Пьер Маэль - Юнга на корабле корсара. В стране чудес

Виль внимательно выслушал этот рассказ. Когда Устариц закончил, мальчик, в свою очередь, задал ему несколько вопросов:

– Когда все это случилось? Мне помнится, что я увидел корабль, прежде чем упасть на дно шлюпки. Но в то время я не был вполне уверен, что не бредил наяву.

– Это все случилось третьего дня, малыш. Следовательно, вы проспали очень долго.

– Как называется корабль, который нас приютил?

– Он называется «Уверенность»! Это прекрасное название, мой мальчик.

– Хорошее название. Оно мне нравится.

– Я знаю, что оно тебе нравится! Без него чайки давно бы всех нас съели до последней крошки, не дав нам даже сказать «уф!» от удовольствия.

Понятно, что этот рассказ очень понравился мальчику. Но лишь только баск окончил свою болтовню, как Виль вспомнил предписание Клавалльяна и стал просить Пиаррилля дать ему первый урок лазания по мачтам корвета.

Но Устариц отказался, сказав, что ему необходимо, по крайней мере, еще сутки отдохнуть, чтобы окончательно поправиться.

Таким образом, Виль должен был также отправиться в свой гамак, чтобы пролежать в нем до окончания дня. Но он на это нисколько не жаловался, так как его тело тоже было утомлено от долгого пребывания на дне шлюпки милорда Блэквуда.

На другой день, когда он проснулся от звука трубы, то поскорее встал и оделся, чтобы разделить труд своих товарищей по путешествию.

Теперь он очень гордился тем, что может приучать свой ум и свое тело ко всем испытаниям жизни и смерти, испытаниям, которые должен беспрестанно чувствовать каждый матрос. Но Вилю недолго пришлось переносить эти первые испытания.

Не прошло и двух дней, как на горизонте показались берега острова Бурбон. Казалось, они медленно выходят из морских глубин.

«Уверенность» была прекрасным кораблем.

Высокий спереди, но еще более приподнятый сзади. Три его мачты были слегка наклонены вперед и лихо несли на себе квадратные паруса. Он шел по морю, как породистая лошадь под рукой опытного всадника. Его широкие бока хорошо сидели на воде, словно их поддерживали мифические морские коньки, запряженные в колесницу Нептуна. И всякий раз, как он лавировал, в его громадных бойницах поблескивали золоченые пасти его четырнадцати пушек. Более крупные орудия тянулись позади бушприта, орудия несколько меньших размеров находились на ахтерштевне. Сюркуф выразил насчет этого замечательное мнение, достойное его невероятной храбрости:

– Враг должен увидеть меня только тогда, когда я сам нападу на него, а если ему вздумается меня обойти, то пусть знает, что у меня там жало скорпиона.

Но все же он вздыхал, когда ему делали комплименты относительно его судна, так как «Уверенность» далеко не была идеалом его мечты.

– Без сомнения, без сомнения! – говорил он, качая головой. – Это хороший корабль, он исправно исполняет свои обязанности. Но это не более чем ломовая лошадь, достойная огромных витязей былых времен. Может быть, он был бы лучше с железными арматурами. Но то, о чем мечтаю я, это – бронированное, тонкое и длинное судно, легкое, как арабский конь, которое могло бы делать от двенадцати до тринадцати узлов при благоприятном ветре.

Таким образом, знаменитый корсар тогда уже мечтал о нашем современном броненосном флоте, одетом в сталь и разделенном на броненосцы и крейсера.

В то время Роберу Сюркуфу едва только исполнилось тридцать два года, он славился одним из самых опытных мореплавателей того времени. Он выиграл окончательно большой процесс, продолжавшийся девять лет, против колониальной администрации, относительно взятия им в плен английского судна с двадцатью шестью пушками, четырех других судов той же нации и одного датского корабля; в этом процессе он выиграл сто шестнадцать тысяч пиастров. Наполеон, став императором, прекратил эту ссору и выплатил храброму моряку полтора миллиона франков.

Два года мира, которыми располагало государство, не прошли напрасно: неутомимый борец не оставался в покое; он придумал план нового идеального судна, на котором он мог бы предпринимать свои грозные переезды. Расторжение Амьенского мира заставило его поспешить с постройкой нового судна. Корсар уже был в Сен-Дени и там уже стояло сильное судно изящной формы, которым все любовались.

Сюркуф совсем не жалел денег, он пожертвовал пятьсот тысяч франков на постройку этого великолепного судна. Но пока, за неимением лучшего, он пользовался услугами «Уверенности».

Именно с «Уверенности» он дал сражение английскому корвету, который потопил, и взял в плен весь его экипаж. Затем, чтобы обеспечить спасение несчастных пленных, он погнался за одним английским судном, которое заставил вместо военной контрибуции отвезти на родину своих несчастных соотечественников. Этот подвиг, достойный древних героев, послужил славе корсара, и когда он прибыл на остров Реюньон в конце августа, то встретил местное население в крайне приподнятом настроении.

Его встречали торжественно: ему воздвигали триумфальные арки, бросали под ноги цветы и пальмовые ветви. Английский губернатор острова Маврикия обратился к нему с посланием, на котором была изображена золотая корона; в этом послании Сюркуфу высказывалась целая масса комплиментов относительно его великодушия. Таким образом Сюркуф сделался героем морских легенд.

В то же самое время в Европе совершались серьезные события: Франция теряла свой последний флот, Англия – своего знаменитого моряка.

Двадцать первого октября, в то время, когда Наполеон, намерение которого относительно переправы в Великобританию не сбылось, торжественно вступал в Вену, во дворец Шенбрунн и готовился подавить первую коалицию в Аустерлице, Нельсон со славой умирал в Трафальгаре, после того как уничтожил франко-испанские корабли и убил двух адмиралов – Магона и Гравина.

Эти известия распространились по всему земному шару и прибавили новую силу патриотической лихорадке обеих наций.

Всевозможные рассказы переходили из уст в уста и зажигали сердца сражающихся.

Англичане повторяли с восторгом последние слова Нельсона. Обращаясь к капитану своего флагмана, великий моряк с пулей в груди воскликнул, падая навзничь:

– Харди, Харди, французы покончили со мной!

Побежденные в этот ужасный день рассказывали героические факты твердости духа. Они говорили об удивительном подвиге капитана корабля, который с двумя пулями в обеих ногах велел посадить себя в бочку, чтобы несколько уменьшить потерю крови, и стал командовать судами, бывшими под его начальством. Все это служило темой для разговора и разжигало страсти.

Подробности пересказывались на тысячи ладов, а французские и английские газеты писали, каждая по своему, об одном и том же событии. Они говорили о невероятной храбрости, проявляемой как с той, так и с другой стороны, о чудесной борьбе, поддерживаемой храбрым командиром «Редутабля» против «Виктории», на которой находился Нельсон и где он был смертельно ранен, в то время как тут же бился и «Нептун», другой английский корабль с восемьюдесятью орудиями.