Ян Альгин - Любой ценой

– Я вполне доволен, – заверил Везарий.

– Отец сильно сдал за последние годы, стал желчен, неприветлив и сварлив – вы уж не принимайте близко к сердцу, – объяснила она своё любопытство, понизив голос.

– Нет-нет, я ничего такого не заметил. Он мудрый и верный человек, – уверил её Везарий, тоже полушёпотом. Ферье меланхолично ел суп.

Мелисса улыбнулась одними уголками губ:

– Верный? Мой отец, откровенно говоря, совершенно не питает к вашему дому тёплых чувств, – она отпила вина из сверкающего гранями бокала цвета морского неба, в то время как стоявший перед ней кубок-корабль сиротливо ждал своего часа. – Но его не следует бояться, он всего лишь старик. Бояться нужно молодых и алчных.

Должно быть излишняя откровенность – это у них семейное.

– Вы кого-то конкретного имеете в виду? – он поспешно схватился за свой громоздкий кубок, скрывая растерянность.

– Нет-нет! – она улыбнулась. – Сразу видно, как вы отсюда далеки. Кто же говорит о политике конкретно? В ней можно разбираться только самому, а вам это необходимо. Так что навострите уши и слушайте всех внимательно, а главное никому не верьте.

Ценный совет, миледи. И что бы я без тебя делал.

– Возможно, принцу не стоит влезать в такое грязное дело, как политика, – улыбнулся Везарий, – лучше посвящать себя игре на арфе, любви и конным прогулкам. Но только обязательно на белых конях.

– Возможно, – хихикнула Мелисса, – но подобные принцы пока что живут только в сказках. Мечтатели, романтики и музыканты – те люди, которым не место в политике. У их духов нет голов, так что рано или поздно их лишается и тело.

– Моя голова долгие годы набивалась самыми разнообразными – бесполезными по большей части, знаниями. Признаться, за это время я успел к ней привыкнуть и теперь могу не найти сил, чтобы расстаться.

– Тогда примените мой совет. Но довольно о таких низких материях. Лучше скажите мне – вы одиноки?

Везарий чуть не поперхнулся вином. Этот разговор положительно напоминал езду по ухабам.

– С собой я никого не привёз, – туманно ответил он. – Зато вы…

– Да-да, – Мелисса улыбнулась, – мои перспективы на ближайшие годы просто восхищают, не правда ли? Не могу дождаться момента, когда буду иметь счастье увидеть своего жениха. Ему, кажется, одиннадцать. Или двенадцать, мне говорили, но я уже забыла. Самое меньшее на восемь лет младше меня, повезло так повезло.

Так же, как Фэй в своё время.

– Его хвалят, – продолжила девушка, – если верить Ренье, он усердно упражняется и уже с изрядным мастерством владеет копьём и мечом, а значит из него получится… доооблестный рыцарь, – закончила она фразу иронично. – Кроме того, по словам этого дуболома Ренье, у него острый ум и из него должен выйти мудрый и справедливый лорд. Вот только, боюсь, я к тому времени уже буду беззубой старухой. Это ещё если не считать, что даже мартышка способна поразить сэра Ренье своим необыкновенным умом – собственного-то у него отродясь не бывало.

– Ваша светлость! – громко прервал её хозяин. – Если позволите, менестрель попытается усладить ваш слух. Мой собственный стал слаб, так что не могу сказать, насколько он хорош – быть может, и вовсе надо гнать взашей, а от них, – он неопределённо махнул рукой куда-то в сторону гостей, – толкового ответа не дождёшься, так что прошу вас дать оценку.

Везарий заверил, что оценит со всем тщанием, и на балкончике над их головами появился менестрель, оказавшийся седеющим человеком с грустными глазами, облачённым в зелёный костюм. В руке он держал лютню с удлинённым грифом. Полился знакомый мотив «Песни о весёлом монахе», однако слова оказались другими: вместо написанного сразу после монашеских восстаний насмешливого прославления монаха, с божьим словом на устах и кружкой доброго эля в руке обводящего вокруг пальца разбойников, менестрель пел о беззаботном школяре, попавшемся в пленительные сети чар прекрасной девы и бросившем учение. Бедный школяр терпел всяческие лишения и никак не мог получить взамен хоть малейшую благосклонность кокетки. Везарий нашёл, что в оригинале песня была значительно лучше – менее нравоучительна и уж точно гораздо смешнее. Впрочем, гости как будто изрядно развеселились – вероятнее всего, в этом были повинны главным образом эль и вино.

Менестрель раскланялся, гости пошумели с умеренной силой, кто-то, должно быть, не слишком довольный выступлением, запустил в него чем-то, подозрительно похожим на останки краба. И кто бы это мог быть!

– Похоже на поэзию вагантов, – поделился Везарий впечатлением.

– Думаете? – удивился хозяин.

– Школяры, девы – я такого немало наслушался в последние годы.

– Что ж, может статься, наш певун даже где-то учился, – хмыкнул Ферье.

– Вряд ли успешно, – не замедлила ядовито добавить Мелисса.

Следом он завёл песню про подвиги молодого лорда Ферье и стало понятно, что же так подкупило старика: лорд Бернард мечтательно зажмурился, будто старый облезлый кот, греющийся на солнце.

– О да, золотые были времена, тогда я ещё не был лордом – бывало и такое, и служил простым наёмником.

Ферье замолчал, вслушиваясь в песню.

– Ох уж эти менестрели, они всегда стремятся приукрасить действительность. Впрочем, – повременив, заметил он тихо, – этим и нравятся.

– Ещё бы, – хихикнула Мелисса. – Песни и не должны отражать реальность, они должны её создавать.

– Моя дочь умна, правда? – спросил его Ферье и сразу же ответил сам: – Уж точно умнее сыновей. Да, я не раз ходил в проигранные ещё до начала бои, и знаю, как это бывает, когда люди не верят в своих вождей. Вера – вот то, на чём стоит мир. Вера в Создателя лишь одно из её проявлений, и только. Я был множество раз ранен или взят в плен, – продолжал Ферье. – И теперь благодарю небеса за то, что вообще могу ходить и дышать. Но чаще мне везло оказаться на стороне победителей, чем я заработал достаточно золота и авторитета, чтобы основать собственный отряд, – менестрель как раз пел про это. – Более полутысячи воинов: два десятка рыцарей, полторы сотни конных, две лучников и три копейщиков – столько нас было в лучшие времена.

– Не обращайте внимания, – шепнула Мелисса, – он всегда это гостям рассказывает.

– Большой отряд, и востребованный, – старик о чём-то задумался на несколько мгновений, – когда умер брат, и отец послал за мной, меня совсем не воодушевила перспектива. Отказаться от моей жизни, и ради чего? Ради чужой доли, к которой меня не готовили? Однако я вернулся, пусть и не сразу. Было тяжело бросать свой отряд, я как-то странно к нему привязался. И знаете, что я понял со временем, быть может, слишком поздно? Все эти люди, которые здесь живут, все они – мой отряд. – А вот и проповедь. Старый пройдоха будет корчить из себя святошу, а мне придётся глупо кивать и соглашаться. – И мне не хочется посылать своих людей в бессмысленную бойню, ваша светлость. Почему-то подобное времяпрепровождение совершенно перестало меня прельщать. Понимаю – долг, присяга, честь… сам я, не будь так стар и немощен, охотно пошёл бы, и позвал своих рыцарей – это наш общий долг. Но причём здесь простые люди? Они платят нам за защиту, а не за то, чтобы мы играли их жизнями. Мы ведь те же наёмники, которые возомнили о себе лишнего.