Эндрю Зерчер - Двенадцать ночей

– А Фантастес последний из фантазеров, или почти последний, – тихо промолвила Кэй.

Вилли бросил на нее острый взгляд.

– Самый последний. Говорил он тебе про других?

Кэй покачала головой.

Вилли, хотя сидел молча, вдруг сильно взволновался, его молчание сделалось таким же громким, как звон в ее ушах, а то и громче.

– Всегда было три великих фантазера, – сказал он после паузы, – всегда, сколько существовали фантазеры, во все времена, какие ныне помнятся: Асклепий, Фантастес и Свободное Сиденье. Асклепия погубила его заносчивость – мы про это не говорим, и на церемониях его место занимает дух правой стороны низшего ранга; а Свободное Сиденье – называли и по-другому…

– Про Асклепия Фантастес мне рассказывал, но вот про Свободное…

– Ему больно об этом говорить. О ней. В отличие от других двух фантазеров, Свободное Сиденье – это вакантное место, его занимает, когда нужно, один из меньших духов правой стороны, но ни в коем случае не во время Тканья; тогда ее место неизменно пустует. Я говорил тебе, что рыцарей тысяча и один, но это не совсем так. Рассказывают, что первая из фантазеров покинула Достославное общество давным-давно и с тех пор ее не видели – покинула, когда меня еще не было, а почему и куда она отправилась, никто не знает. Фантастес стал занимать первое кресло из отведенных для духов правой стороны, а свое оставлять незанятым; отсюда и пошло – «Свободное Сиденье», эта вакансия так, по большому счету, и осталось незаполненной, потому что в глубине сердца Фантастес верит, что она еще вернется.

Кэй оперлась на локоть – от этого стало немного больно.

– Она?

– Говорят, что она была величайшей из всех, – сказал Вилли. – Говорят даже, что она-то и построила великий ткацкий станок. Ее звали Шехерезадой.

Он испустил долгий вздох.

Шехерезада, Мать Историй, именуемая Укротительницей Царей и Свободою Царств, Шехерезада тысячи сказок, целительница, соблазнительница, невеста. Туловище Кэй покачнулось, и она откинулась на подушку, устремляя взгляд в пустой потолок.

– Ну так вот, – продолжал Вилли. – Фантастес, думаю, рассказал тебе про дерево в Библе и про храм Осириса. Это было тысячи лет назад, но память о старых местах для него священна, и, само собой, он туда вернулся. Я говорил тебе про листья, помнишь? – Кэй неуверенно кивнула. – Это дерево очень важно – было важно – для фантазеров, его листья, если их пожевать, приводили тебя в творческое, зрячее состояние, и фантазеры собирали их с земли, когда они падали, а иногда пробирались к дереву и рвали свежие листья, более действенные, когда это дерево еще росло в храме Осириса. Поэтому один из трех фантазеров почти все время проводил в Александрии. Не знаю, объяснил ли тебе Фантастес точно, чем по большей части занимаются фантазеры, но они часто используют для своих фантазий эти листья, и огромное везение было в том, что Фантастес так много их собрал и насушил, пока храм еще не разрушили и дерево не срубили. Все время с тех пор он пускал их в дело.

Когда завоеватели жгли храм и строили на его месте церкви во славу своих слепых богов, нам следовало предвидеть, чем это обернется для фантазеров. Без дерева Фантастесу пришлось экономить листья. Без новых листьев Фантастес и другие едва отваживались фантазировать, и это их ослабляло, плохо влияло на их положение в сообществе духов. Именно в это очень трудное время Гадд, который всегда терпеть не мог фантазеров и их фантазии, впервые начал привлекать к себе внимание. Духи левой стороны из менее значимых потянулись к нему и увлеклись его идеями, и довольно скоро его восходящая звезда затмила фантазеров полностью. Гадд сюжетчик – но, если честно, весьма слабый, и он вряд ли сумел бы захватить власть во время Тканья, если бы не одно обстоятельство. Теперь, Кэй, слушай внимательно. Я имею в виду Дом Рацио в Риме.

Тут Вилли, начавший делать паузы между фразами, чтобы поправлять под Кэй подушки и расправлять легкое одеяло, совсем умолк. Его пальцы сюжетчика запорхали над коленями. Он выглядел озабоченным.

А Кэй, пока он говорил, чувствовала себя все более сильной, восприимчивой и уверенной.

– Но как они могли его предпочесть им ? Фантастес такой добрый!

– Необходимость, – промолвил Вилли просто, вскидывая брови, а голову, наоборот, горестно склоняя. – Рацио – величайший из сюжетчиков, для них он такой же авторитет, как Фантастес для фантазеров: их духовный глава, если хочешь. В Риме у него громаднейшая доска на свете – для нее и двух залов бы не хватило, и ни у какого царства не достало бы казны купить даже десятую часть того великолепия, каким она украшена. Там по всему полу золотые и серебряные блестки, а сверху вьется живая крыша из веток и виноградных лоз, там из неувядающей зелени выглядывают гроздья неимоверной величины. Линии под ногами, кажется, уходят в вечность. И у него не камни по этой доске двигаются. Двести духов – он называет их причинами – перемещаются по ней туда и сюда, а он без конца между ними ходит, пробует разные варианты и рисунки, обдумывает взаимосвязи, прорабатывает сюжеты, постигает начала и концы всего на свете. Вокруг доски широко раскинулся огромный дворец, место чистого познания, где живет Ойдос, она движется там по тихим комнатам, к ней Рацио обращается, чтобы понять смысл увиденного на доске. А в центре доски, на открытом возвышении под каменным сводом, второй из двух ладов, Онтос, безмолвно кружится в танце. Место чистого бытия – так оно называется, его возвышение, и, пока Рацио пребывает на доске, Онтос никогда с него не сходит. Работая с Ойдос и Онтосом, Рацио овладел всем, что следует знать о том, как причины порождают следствия и как следствия, в свой черед, становятся новыми причинами. Он может показать тебе миллион нитей, входящих в каждое событие, и миллион выходящих из него. Всё в Доме Двух Ладов происходит из чего-то и что-то за собой влечет. Все имеет смысл. Только там мои руки могут по-настоящему успокоиться.

Рацио – великий гений. У него только один недочет. Он очень высокомерен. Он с самого начала, в незапамятные времена уверился, что понимает мир единственно правильным образом, и ни с Фантастесом, ни с кем бы то ни было из духов правой стороны не может даже рядом находиться. Как и все настоящие сюжетчики, роста он невысокого, но он широкий, крепкий, и говорят, он когда-то, давным-давно, победил Фантастеса в состязании по борьбе – хотя сейчас это трудно себе представить, оба такие древние. Правда это или нет, не знаю, но ясно вот что: ни Фантастес не выносит Рацио, ни наоборот. И поэтому, когда Гадд явился к Рацио и рассказал, как он планирует вытеснить великих фантазеров из Вифинии на веки вечные, Рацио, конечно, ухватился за эту идею. Из своего дома в Риме он послал целую армию своих приверженцев – искусных, видных духов левой стороны – в поддержку тем духам левой стороны, какими окружил себя Гадд. И вместе они начали верховодить на всех совещаниях, что происходили в нашем древнем зале.