Ольга Озаровская - Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской
- Название:Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ОГИ
- Год:2009
- Город:Москва
- ISBN:978-5-94282-509-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ольга Озаровская - Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской краткое содержание
Перед вами переиздание двух ставших классическими собраний фольклорных текстов: былин (старин) и сказок, записанных О. Э. Озаровской на русском Севере (в основном на Печоре, Пинеге и Мезени) в 1915 и 1928 годах.
Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Обе женщины зорко смотрели друг на друга. Голодная нищенка подумала, не подаст ли «Московка» больше чем кусок хлеба, а Московка подумала, не лежит ли у нищенки под корками хлеба скатный жемчуг. И оказалось полно лукошко.
Есть примета на Севере: если съешь у нищего от трех кусков, будет тебе счастье.
М. Д. Кривополенова.
Старая нищенка, Марья Дмитриевна Кривополенова так сердечно угощала меня теплыми, только что поданными в городе шанежками (шаньга — лепешка), что я незаметно для себя съела заветные три куска.
И вышло счастье. Для нас обеих.
Нельзя было не полюбить бабушки с первой встречи. А когда рассыпала она перед нами свой старинный словесный жемчуг, ясно увидели мы, что перед нами настоящая артистка.
— Бабушка, поедем в Москву?
— Поедем!
Храбрая, как артист. Односельчане руками всплескивали:
— Куда ты, бабка? Ведь помрешь!
— А невелико у бабушки и костьё, найдется-ле где место его закопать!
И поехала бабушка со мной в Москву. А в Москве не одной мне, а многим тысячам показала, какая она артистка.
Маленькая, сухенькая, — а дыханье, как у заправского певца!
Три зуба во рту, — а произношенье четкое на диво!
72 года, а огня, жизни — на зависть молодым!
И не поразили ее чудеса большого города. Трамваи, автомобили, магазины с невиданными товарами — все это скользнуло, не задев души лесной бабушки. Но ее артистическая душа жадно впитала в себя тот дух старины, которым веет от Москвы для всякого художника. Бабушка здесь в Москве получила оправдание своим песням, и по той огромной радости, с которой она говорила об этом, можно заключить, как дороги были ей ее песни.
Подумайте: всю жизнь пела о Каменной Москве, об Иване Грозном, о Марье Демрюковне и все здесь нашлось:
— Уж правда, каменн а Москва: дома каменны, земля камен-на… Ивана Грозного своими глазами видела (т. е. портрет), знаю уж, что не врака, а быль-же, бывало!
Ехать в Замоскворечье — значить ехать к Скарлютке (к дому Малюты Скуратова); Каменный мост — стал «калиновым» мостом…
Но и сама Москва ответила любовью на бабушкину радость. Все, кто бывал на ее выступлениях, помнят то умиленное восхищение, с каким толпа смотрела на бабушку.
В Петрограде, где бабушка провела две недели, был такой же прием. В газетах о ней писались восторженные, огромные статьи.
Обе столицы обеспечили бабушке старость, и бабушка уехала на родину, после трехмесячного пребывания здесь, осыпанная подарками, богатая и напоенная славой и радостью.
То, что бабушка называет одним словом «ст а рины», мы разделяем на три вида эпических песен: былины, исторические песни и скоморошьи.
Из былин она больше всего любит самую длинную про «Илью Муровича и Калина царя».
Так как многие слышали бабушку, восхищались ею и даже успели полюбить ее, то им, думается, приятно будет прочитать или спеть былину так, чтобы исполнение напомнило бабушку возможно живее; поэтому текст напечатан с сохранением бабушкиного произношения.
Местоимения и прилагательные в родительном падеже она произносит так, как мы пишем: молодого, его, а не молодова, ево, как произносим мы; когда слог начинается звуком и , она его произносит, как йи : у йих, Йилья. Но это в тексте не обозначено.
В неударных слогах у всех северян о звучит, как о, но у бабушки произношение в этом случае ближе к московскому: она часто неударное о произносит как а. в этих случаях и напечатано а. Звук ч у нее звучит очень мягко, похоже на ц , большей частью ближе к ч, а иногда ближе к ц, в духовных стихах, которые она выучила от матери, чаще звучит явное ц вместо ч , в старинах — реже. Возможно, что у деда было московское или близкое к нему произношение, потому что произношение Марьи Дмитриевны Кривополеновой заметно уклоняется от произношения ее земляков в сторону московского. Такие случаи в Архангельской губернии не редки.
У нее, как и у всех северян, и в песнях, и в речи встречается одна любопытная особенность, сохранившаяся от очень древнего времени, — приставки в конце имен существительных (или заменяющих последние имен прилагательных, местоимений, числительных, причастий). Приставки эти как бы ближе определяют предмет, привлекая к нему большее внимание. Сообразно роду и числу существительного, они изменяются: для мужского рода от, для женского — та, для среднего то, для множественного числа — те: царь-от, матушка-та, лапоньки-те беленьки. Изобилие подобных приставок особенно заметно в «Кастрюке».
