Сергей Сироткин - Путь. Книга 3

Тело демона было покрыто каменной чешуёй, создающей впечатление, что представшее перед Титом существо выдолблено неизвестным скульптором из скалы. Лицо демона обрамлено чёрной, местами седой бородой, заплетённой в косу. А в глазах у исполина зияла сама Тьма, вечная и непобедимая.

Воину показалось, что на него через эти глаза смотрит вовсе не демон, а сама бесконечная тёмная сущность, породившая самых кошмарных тварей, которых Тит мог представить. Легионер был полон благоговения и страха перед тем, что на него смотрело.

– Ну, что, воин великой империи! Готов стать воином армии Тьмы, как и обещал нашей прародительнице? – прогремел вопрос из уст демона.

– Да! – подавив страх, чётко и громко произнёс Тит, как и учили его в легионе.

– Тогда убей их! – произнёс демон, и, отступив в сторону, явил Титу дряхлого старика, держащего за руку ребёнка.

Люди были безоружны и немощны. Убить их для Тита было невероятно легко и без оружия, но в его руке, неизвестно как, появился совершенно чёрный клинок, от которого веяло реками крови, которые сотник успел пролить за свою довольно короткую жизнь. Легионер мог голыми руками сначала лишить жизни старика, а затем ребёнка, но ему зачем-то облегчали задачу, вручив смертоносное оружие.

Тит подошёл к людям, посмотрел на них, но так и не смог занести оружие. Он отпустил эфес клинка, и оружие исчезло. Затем повернулся к демону и твёрдым голосом заявил:

– Я воин, а не убийца! Этих беспомощных людей убивать не стану!

– Ну-ну, – усмехнулся демон. – А вот они станут…

После слов демона Тит сразу почуял опасность, исходящую от людей, и, обернувшись, увидел, как старик с ребёнком обернулись в отвратительных тварей, чем-то похожих на змей. Они раскрыли зубастые пасти и с оглушительным шипением набросились на воина, вонзив в него острые зубы. Легионера пронзила острая боль, и он очнулся ото сна.

Над лагерем занимался рассвет. Первые лучи жёлтой звезды принялись согревать твердь мира после прохладной ночи, и в душе сотника почему-то затеплилась надежда. то ли оттого, что он всё ещё в уютном мире, то ли оттого, что уже находится одной ногой в безжалостной Тьме, но в сотнике появилась уверенность, что за ним наблюдают, и, не смотря ни на какие муки сегодняшнего дня, через которые ему придётся пройти, он выживет.

Послышался лязг оружия. Постепенно голоса воинов империи заполнили весь лагерь. Издали донеслось ржание лошадей. Легион просыпался, принимаясь за повседневные дела.

Тит потянулся, отметив, что кистей рук уже не чувствует. Его так и не развязали, видимо, предположив, что покойнику руки всё равно ни к чему. Во рту пересохло, хотелось пить. Но никого поблизости не было, и сотнику ничего не оставалось, как терпеть жажду, и ждать, когда за ним придут. Вскоре к клетке Тита подошли охранники и, открыв её, вывели осуждённого легионера.

– Дайте воды, – тихо произнёс сотник, и один из охранников протянул ему флягу с водой.

Сотник кое-как сумел взять посиневшими руками флягу и жадно принялся пить.

– Перед смертью не напьёшься, – скорее сочувствующим, чем насмехающимся голосом произнёс охранник, и, дождавшись, когда Тит напился, лёгким кивком головы приказал сотнику идти за ним.

Легионер послушно пошёл к месту казни, но, в отличие от вчерашнего дня, когда его вели в клетку от трибуна, сейчас смотрел вперёд, а не в твердь, являя, что его дух не сломлен и ещё поборется за жизнь.

Прозвучала труба, вещающая построение, и легион засуетился, быстро выстраиваясь перед главной палаткой.

Сотника тем временем подвели к двум вкопанным ночью в твердь столбам, и один из охранников, наконец, развязал Титу руки. Их сразу же пронзило сильное покалывание, будто тысячи игл поочерёдно принялись за собственную пытку без согласования на то с трибуном. Тит еле заметно улыбнулся, подумав об этом обстоятельстве, и попытался размять отёкшие кисти. Охранники не торопились привязывать сотника к столбам, видимо, осознав оплошность, что не развязали Титу руки перед тем, как запереть в клетке.

Покалывание постепенно исчезло, и сотник, глубоко вздохнув, подошёл к столбам. Он сам поднял руки, приглашая охранников его привязать.

– Готов потерять шкуру? – услышал Тит за спиной тихий, чтобы никто не услышал, голос Клавдия, когда охранники отошли в сторону.

– Ты решил проверить, крепко ли меня привязали, благороднейший Клавдий? – с нескрываемым сарказмом вместо ответа спросил сотник.

Но и Тит ответа не услышал, так как прозвучала команда, и воины построенного легиона вытянулись, как струны, готовые приветствовать трибуна.

Сотник попытался увидеть бывших подчинённых, но их в строю не было. «Наверное, всё ещё сидят в клетках, ожидая своей участи», – подумал Тит и приготовился к казни.

Легион громко сотряс воздух дружным приветствием появление трибуна. Облачённый в доспехи командир имперского войска пристальным взглядом окинул строй воинов, а затем, мельком посмотрев на привязанного к столбам Тита, жестом приказал начинать казнь. Один из помощников трибуна вышел в центр претория, практически встав рядом с Титом, и громким голосом объявил, кого и за что сейчас будут казнить.

Сотник, как и весь легион, внимательно выслушал приговор, и, убедившись в обещанной трибуном возможности спасти жизни бывших подчинённых, посмотрел в небо, словно пытался увидеть там свою смерть и договориться с ней об отсрочке. Только смерть не соизволила явиться жертве, и Тит, устремив взгляд вперёд, сосредоточился на восприятии тела, чтобы в нужный момент отключиться от боли и постараться выдержать все двадцать пять ударов.

Палач неспешно подошёл к сотнику и ловко заткнул ему рот кляпом. Но, увидев отрицательный жест трибуна, который тот подал рукой, кляп вынул, предоставив тем самым Титу возможность кричать.

Именно крик помогал выдержать жуткую боль, и, зная это, осуждённым специально затыкали рты. Снова командир легиона делал сотнику милость, только в этот раз милость действительно оказалась таковой.

Палач вынул из-за пояса плеть, состоящую из трёх плетёных кожаных хвостов с железными крючками на концах, и, заняв позицию сзади и чуть сбоку от Тита, нанёс первый удар по голой спине сотника.

Резкое жжение обрушилось на спину легионера, а затем острая режущая боль от вспарывающих кожу крючков вонзилась через спину прямо в мозг. Тело сотряслось, застонало, как разрывающаяся от натуги жила, и из Тита вырвалось непроизвольное рычание. Он сразу понял, что палач подкуплен Клавдием, и выжить ему всё-таки не удастся. Исполнитель казни с первого удара обозначил намерение убить осуждённого легионера.

«При всём старании, я протяну максимум десять плетей», – подумал Тит, и его пронзила ещё большая боль от второго удара. Спина стала разрываться от безжалостных металлических крючков, выплёскивая драгоценные ярко-алые капли жизни из тела сотника на твердь. Разум мгновенно сковало, будто палач бил не по спине, а по голове, раскалывая её медленно и настолько болезненно, что появилось желание поскорее умереть. Тит ещё стоял на ногах, но уже после третьего удара ноги подкосились, перенося вес тела на измученные за ночь верёвками руки. Он захлебнулся от боли в собственном крике, и вместо рычания издал сиплый стон, означающий близкую смерть. Только сейчас костлявая старуха соизволила явиться жертве. Титу показалось, что она усмехнулась, обнажив гнилые зубы, и поманила к себе костлявым пальцем. Но от сокрушительной боли старуха неожиданно стала желанней любой красавицы, и Тит мысленно потянулся к ней. Видение было настолько реальным, что легионер словно почувствовал смердящее спасительное дыхание старухи. Но четвёртый удар разрушил появившийся образ смерти, и сотник утонул в океане боли, захлестнувшем его сущность пенящейся волной невероятных мучений. Из него вырвался глухой хриплый звук, и ноги совсем перестали слушаться. Воин империи повис на руках, более не в силах опираться на твердь мира. Железные крючки достали до костей, и, оцарапав их, создали впечатление, что человеческое тело принялось выворачиваться наизнанку.