Душица Миланович - Пир князя Владимира

Киев. Он получил город, который князь Олег назвал матерью городов русских.

Олег после смерти Рюрика направился из Новгорода на юг. Добравшись до Киева, он казнил Аскольда и Дира, которые откололись от власти и начали править сами. Они не были княжеской крови, и это стало хорошим предлогом. Людям он напомнил, что город без князя попадает в немилость богов, оказывается во власти злых сил и демонов. И поставил над собой маленького Игоря, наследника, от имени которого будет княжить, пока тот не подрастет.

Аскольд уже принял христианскую веру под впечатлением того, как патриарх Фотий по требованию язычников, помолившись, возложил на огонь Святое Евангелие, и оно не загорелось.

Но не из-за веры, а из-за княжества и власти над землей он был убит, и христиане похоронили его по своему обряду. Много позже, на месте его погребения, рядом, зачернел и могильный холмик княгини Ольги, нареченной в христианстве Еленой.

Человек и земля жадны друг до друга. Со времени своего появления человек за нее борется. Народ против народа, князь против князя, брат против брата, отец против сына… И пока земля человека не возьмет, он ее страстно жаждет.

В тот пасмурный день Роня, позже Горислава, почувствовала хрупкость жизни и с преданностью ухватилась за ее тонкую как паутинка путеводную нить.

Но глаза ее оставались темными.

Только когда приходил к ней князь, завоеватель, суровый ратник и блудник, который отовсюду привозил все новых и новых рабынь, хотя их у него были уже сотни, когда он, тот, кто ее унизил и ею пренебрегал, кто будил в ней бурную ярость, приходил веселым и светлым, ласковым, приподнимал ее и кружил с ней, в ее глазах вдруг сверкал след былого солнца.

И угасал, как только за ним закрывалась дверь.

Самим своим возникновением Киеву были предопределены богатство, успех и все блага.

Пять веков назад от начала княжения Владимира город этот основал Кий, кузнец, который благодаря природе своего ремесла общался с огненными силами, был посвящен в тайны земли, неба и подземного мира. Здешняя водная ширь и просторы суши, покрытые лесами и степями, положили конец его скитаниям. Он нашел все необходимое, чтобы люди, которые постоянно следовали за ним в поисках пристанища, решили построить здесь город.

Ночью в полнолуние, когда все пышно разрастается и переливается через край, он выковал плуг и по щедро раскрывающейся под ралом земле пропахал борозду, очертившую границу будущего поселения. В плуг был впряжен шестикрылый змей, огнем дыхнувший на борозду.

Этого змея Кий шесть ночей подманивал бочонком медовухи, теплыми, только что испеченными лепешками и собственной сестрой, нетронутой девушкой, окажденной ароматными травами. Лепешки и медовуху он клал в дупло старого дуба, под дубом девица расчесывала серебристые волосы и нежным пением призывала змея. На дереве поджидал его Кий с прочной рыбацкой сетью, нагой, в чем мать родила, с телом, обмазанным кровью петуха, чтобы змей не почувствовал человечьего запаха. Лишь на седьмую ночь прилетел змей. И стоило ему положить голову девице на колени, на них обоих упала сеть и крылья змея запутались в ее ячейках. Выскочили тут из засады братья Кия – Щек и Хорив – и накинули сверху еще одну сеть, гуще первой.

Всем известно, что змей приближается к женщинам только тайком, их близость делает змея слабым, сила его тает и он становится подобен человеку. Еще больше силы потерял он оттого, что девица, как и велел ей Кий, плотно прижалась к нему, и он, такой слабый, согласился в обмен на освобождение пропахать межу вокруг будущего города.

Город этот опоясан двойным огнем, небесным и земным, овеян мощным дыханием огненного змея, которого направлял Кий, кузнец-огненосец, выковавший железный плуг. По его имени и был назван город, а по имени братьев его две горы – Щековице и Хоревице. Сестра их звалась Лыбедь, и так стали именовать приток Днепра, к которому обычно сворачивали напоить коней.

Мощь железа, в котором от начала веков борются за превосходство силы добра и зла, защищает, но она же и придает воинственность, так что Киеву с самого возникновения было предречено становиться истоком победоносных походов.

Владимир еще ребенком при дворе отца слышал историю о Кие и его змее и не забыл ее. Иногда осознанно, иногда бессознательно поглаживал он отметину у себя на плече. Ему казалось, что она похожа на крыло змея.

Змей, который был впряжен в плуг Кия, веками по ночам насиловал молодых женщин, а они потом рожали змеевых детей, с отметиной, которая свидетельствовала об их происхождении и вела их по жизни огненной стезей. Владимир был уверен, что и сам происходит от этого корня. Ни у кого из его братьев на теле не было такого знака, он много раз проверял, когда они вместе играли или купались, еще в детстве.

Святослав, воин, покоривший Хазарию и Болгарское царство, с налета, так что там, где прошло русское войско, за ним не осталось ни плода в саду, ни листа на ветке, центром своих земель считал болгарский город Переяславец. Сюда лились богатства со всех концов, из Греции – золото, шелк, вино и фрукты, от чехов и венгров – серебро и кони, от русских – меха и воск, мед и рабы. Желая превратить его в свою столицу, он жил там подолгу, с удовольствием.

Владимир был доволен, что сел на престол в Киеве, на скрещении водных и сухопутных дорог, на границе северных лесов и южных степей. В городе, над которым бдели самые могущественные боги, Перун, Сварог, а и бог-громовержец викингов Тор, который, правда, постепенно отступал перед славянскими божествами.

Двадцатилетний князь прибыл в столицу верхом через главный въезд в город, Золотые ворота, на белом коне, чья грива, украшенная цветными кисточками и мелким жемчугом, развевалась и от порывов ветра, и от быстрых движений скакуна. Несмотря на ветер и резвость коня, на плече князя спокойно лежало и не падало белое перо, словно невидимая рука положила его туда и держала, как раз на том месте, где с рождения была у него отметина. Никто из его свиты не обратил на это внимания, а если бы кто и заметил, то не придал бы этому никакого значения, столько голубятен было на крышах домов по всему городу…

– Слава князю Владимиру!

– Слава, слава князю Владимиру! – откликались эхом улицы и проулки…

А в Новгороде остался править Добрыня. Говорили, что неподалеку от вытесанного из валуна памятного камня, поставленного на горе по распоряжению Владимира в знак скорби по отцу, в тени одного из стоящих рядом дубов воевода закопал сокровища. И что, боясь воров, он спрятал заветный сундучок из румяного дерева айвы, окованный серебром, даже от собственных детей. А один раз в год, в ту ночь, когда папоротник выбрасывает цветок, который еще до утренней зари цветет и отцветает, те сокровища светятся под землей призрачным светом. Не одну, а многие ночи новгородцы перекапывали гору, гадая, тень луны или тень солнца была подсказкой для владельца сокровищ. Их упорство не ослабевало, несмотря на то что Добрыня насмешливо отрицал слухи о кладе.