Исполнители былин называются сказителями, и это верное название: нельзя бедный по музыке мотив называть песней, и в то же самое время в исполнении былин чрезвычайно важно уменье выразительно «сказывать».
Бабушка Кривополенова и пленила всех своим драматическим талантом: своей мимикой, своим искусством менять тембр голоса в зависимости от развития действия содержания.
Часто пение она прерывает своими собственными замечаниями или пояснениями, потому что вся она во власти своих образов, и от полноты переживания ей мало былинного текста. Эти ее собственные замечания напечатаны курсивом в скобках.
Бабушка выступила со своими старинами в Москве, Твери и Петрограде: 8 раз публично, в научных и литературных кружках 4 раза; в 5 высших учебных заведениях, в 40 средних и б низших.
Как не растерялась старая нищенка перед лицом тысячной толпы?
Это тайна артистической власти. Пусть она неграмотная нищенка, а в первых рядах сидят знатные, богатые, ученые, — но бабушка властвует над ними, потому что в эту минуту чувствует себя и богаче и ученее всех слушателей. Она поет «Небылицу», эту пустую, забавную чепуху и так властно приказывает всем подтягивать, что тысячная толпа, забыв свой возраст и положение, в это мгновение полна одним желаньем: угодить лесной старушенке. Обаяние ея личности, твердой, светлой, и радостной, выкованной дивным севером, отражается в ея исполнении, и так понятен возглас толпы, одинаковый во всех городах: «Спасибо, бабушка!» Так понятно желание тысячи человек пожать старую, сморщенную руку, всю жизнь горестно протягивавшуюся за подаянием, пожать с чувством любви и уважения к бабушке, как к образу нашего народа.
Соловей Будемерович и Запава Путевисьня
Из-под ветерья [47] Вероятнее: деревья.
как кудрявого,
Из того орешва зеленого
Тут бежит, выбегает тридцать н а садов
А и три, и два, и един карапь;
Тут и нос-корма по змеинному.
У прибегишша как ладейного,
У того присталишша карабельнего
Опускали парусы полотненны,
Ишша те жа якори булатные;
Оне ходенки мечют коньци н а берег.
А пришол кок тут младый С о ловей,
Ишша младый Соловей Буд е мерович.
А пришол как он з-за-Син я мор я
Он Владимеру князю подарки берë:
Он ведь сорок сороков и черных соболей.
Он кнегины Опраксеи подарки берë:
Педесят аршин хрущатой камки;
Ишша в золоти кам о цька не помнитсе, [48] Не помнётся.
И не помнитсе, и не согнитьсе.
А пошел как тут младый Соловей,
Он пашол ка городу ко Непрськ о му.
Он ведь будя в городи во Непрськом;
Он в гридню идё не с упадками, —
Отпираë он двери н а пету.
Он идё в гридн ю , — да Богу молитсе,
Он Владимеру князю поклоняитьсе;
Он Владимеру князю подарки дарит:
Он ведь сорок сороков и черных соболей;
Он кнегины Опраксеи подарки дарит,
Педесят аршин хрущатой камки,
А и в золоти комоцька не помнетсе,
И не помнитьсе, и не согнитьсе.
Ишша князь комоцьку розвертывал,
Ишша князь узоры высматривал:
А хитры-мудры узоры заморские.
Говорил как тут Володимёр князь:
«Уж ты ой еси младый Соловей!
А и што тибе тако надобно?
Ишша надобно ле дворы мои,
А дворы мои все стоялые,
А стоялы дворы мои, боярьские?»
Говорил как тут младый Соловей,
Ишша младый Соловей Будимирович,
Гаварил как он таково слово:
«А и не надобно мне дворы твои,
А и дворы твои все стоялые,
А-й стоялы дворы твои, боярьские;
Уж ты дай мине загон земли
Ишша супратив Запавьина вишенья».
(Што ли у ей што есть: сад какой!)
Ишша тот жа как Владимёр князь
Отдает как Соловью загон земли,
Што ва той ва улици Жироевлиньской,
Ишша супротив Запавьина вишенья.
Как у Соловья были плотницьки,
Они шшолканы и прошшолканы:
(Таки были бойкие).
Они к утру, к свету построились,
Они пастроили тут как три терема,
А три терема златоверховаты.
Ишша та Запава Путевисьня
А ставала по утру ранешенько,
Умывал асе водой ключ е вою,
Утиралась полотеньцем тоненьким.
А-й взглянула Запава в свое вишеньё,
(Што нибудь сажено было, кто знает!)
