это должен быть великий человек. И ужасный тоже.

— А кто он такой? — спросил я. — Почему нельзя?

— Ну… Я вообще–то не люблю его имя произносить. Никто из наших не любит.

— Но почему? — вновь нашелся я. За пару дней я стал наглее.

— Клянусь драконом, Гарри, люди все еще боятся, вот почему. А, чтоб меня, нелегко все это… Короче, был там один волшебник, который… который стал плохим. Таким плохим, каким только можно стать. Даже хуже. Даже еще хуже, чем просто хуже. Звали его… Ну ты знаешь уже как звали его.