Сергей Шуба - Грезы Хорб-ин-Тнес

– Вы сами выбрали свой путь. Сами оступились и пали, были вынуждены бежать, теряя людей, ежедневно ждали засады, а теперь говорите о награде.

Кахшани сделал вас разменной монетой в своих интригах, и воины сипахсалара разметали вашу сотню, а сипахсалар верно служит шахиншаху. И я служу шахиншаху.

Пиуррины слушали его, согласно кивая, изредка оглаживая короткие бороды. Кее’зал же подался вперёд.

– Нет нужды говорить тем, кто в этом участвовал, что́ это было. Ты прибыл из столицы, прямо из дворца Светлейшего, мы знаем это. К чему глупые вопросы и долгие разговоры? Просто скажи о предстоящем.

– А я вижу, вы не рады оказанной вам чести. Что ж… Вы недоверчивы и не утратили способности мыслить, это хорошо. В ваших глазах нет страха, я вижу. Это тоже хорошо. Я скажу вам главное, и вы поймёте.

Нам надо пробиться в оазис и узнать, прибыл ли караван из Джамархии. Нужны точные сведения. Забудьте о Львах, они подчиняются мне. Не думайте о керкетах, если надо, мы вступим в сражение, но с ними можно говорить, я знаю их обычаи. Если мы сможем вывести караван из песков, или хотя бы узнать, что с ним случилось, можно считать наши жизни спасёнными, а все проступки забытыми. Это ясно?

Печать передавали в древней роще близ храма Уз-Тарнака.

Ортей пошёл сам, прихватив Альтестейна и двух кайратов с невыразительными лицами и скупыми движениями. Они были немыми. За оградой осталась свита Ортея из пятнадцати вооружённых до зубов самых лучших его людей.

Горные кедры плохо росли на рыжей почве равнин, а вот священные кипарисы прижились, и стволы некоторых были в два обхвата толщиной. Процессия шла по дорожке, посыпанной гравием, и Альтестейн слышал пение птиц и журчание воды. Брат Тохта вывел их к малому пруду, у одного конца которого была выстроена просторная каменная беседка для молитв и созерцания.

В беседке стояли трое, завёрнутые в плащи, с капюшонами, наброшенными на лицо. Поклонившись Ортею и незнакомцам, служитель торопливо поспешил скрыться из виду.

Ортей первым ступил под своды беседки.

– Господа, какой счастливый день, – учтиво проговорил он. – Мы наконец-то встретились и можем удовлетворить желания друг друга.

– Вы принесли печать? – свистяще спросила крайняя правая фигура.

– А вы – мои камни? – вопросом на вопрос ответил Ортей.

Незнакомец достал мешочек и положил его на каменные перила, дёрнув завязки. Ткань сползла, и мягкий блеск драгоценностей создал напряжённую тишину.

Ортей огладил свою щегольскую бородку:

– Прекрасно, просто великолепно, у меня нет слов, чтобы выразить своё восхищение. Очень приятно иметь с вами дело .

– Печать.

– Да-да, конечно, господа. Не будем заставлять друг друга ждать.

Он вынул из пристёгнутого к поясу кошеля печать и взвесил её на ладони.

– Вот то, что вы ищете.

– Да, – сказал тот, что стоял посередине. – А теперь положи её и ступай вон, пёс. Возможно, ты нам ещё понадобишься. Гирдман же пойдёт с нами.

Альтестейн рывком обнажил меч:

– Ортей?!

– Да кто вы такие?! – одновременно с «варваром» воскликнул бандит.

Фигуры сбросили капюшоны и все увидели печать Татлы у них на лбу.

– Слуги Мефестуфиса! – отшатнувшись, пробормотал аллемар.

Альтестейн, не размышляя, перемахнул через ограду и бросился к деревьям.

Двое молча последовали за ним, последний же забрал и камни и печать, и посмотрел Ортею прямо в глаза:

– Забудь всё и продли свои трухлявые дни, червь.

Аллемар, сглотнув, кивнул. Он долго сидел на тёплой скамье, сделанной из одного куска дзухарской сосны, страшась выйти за пределы храма.

Десять человек внимательно смотрели на него. Фитиль трещал и нещадно чадил в маленькой лампадке.

– Мне кажется, мы равны в беде, – блестя глазами, проницательно сказал чернокожий. – Станем же равно помогать друг другу, и да помогут нам боги выбраться живыми из этой передряги. Я Мошонг, Молеона ты видел, тот, кто говорил с тобой о награде – Туджиби, человек с большим ртом, Морат – он остался без своих людей, но всё равно с нами, Хирт командует лучниками, и ещё один белый – Эдрон из Ниппилара. Раньше нами командовал Кее’зал…

– Он будет командовать вами и впредь – берегите его, – засмеялся Альтестейн. – Мои люди сидят здесь. Кое-кто знает их как язычников и дикарей, – могучий франн согласно покивал головой и переглянулся с Моратом, – но я знаю другое. Перед лицом Востока мы все чужаки, а значит, спрос с нас один. Забудьте распри и войны о вере. Не задевайте их понапрасну.

«Варвар» помолчал, а потом решительно погасил огонёк пальцами.

– Когда мы выйдем отсюда, наши глаза привыкнут к темноте. Смотрите в оба, ибо с завтрашнего дня мы пойдём странными тропами.

Он сидел на большом камне, наполовину вросшем в землю, и смотрел вдаль.

Камень был установлен на вершине кургана как памятный знак, но что-то помешало строителям закончить работу, обтесав его до конца, а ветер, дожди и течение времени сгладили надписи, даже если они и были. Зелёная трава, покрывавшая курган и поля вокруг него, была серо-зелёного оттенка, на небе стального цвета клубились грязно-белые тучи. «Варвар» повернул голову и увидел старого пастуха, рядом с которым сидел огромный пёс песочной масти с белой грудью. Старик пристально смотрел на Альтестейна и говорил картинами.

Жил бедный пастух, и мечтал только об одном – пасти не хозяйских овец, а своих, ибо была девушка с тонким станом, серебристым смехом, и огромными голубыми глазами, которая ходила поутру за водой, и алый шар солнца заливал светом её русые косы. Не было в этом суровом пустынном краю, где властвуют туманы, никого красивее её. Единственной мечтой пастуха было сложить к её ногам много мягких овечьих шкур, дать ей столько козьего пуха, чтобы хватило на большую пушистую шаль, делить с ней радость и горе.

Но непогода, суровые зимы и хищные звери всё больше отягощали его долг перед хозяином и никакие молитвы не помогали. И вот однажды, на рассвете, у кромки невысоких гор, перегоняя стадо с одного пастбища на другое, увидел пастух свою деву, которая шла прямо к нему из утреннего тумана. На вытянутых руках она несла щенка необычной масти, золотого, точно солнце. Отдала его в руки пастуху и улыбнулась молча, а потом ушла, точно её и не было, и остался он один на два дневных перехода в любую сторону.

Щенок вырос быстро и стал незаменимым помощником. Он в одиночку управлялся со стадом и, казалось, понимает человеческую речь, вот насколько он был умён. Не раз он выручал молодого пастуха: предупреждал о лавинах, стремительном половодье, убил злого медведя, уже попробовавшего вкус человечины. Год от года пастух выпутывался из сетей долга и строил дом для двоих. Когда же вышло седьмое лето жизни пса, он привёл хозяину его девушку, к самому порогу, аккуратно держа пастью за руку. Она молча улыбнулась пастуху, и растаяла, как дым. Поселение изгнало его, и теперь они ходят по этому сумрачному краю и пасут скот за плату.