Ишша тут Запава здивоваласе:
«Ишша што така за диковинка?
Ишша кто внов о построилса?
И построил тут как три терема.
А три терема златоверьховаты?
Я пайду ко князю-ту спрашивать».
Ишша та Запава Путевисьня
А-й пошла ко князю ведь спрашивать:
Айв гридню идё не с упадками. —
Отпираёт двери тут на пету;
Айв гридню идё, — да Богу молитьце,
А Владимеру князю поклоняитсе:
«Ты Владимёр, князь стольнекиевской!
Ишша што така за диковина?
Ишша хто такой вново настроилса»?
Гаварил как тут Владимёр князь:
«Уж ты ой еси, Запава Путевисьня!
А построился младый Соловей Будимерович;
А пришол как он з-за синя моря,
Ишша он тут вново настроилса».
Ишша та Запава Путевисьня
Говорит она таково слово:
«Уж ты ой еси, ты Владимёр князь!
Я пайду к нему насватыватьсе;
Не возьмет ле он в-за собя взамуж»?
Как та Запава Путевисьня
А пошла ко Соловью навязыватьсе.
По первой тер е м прип а ла, послушала:
Тут шолчят-молчят, ничего не говорят;
Ишша тут Запава догадаласе:
«Ишша тут у Соловья казна стоит».
По второй терем припала, послушала:
Тут шолчят-молчят, ничего не говорят;
Ишша тут Запава догадаласе:
«Тут живет Соловьева тут матушка,
Ишша молитця за Соловья здоровьице».
По третей терем припала, послушала:
Тут песни поют и гудки гуд нут;
Ишша тут Запава догадаласе:
«А-й седит как тут младый Соловей
А и младый Соловей Будимерович.
А сидит на стуле ременьчатом,
А играт во гусли во звоньчяты».
А в гридн ю идет не с упадками,—
Отпираёт двери тут н а пету;
А в гридню идет, — Богу не молитьсе».
Гаварил как тут младый Соловей:
«Уж ты ой еси, Запава Путевисьня!
Ишша што тя, Запава, нынь кретня взяла,
А кретня взяла неизумелая»?
(Безумничала, вииіъ ты, говорит…)
Гаварит Запава Путевисьня:
«А меня Запаву не кретня взяла,
Не кретня взяла неизумелая, —
Я пришла к тебе ведь насватыватьсе;
Не возьмешь ле ты за собя взамуж»?
Гаварит как тут младый Соловей:
«Уж ты дай ты строку на малой чяс
Мне сходить к государыни ка матушки,
Попросить у ей благословеньиця».
Он пошел ведь тут младый Соловей,
А пошел ведь он к своей матинки,
Он ведь падат матушки в резв ы ног и :
«Уж ты гой, государыня матушка!
Бласлови ты миня нынь жонитисе
А на той Запавы Путевисьны:
Ишша нынь Запава сама пришла».
Гаварит ведь тут Соловьёва матушка:
«Тибя Бог бласловит чядо милоë,
А тобе на Запаве жонитисе».
А пошел как тут млады Соловей,
А пошел к Запавы Путевисьни.
Они сватались, тут сосватались,
По рукам они тут ударились,
Слово на слово ведь положили;
Они клали заповедь крепкую,
Они клали заповедь на три года ведь,
А сходить ведь Соловью за синё море.
Наставляли п а русы пол о тняны,
Направляли якори булатные;
Отправлялса тут младый Соловей,
Отправлялса он за синё море.
Ему дал Бог п о ветерь попутную.
Как ва ту пару, во то вр е мечько
Из-вод ветерья как кудрявого,
Из того орешва зеленого
А бежит прибегищо лодейноë,
А лодейноë карабельнёё:
А се три, се два, се един карапь.
У прибегища как лодейного,
У того присталища карабельнего
Опускали п а русы полотнены
Опускали якори булатные,
Они ходенки мечют коньци на берег.
А пришол как тут ишша шшап молодой,
Ишша шшап маладой и Давыд Попов.
Он Владимеру князю подарки берë:
Он ведь сорок сороков и черн ы х соболей;
Он кнегины Опраксеи подарки берë:
Педдесят аршын хрущатой камк и
Ишша в золоти камоцька не помнетьсе,
И не помнетьсе, и не согнитьсе.
А-й пошёл как тут ишша шшап молодой,
Ишша шшап малодой и Давыд Попов;
И пошел ко городу ко Н е прському,
А и будя во городи во Непрськом;
Он в гридню идё не с упадками, —
Отпираёт он двери на пету.
Он в гридню идет, — Богу молитьсе,
Он Владимеру князю поклоняитьсе;
Он Владимеру князю подарки дарит,
Он ведь сорок сороков и черн ы х соболей;
Он кнегины Опраксеи подарки дарит,
Педдесят аршын хрущатой камки.
