Майкл Барбер - Приказано добиться результата. Как была обеспечена реализация реформ в сфере государственных услуг Великобритании

Работая с Управлением по иммиграции и гражданству (Immigration and Nationality Directorate – IND) Министерства внутренних дел, мы действительно уже достаточно системно проанализировали данные о последствиях законодательства, введенного в 2002 г., а также спрогнозировали, в какой степени закрытие лагеря для иммигрантов близ Сангатта [116]скажется на потоке беженцев в предстоящем году или через год. Короче говоря, мы начертили график, который на первый взгляд выглядел убедительно и внушительно. Пик подачи заявлений на политическое убежище пришелся на ноябрь 2002 г. (8000 заявок), но затем график отразил существенное и резкое снижение в течение первого полугодия 2003 г., когда к середине лета число заявлений сократилось вдвое. Блэр это видел и, похоже, был доволен. Но почему-то возникали сомнения, что он всему этому верит. Ведь, в конце концов, его персональный опыт работы с Управлением по иммиграции и гражданству – это невыполненные обещания, постоянные извинения и неадекватные результаты. Однако на пике общественного интереса к проблеме предоставления убежища, движимый отчасти неподвластной нам статистикой, а отчасти надменными таблоидами, которые на первых полосах истерично раскручивали тему, приносившую неплохие дивиденды, и увеличивали тиражи, Блэр отправился на телеканал BBC «Newsnight» и там в прямом эфире заявил, что к сентябрю 2003 г. он собирается снизить число заявок на политическое убежище вдвое. Возможно, где-то в глубине души у него засел тот график, что я начертил. А возможно, как и в случае с уличной преступностью, его неожиданный поступок был чем-то вроде того, что Маргарет Тэтчер назвала в разговоре с Кеннетом Бейкером рассчитанным ударом.

Несомненно, удар был нанесен, но вот был ли он рассчитанным? Вскоре после этого я давал объяснения парламентскому Комитету по государственному управлению, и меня очень педантично расспрашивали об интервью в «Newsnight». Членов комитета интересовало, идет ли речь о новой приоритетной цели. Несколько неискренно я ответил отрицательно на этот вопрос, сказав, что, скорее, это было наитие. Я разъяснил: если премьер-министр хочет, чтобы его подвергли допросу по поводу озарившей его новой мысли, которая касалась темы, официально не упомянутой среди опубликованных приоритетов и неутвержденной, то это его право, как руководителя страны. Последовал убийственный вопрос: уж не я ли вдохновил премьер-министра декларировать эту цель? Мой ответ снова был отрицательным. Тем самым я показывал, что не всегда бываю в курсе дела.

– Вас это расстроило? – прозвучал следующий вопрос.

– Нет, я уверен, что это наитие воплотится в конкретные дела, – ответил я, вероятно, вспомнив график.

В тот же день, но позже, я увиделся с премьер-министром на Даунинг-стрит, 10 и подумал, что имеет смысл рассказать ему о состоявшихся расспросах на случай, если это попадет в газеты. Я признался, что вынужден был сообщить, что понятия не имел о его намерении сделать подобное заявление прессе. Он был невозмутим. «Не вижу, зачем вам было об этом знать», – довольно сухо заметил он, возможно, имея в виду, что сам принял это решение в самый последний момент.

После ряда итоговых совещаний под председательством премьер-министра на Даунинг-стрит, 10 начали поступать данные с мест, которые уже приближались к составленному нами ранее графику. Главными факторами для Блэра были осуществление законодательных актов, принятия которых добился Бланкетт в 2002 г. вопреки мнению оппозиции, и договоренность с французскими властями относительно закрытия лагеря близ Сангатта и ужесточения контроля на границе Франции. Подход, предусматривающий экстремальность ситуации, отмеченной по нашей шкале интенсивности как уровень 3, позволял Бланкетту оказывать давление на другие министерства в правительстве, особенно на Министерство иностранных дел (Foreign Office), которое до того времени медлило признать остроту и актуальность проблемы политического убежища как серьезной внешнеполитической цели, несмотря на согласительный подход со стороны Джека Строу. Проблема убежища на то время была самой актуальной и острой и требовала решения. Но в январе 2003 г. на меня обрушилась лавина трудных дел, хотя год начался для меня с настоящего отдыха. В начале января 2003 г. я был приглашен на конференцию в Сидней, приехав на день раньше, я бросился на крикетный стадион, где, к моему удовольствию, смотрел, как команда Англии пробивается к победе в отборочном матче с мощными австралийцами. Вместе с пивной армией фанатов, завернутых в тентовую ткань, в ярко-желтой шляпе от солнца на голове я выкрикивал слова: «Мы собираемся продуть 4:1». Со времен возникновения кубка «Ashes» [117]до чуда в 2005 г. такой счет казался максимально возможным достижением. Должно быть, в толпе меня узнал корреспондент «Financial Times», и в газете появилась, пожалуй, самая лестная за всю мою карьеру статья обо мне. Под заголовком «Good Delivery» («Выполнено на отлично») корреспондент «Financial Times» написал 3 января 2003 г.: «Прошел слух, что руководитель Группы при премьер-министре по обеспечению реализации реформ в сфере государственных услуг присутствовал в Сиднее на крикетном матче, когда доблестная английская команда сокрушила австралийцев. Совпадение? Вероятно, возрождение английского крикета не будет долговечным: вряд ли Барбер будет воодушевлять команду и на Кубке мира в Зимбабве».

Однако столь идиллическое начало года продлилось недолго. В последний день пребывания в Сиднее я получил сообщение с просьбой перезвонить на Даунинг-стрит, 10. В конце концов, мне удалось поймать дежурного по связям с прессой и выяснить, что произошла гигантская утечка информации в «Financial Times», Нику Тимминсу. Это касалось содержания декабрьского итогового отчета по здравоохранению. На первых полосах газеты от 8 января 2003 г. красовались строки: «Премьер-министр признался, что дополнительные финансовые средства, выделенные Государственной службе здравоохранения, могли быть разбазарены». Внушительная и правдивая фраза «риск огромен», вырванная из контекста отчета, немедленно привлекла к себе внимание общественности. А уж таблоиды на следующий день разгулялись вовсю. «Азартная игра Блэра в реформы здравоохранения со ставкой в 40 млрд фунтов проиграна» – так газета «Sun» интерпретировала данные моего графика.

Получив факты из пресс-офиса, я уже знал, что нужно делать. Не могу сказать, что мне доставили удовольствие эти действия. Я позвонил Алану Милбурну. Дело было в Дарлинг-Харборе, в Сиднее, жарким солнечным утром. Температура выше 20°, солнце палило, вода сверкала, Англия только что выиграла отборочный матч по крикету, а австралийцы, сидя в кафе, заедали горечь поражения мороженым. В Лондоне же, куда я позвонил Милбурну, разбудив его среди ночи, шел снег, а на следующий день ему предстояло принять участие в программе «Today», как раз по поводу моего отчета. Следует отдать должное Милбурну. Сначала он процедил сквозь зубы новогоднее поздравление, а уже затем объяснил, что возникла огромная проблема. Единственное, что мне оставалось делать, – это многословно извиниться и пожелать ему удачи. «Что ж, наслаждайтесь отдыхом до конца!» – невесело сказал мне он.