Сергей Сироткин - Путь. Книга 3

– Объявите о моём решении легиону, – вернувшись на ложе, отдал приказ трибун, будучи уверенным, что сделал сотнику милость, даже не подозревая, что на самом деле убил его мечту, а, следовательно, и самого Тита.

Осуждённый легионер уже не слышал последних слов трибуна. Он послушно поплёлся за ведущим его обратно в клетку охранником. Сотник вяло шёл сквозь стоящий в полном безмолвии легион, не замечая сочувствующих ему собратьев, стремительно пропав в безысходности, окутавшей душу великого воина.

Верёвки более не резали рук. Было не холодно и не жарко. Было безразлично, причём всё. Клетка, на пол которой рухнул сотник, перестала существовать, как и всё прочее, окружающее человека, погружающегося в уныние. Давняя, практически осуществившаяся мечта – быть великим воином империи, исчезла, сгинув, как мимолётный сон, и оставив внутри невосполнимую пустоту, брешь, принявшуюся медленно поглощать мрачной бездной человеческую сущность. И причиной такого исхода было сладостное, трепещущее и занимающее всю душу тщеславие.

Заражая сущность, этот порок дарит безграничные силы в достижении цели, заставляя убивать, сметать всё на пути, не задумываясь о последствиях, и вместе с тем незаметно, постепенно, ведёт ослеплённого жаждой славы глупца к роковой ошибке, которая всегда бросает каждую отравленную душу к ногам уныния. И на самом деле, сотнику не надо было ни приключений, ни странствий по невиданным ранее землям, а только славы, признания, и, конечно, почитания жаждал Тит. И пусть ценой почитания были реки крови, пролитые на полях сражений, лишь бы отравленную тщеславием душу иллюзорно радовали выкрики толпы, восхищённой подвигами великого воина империи.

Именно этой мнимой цели желал Тит с самого детства, даже не подозревая, что болен душой, и поступками потакает практически неисцелимой болезни. И не было никого в жизни, кто мог подсказать ребёнку, а затем юноше, что тот заблуждается, уверенно двигаясь к бездне, будучи ослеплённым сладким пороком. Да и не могло быть такого подсказчика в жизни Тита. Потому как каждый человек, попавший в сети тщеславия, затаивает его в душе, холит, лелеет, не подпуская к этому пороку никого, уверяя себя в том, что это на самом деле невероятное благо, которое досталось ему, как избранному небесами счастливчику. Это иллюзорное благо со временем полностью овладевает душой, и, когда приходит время платить за собственную ложь, порок безжалостно вырывает часть сущности глупца, оставляя в нём зияющую безразличием к себе Пустоту.

Потому Тит был сейчас похож на живой труп, так как лежал на тверди неподвижно, и только редкое дыхание выдавало присутствие жизни в побеждённом пороками воине. Сотник уже умер, осталось остановить упрямо бьющееся сердце, не желающее поддаваться безысходности, поглотившей душу. Но этот недостаток должен устранить на рассвете один из воинов Клавдия, который в этот самый момент прикладывал все усилия, чтобы палач бил, не жалея осуждённого.

Помощник трибуна после объявления приговора немедленно нашёл палача, и, не пожалев золота, обеспечил однозначную смерть своему обидчику. Только Тит этого не знал. Да ему и не надо было знать. Безразличие полностью овладело сущностью легионера, лишая возможности сопротивляться.

Звенящая тишина, сопутствующая унынию, давила на сотника, стараясь лишить слуха, чтобы человеку было невозможно избавиться от пут порка. Но тут неожиданно до легионера донеслись голоса собратьев, продолжающих обыденную жизнь в военном лагере, и Тит вспомнил условие казни, при котором его оставшиеся в живых подчинённые смогут избежать смерти, если он сам сумеет выжить. Созданное долгими годами тяжёлых походов чувство взаимовыручки, когда, рискуя жизнью, помогаешь победить смерть собратьям, заставило Тита приложить всю волю, чтобы вырваться из оков безразличия, и хотя бы в последние мгновения жизни, совершить поступок не для себя, не для услаждения порока, а для других людей. Сотник не хотел жизни, так как смысла в её продолжении более не видел, но он был обязан выжить, чтобы избавить подчинённых от гибели.

Медленно поднявшись с тверди, Тит посмотрел сквозь прутья клетки в даль ночного звёздного неба и мысленно произнёс:

– Тьма! Если ты действительно мне благоволишь, помоги выжить ещё один раз. Не для себя прошу, для собратьев! А потом можешь взять меня в вечные слуги, если такой воин империи, как я, тебе нужен!

Ответа от Тьмы сотник не дождался. Звёздное небо также безмолвствовало, попеременно подмигивая многочисленными недосягаемыми светилами, похожими на всевидящие глаза. Тит опустил взгляд. И, понимая, что силы ему на рассвете пригодятся, как никогда ранее, сел на твердь, прислонившись к прохладным металлическим прутьям. Закрыв глаза, сотник отогнал прочь все мысли и чувства, заставив себя уснуть.

Сон медленно окутал сущность легионера, увлекая его разум далеко от мира, в котором его ждала жестокая казнь. Титу снилось, как он птицей стремительно взмыл ввысь, а затем, окинув взглядом твердь мира, устремился прочь от него, мимо проплывающего небесного тела, что плавно вращается вокруг светящейся во тьме голубой сферы. Ему показалось, что серый безжизненный спутник мира пристально посмотрел на улетающего в неведомую даль беглеца, не знающего, что ждёт его впереди. Там, где нет заботливого вечного неба и согревающих душу звёздных лучей. И мало что посмотрел: у Тита создалось впечатление, что спутник мира произнёс: «Будь осторожен, воин империи!» Но легионер не придал иллюзорному наставлению безжизненного небесного тела никакого значения, а лишь ускорил полёт, отдаляясь от мира всё быстрей и быстрей, пока он не превратился в еле заметную голубую точку.

Титу казалось, что он постепенно превращается в светящуюся искру, пронизывающую тёмную и холодную тьму вселенной. И чем дальше он продвигался вперёд, тем ярче становилось его свечение. А затем, неожиданно, когда пролетающие мимо звёзды стали размытыми, похожими на яркие росчерки света, воина ослепила вспышка, и он оказался перед непроглядной стеной Тьмы.

Нерешительность заставила Тита замереть на месте, предлагая повернуть обратно и не пересекать границу тёмной сущности. Но воин дал слово Тьме, что станет её вечным слугой, и, сделав всего один шаг, прикоснулся к непроглядной материи.

Свет сразу погас, и легионер растерялся от вечной слепоты, в которой вынужден жить теперь всегда. Ему захотелось закричать, чтобы хоть эхо крика дало представление о том, где он находится, но Тит сдержался. Взяв себя в руки, он гордо вскинул голову и взглянул в непроглядную Тьму с надеждой, что застлавшая взор пелена рассеется. Миг, другой – и Тьма расступилась, обнажая перед взглядом легионера огромного демона, со старыми, местами порванными перепончатыми крыльями, от которых веяло безграничной мощью. Их размах впечатлял и завораживал.