Бронислава Кербелите - Литовские народные сказки

Элянеле помылась, попарилась и смотрит — нет одежды. Хочет выйти — дверь заперта. Ну, она там моется, уже совсем стемнело — и к ней в баню пришел черт и сказал:

— Эляна, пойдем танцевать.

Элянеле ответила:

— Как же я пойду, ведь я совсем голая. Принеси мне рубашку.

Черт тотчас и принес. Ну, она эту рубашку надела. А черт опять ее приглашает:

— Пошли, Эляна, танцевать.

Элянеле ответила:

— Принеси мне юбку.

Черт принес и юбку. Она надела юбку — и опять черт приглашает танцевать. Элянеле говорит:

— Принеси мне безрукавку.

Черт принес.

— Принеси фартук.

Далее — всю праздничную одежду: шелковую, шерстяную — все по одной [ вещи ] просила и просила. А черт все приносил и приглашал танцевать. Когда уже всю одежду принес, Элянеле сказала:

— Так я же босая — принеси мне туфельки.

Черт принес — такие блестящие, лакированные. И опять зовет танцевать. Элянеле сказала:

— Построй мне дворец здесь, на этой горке — как [ мы ] будем танцевать в бане в такой одежде.

Возле бани была красивая горка.

— Чтобы были три таких дома один на другом: один крытый серебром, другой — золотом, а третий дом, верхний, — алмазами.

Как только черт построил такой красивый дворец, петух запел «Какаруко!» Черт, убегая, сказал:

— Ты живи в этом дворце, но никому другому не давай, ибо [ он ] тут же пропадет.

Элянеле надела шелковую одежду и живет в том дворце.

Утром вышла мачеха, довольная тем, что она оставила Элянеле без одежды в закрытой бане. Смотрит, а на горке такой красивый дворец, крытый золотом, серебром и алмазами, сияет, и все. Она испугалась, подумала, что там живут какие-то господа. Ну, издали, издали ходила крутом и смотрела, не увидит ли какого человека, который там живет. Смотрит — в самом красивом верхнем доме Элянеле сидит под окном. Когда Элянеле ее увидела, вышла наружу. Мачеха ее спросила:

— Как ты получила такой красивый дом? Кто тебе его построил?

Элянеле ей рассказала, как она не нашла одежду, как увидела, что дверь заперта, и не могла выйти, как черт пришел и звал ее танцевать. Далее — как она попросила черта принести одежду. Когда он принес одежду, она попросила дворец, и он его построил.

Мачеха пошла домой и сказала своей дочери Маре, чтобы она пошла в баню и чтобы так же просила одежды у черта, когда тот придет и позовет [ ее ] танцевать. Потом чтобы попросила [ построить ] дворец. Ну, так истопили баню, и поздно вечером пошли мыться. Эта мать оставила [ там ] свою Маре, так же спрятала одежду, дверь подперла и пошла домой.

Маре парилась, парилась, ей уже надоело ждать темноты. Ну, поздно вечером со стуком входит такой рогатый и зовет танцевать:

— Маре, пойдем танцевать.

Маре говорит:

— Принеси мне всю одежду, чтобы я могла красиво нарядиться, тогда я пойду с тобой танцевать.

Черт скоро принес ей одежду, в бане насыпал битого стекла и повел танцевать. И стали танцевать! Танцевал, танцевал, и растолок эту Маре об эти стекла. Не осталось ничего.

И достаточно — столько.

К 1.1.1.4. АТ 480В*. Кристина Сланчяускайте, деревня Трумпайчяй, волость Йонишкис, уезд Шяуляй. Зап. Матас Сланчяускас, (1895). SlŠLP 72.

См. № 45. В большинстве вариантов имеются обрамления семантической пары ЭС: мачеха посылает падчерицу в баню поздно вечером, чтобы она погибла; увидев полученную падчерицей одежду, мачеха посылает свою дочь за подарками.

В публикуемом тексте мачеха прячет одежду падчерицы и своей дочери — индивидуальная деталь.

Один крестьянин жил со своей женой и держал при себе мать. Жена этого крестьянина возненавидела мать. [ Она говорила ], что ее даром кормят.

— Не можешь ли, — говорила она, — уйти куда-нибудь в мир себе хлеб добывать?

Мужу надоела постоянная ругань жены, которая его все пилила и пилила, чтобы он куда-нибудь вывез мать, чтобы только не держал [ ее ] дома. А у соседа того крестьянина был очень нечистый овин: там черти свадьбы играли. Так жена этого крестьянина вздумала, чтобы он отвез мать в этот овин и там закрыл: пускай черти ее разорвут. Муж так и поступил, закрыл ее в овине. А закрытая там, она молилась как умела. Черти не осмелились войти в овин потому, что там была баба со своими молитвами. Тогда черт подошел к окошку, позвал человеческим голосом:

— Катре, Катре, подай мне рожки с ноготками!

А та баба спросила:

— А где они?

— За печкой!

— Принеси мне красивой одежды, чтобы нарядиться, тогда я тебе подам!

Черт принес одежды, как надо, и снова просит ее:

— Подай мне рожки с ноготками!

— Принеси мне постель, какая мне нужна!

Черт принес пять подушек, перины, простыни. Черт отдал и снова просит. А она:

— Принеси пуд денег, сыпь в окно!

Черт сделал и это. В это время запел петух. Черт убежал и оставил эту бабу.

А она пришла к себе домой, к детям красиво одетая, нарядная. Она попросила у сына лошадь. Сын посадил свою мать в повозку, приехали к тому овину, нагрузили в повозку перины и подушки и пуд денег. Она сказала своему сыну:

— Раз невестка меня возненавидела, теперь на мой век хватит хлеба.

А у этой невестки была своя мать.

— Если твоя мать, плохо одетая, ничего не поевшая, оказалась такой мудрой и смогла нажить столько добра, так, муженек, — говорит, — отвези туда и мою мать, в тот же овин!

Но она свою мать красиво одела, пирогов напекла, в мешок наложила, еще макитру сметаны дала. Когда ее отвезли туда, в тот овин, она села у окошка и пироги ест, в сметану обмакивает. Тогда явился черт, сунулся к окну, закричал человеческим голосом:

— Катре, Катре, подай мне рожки с ноготками!

— На, выкуси, дурак! Подуй мне в зад! Разве я слуга тебе? А ты мне большой пан? Разве я тебя боюсь?

Черт свистнул через свой ноготь, и налетело множество чертей, как черных воронов. Так как они всегда играли свадьбы в том овине, то черти кинулись в овин к бабе. И они стали свадьбу играть. Один, танцуя, покрутил, другой по-своему покрутил. Эта баба устала и упала, как связка тряпок. Тогда черти, не обращая внимания на ее усталость, рвали и таскали, как могли, пока у нее жизнь не отняли. А когда совсем прикончили, стали руки рвать, ноги крутить и так ее всю разорвали, как бабы осенью, когда гусей ощипывают.

Крестьянин пошел искать мать своей жены, не сидит ли она с таким же добром, с каким была его мать. А когда нашел ее, разодранную чертями, его жена не поверила. Тогда она побежала сама смотреть своими глазами, блеяла, как коза. Дочь собрала все косточки своей матери, сложила в мешок и, оплакав, отнесла на кладбище под памятник.

Это случилось еще во времена поганства [29] Это случилось еще во времена поганства — вероятно, вставил М. Давайнис-Сильвестрайтис. .