Эндрю Зерчер - Двенадцать ночей

Потому что в том году, когда Рацио послал своих духов левой стороны из своего римского дома и они выстроили в горах сюжет ниспровержения старого порядка, праздник был устроен как обычно, мы пировали и веселились двенадцать дней и ночей, и вот в последний день, как всегда, собирается Тканьё, вот Первый Дух берет в руки челнок, вот он садится ткать – и тут наступает полная, неописуемая тишина.

Тут Флип резко вдохнул воздух, Вилли судорожно крутанулся на стуле, вскинул руки, заслоняя лицо, – и мигом осознал, что это всего лишь Флип. Он устало, сломленно повернулся обратно.

– Несколько духов заговорили было – попытались начать историю, завязать обсуждение, найти тему, собрать нити, – но подобно тому, как нельзя ничего соткать, не пропуская уток через основу, не пересекая нить нитью, так и при обсуждении, в песне никакой голос не звучит один, никакая песня не пустится в полет без сопровождающего контрапункта. Станок дергался, челнок пощелкивал внутри его, но к концу дня мы получили всего лишь какие-то невнятные, не связанные между собой клочья ткани – ни образа, ни рамки, ни структуры . Казалось, что-то тяжелое и громадное, что мы считали устойчивым и постоянным, вдруг сдвинулось с места и из-за своей тяжести смело все вокруг. С тех пор мы никогда не устраивали Тканья, и празднества год за годом отодвигаются в даль памяти. Я два или три столетия не слышал песни, достойной этого названия.

Но это еще не все. Это были только цветочки. Потому что под конец того дня Гадд поднялся на возвышение, забрал челнок прямо из рук Первого Духа, и по его распоряжению челнок бросили в море. Ткацкий станок разобрали и, говорят, сожгли. Залы в том же году были закрыты и заколочены, и по указанию Гадда мы ушли в горы, варвары преследовали нас по пятам. Мы покинули шелковичные сады, покинули сюжетные площадки с их насаждениями, с извивами ручьев, покинули нашу громадную библиотеку, взяв только половину книг, и многое другое покинули впопыхах, бессистемно бросили в страхе и безнадежности. Празднества прекратились, Кэй, и двенадцать рыцарей были отправлены в двенадцать сторон света.

– А Первому Духу Гадд велел заниматься заурядными перемещениями, – тихо промолвил Флип.

Кэй метнула взгляд на Вилли – он сидел в низком кресле весь смятый, сгорбленный, подтянув длинные ноги почти к самому подбородку и обхватив их безнадежными руками.

– Вы, – выдохнула она.

Он. Это был он.

Вилли медленно закивал всем телом, не глядя на нее. Казалось, он укачивает себя, усыпляет, и, когда он снова заговорил, его голос звучал как кошмарная колыбельная.

– Вначале Гадд распорядился взять меня под стражу за то, что я будто бы вводил Достославное общество в заблуждение, создавая ложные образы. Ясно было, какова его подлинная цель, – вполне очевидно. Все всё понимали. С древних времен, Кэй, для того, чтобы примирять между собой фантазеров и сюжетчиков, нужен был некий синтез. Искони между одним и другим зиял глубокий разрыв – между основой и утком, – между теми, кто творит из ничего, и теми, кто верит только в причинность. Сюжетчикам трудно принимать вымыслы фантазеров, фантазерам тяжело терпеть стерильную механику сюжетчиков. Фантазеры кажутся сюжетчикам шарлатанами, сюжетчики фантазерам – машинами. Это великое разделение существовало всегда. Все наши гобелены тем или иным образом отражают этот конфликт, потому что моей обязанностью как Первого Духа было соединять одно с другим, осуществлять синтез. Гадд решил с этим покончить, решил использовать свой союз с Рацио, чтобы дать сюжетчикам превосходство. Он называл это «прогрессом». Называл «новой эпохой эффективности». Кэй, он многих фантазеров подверг разъятию.

Кэй не сводила глаз с кожаной сумки, которую ей дал Фантастес; там, несомненно, покоился челнок, ожидая прикосновения хозяйской руки. Сумка лежала в ногах кровати – ничего не стоило протянуть руку, дать челнок Вилли и все переменить, пролить бальзам на его раны. Но что-то в ней не позволяло осмелиться. Может быть, то, что Фантастес велел ей подождать, предостерег ее, и она ему доверяла. Но было и нечто более глубокое: неправильно было бы доверить столь красивую вещь духу, который до сих пор так… так сломлен.

Говоря, Вилли неотрывно смотрел поверх колен на кисти своих рук, обесцвеченные возрастом и страданиями, на этот грубый горный ландшафт с белыми вершинами костяшек. Кэй тоже на них смотрела – и думала о горах, откуда они улетели без Элл, улетели, не зная, где она, как к ней приблизиться, как ее спасти, как вернуть ее домой. Кэй попыталась представить себе, что Элл может чувствовать, переживать: пустота, страх – но также и изумление, ощущение свободы. Бывало, Элл нравилось теряться – на морском берегу иной раз проходили часы, прежде чем она появлялась, пролежав все время в тени каких-нибудь кустиков у вершины низкого утеса, где она преспокойно играла с головками чертополоха. Смотрела себе на проходящих мимо людей, на плывущие по морю суда и не думала плакать или беспокоиться. Может быть , подумала Кэй, и сейчас что-нибудь в таком роде. Может быть, она в каком-нибудь тихом, спокойном месте. Может быть, они хорошо с ней обращаются. Другой вариант… О нем и подумать невозможно.

Она все еще смотрела на руки Вилли, когда в комнату энергично, большими шагами вошел Фантастес – вошел и заговорил, взволнованно жестикулируя:

– Друзья, Рекс вернулся с пристани. Нам надо найти Кат. Рекс, похоже, видел рыскунов там, у гавани. Он не думает, что они уже нас нашли, но они в городе. У нас мало времени. Надо двигаться дальше – вероятно, сегодня же вечером или ночью.

Вилли тут же выпрямил спину, взбодрился – никакой больше вялости.

– Постой. Как они могли узнать, что мы здесь? Как они могли вообще оказаться в Пилосе? Когда мы ночью плыли на пароме, за нами никто не мог следовать. И когда мы прибыли сюда в эту грозу, в ливень, никто не мог нас увидеть. – Резко поворачивая голову, он оглядел всех по очереди. – Нет. Слишком они близко, слишком все быстро. Они нашли нас здесь так же, как нашли в Александрии. Тут не построение сюжета, этого было бы мало. Тут что-то другое.

– Шпионаж? – предположил Фантастес.

– Утечка, – сказал Вилли.

– Но кто? – спросил Флип и, полностью войдя в маленькую комнату, где теперь стало тесно, закрыл за собой дверь. Они с Фантастесом сели в ногах кровати Кэй.

– Нужна какая-то зацепка, – сказал Вилли. – Надо как можно точнее вспомнить, что произошло в Александрии.

– Вилли, мы уже об этом думали, – промолвил Флип. – Обмозговали вдоль и поперек. Новой информации у нас нет.

– И тем не менее, – сказал Фантастес, – прежде, чем двигаться дальше, мы должны понять, что происходит. Если мы не будем действовать сообща, не может быть никаких надежд на восстановление.