Ишша кнезь камоцьку развертывал;
Ишша князь узоры высматривал:
А хитры-мудры узоры заморские,
Ишша в золоти камоцька не помнетсе,
И не помнетсе и не согнетсе.
Гаварил как тут Владимёр князь:
«Уж ты ой еси, ишша шшап молодой,
Ишша шшап молодой и Давыд Попов!
А и што тибе да так о надобно?
Ишша надобно ле дворы мои
А-й дворы мои ле боярьсюе?»
Гаварил как тут ишша шшап маладой:
«Ишша надо мне и дворы твои,
А и дворы твои все стоялые,
А-й стоялы дворы твои все боярьские».
Гаварил ведь тут ишша шшап моладой:
«Я пайду топер к Соловьевой матушки,
Я скажу ведь ей как про Соловья.
Ишша нынь ведь Соловья живаго нет:
Розметало по морю по синему,
(Ишь какой враль!)
По тому жа по полю по чистому;
Мы ведь друг друг а не сп о знали».
Как пашёл ведь тут шшап маладой,
Он пашел ведь тут к Соловьёвой матушки
(Врать пошел!)
Ишша сказывать ей про Соловья:
«Уж ты зрасвуёшь, Соловьева матушка!
Я пришол сказать тобе про Соловья.
Ишша нынь ведь Соловья живаго нет:
Розметало по морю по синему,
По тому жа по полю по чистому;
Мы ведь друг друга не спознали».
Ишша та тут Соловьева тут матушка
А-й пошла ведь к Запавы отказыватьсе:
«Уж ты гой еси, Запава Путевисьня!
Ишшо нынь, Запава, те сво я вол я ,
Те своя воля: куды хошь поди;
Ишша нынь ведь Соловья живаго нет:
Розметало по морю по синему,
По таму жа по полю по чистому».
А пришел ведь ныньче и шшап молодой,
Ишша шшап маладой и Давыд Попов;
Он ведь стал на Запавы тут свататьси.
Они сватались, тут сосватались,
По рукам они тут ударились.
А Владимёр князь у их тысяцким,
А кнегина Опраксея матушкой.
Повелась у их тут ведь свадёбка.
Из-под ветерья как кудрявого,
Из того орешва зеленого
А бежит, выбегает тридцать насадов:
А и три, и два, и един карапь.
У того присталища карабельнего
Опускали п а русы пол о тнены,
Опускали якори булатные.
Они ходенки мечют коньци на берег,
А пришол как тут младый Соловей
А и младый Соловей Будимирович.
Он пашол ко городу ко Н е прському.
Он ведь будя в городи во Непрськом:
Он идет в гридню не с упадками, —
Отпираёт двери он на пету;
Он в гридню идет, — да Богу молитьсе,
А корминици матенки поклоняитьсе:
«Уж ты зрасвуёшь, родна матушка!» —
«Уж ты зрасвуёшь, млады Соловей
А и младый Соловей Будимирович!
А пришол как нынь з-за синя моря,
А пришол как нынь ишша шшап маладой;
А сказал про Соловья: „живаго нет: —
Розметало по морю по синему,
По тому жа по полю по чистому".
Я хадила к Запавы отказыватьсе:
„Нынь тебе, Запава, своя воля
А-й своя воля: куды хошь, поди”.
А и шшап молодой и Давыд Попов
Он ведь стал на ей тут ведь свататьсе;
Они сватались, тут ведь сосватались,
По рукам они тут ударились;
А Владимёр князь у их тысяцким,
А кнегина Опраксея матушкой;
А ведетьсе у их нынь ведь свадёбка».
Гаварит как тут младый Соловей:
«Уж ты ой, государыня матушка!
Я пойду к им ведь на свадебку».
А пашел как тут младый Соловей,
А-й пашел ведь к ним на свадёбку.
Он в гридню идет не с упадками, —
Отпираë двери он на пету;
А в гридню идё, — Богу молитьсе,
А Владимеру князю поклоняитьсе,
Поклоняитьсе со кнегиною;
А ишша сам говорил таково слово:
«Уж ты ой еси, ишша шшап маладой!
Ты зачем омманывашь мою матушку,
Ты зачем берешь мою обрушьницю?»
Его за руку хватил, дак выхватил;
На долонь посадил, другой росхлопнул.
(Этакой боготыригишо! Сохрани его Бог! Его
и судить нихто не может.)
Он ведь брал Зап а ву за бел ы рук и ,
А поехали они ко Божьей церкви.
А Владимёр князь у их тысяцким,
А кнегина Опраксея матушкой.
Повелась у них тут свадёбка.
Интервал:
Закладка:
