Роберт Битти - Серафина и черный плащ

Они ведь были знакомы совсем недолго, но Серафина то и дело мысленно возвращалась к их разговорам. Для нее эти две короткие встречи значили не меньше, чем многолетняя дружба. Она смаковала воспоминания, как оголодавший зверек, жадно поглощающий крохи, которые заменили ему полную миску еды. Вот только Серафина не знала, скучает ли по ней Брэден так же, как она по нему.

Она шла много часов по течению речки, которая в конце концов соединилась с другой, широкой и спокойной. Серафина надеялась, что это и есть река Френч-Брод, но полной уверенности у нее не было. Девочка ужасно устала, проголодалась, все ее тело ныло от ран. Но она упрямо шагала вперед.

На западе солнце медленно опускалось, и Серафина принялась поторапливать себя. Ей совсем не хотелось провести в лесу еще одну ночь, ведь в темноте на охоту выходят пума, и Человек в черном плаще, и прочая нечисть, обитающая на кладбище. Но, как она ни спешила, все было напрасно. Солнце ушло, щебет птиц и другие дневные звуки смолкли, и ночная тьма пролилась на лес, как поток гуталина.

Совсем измученная, Серафина остановилась, чтобы отдышаться и хоть немного отдохнуть. Она понимала, что оставаться на открытом месте слишком опасно, поэтому забралась в нору под корнями высокого дерева у самой воды. Мокрая и дрожащая девочка свернулась в клубок и уставилась в темноту.

Она неудачница. Вот о чем думала Серафина. Она отправилась в лес, чтобы повидать мир, а вместо этого получила одни неприятности.

Сидя в пещерке под корнями, Серафина смотрела на текущую мимо реку и кусочек покрытого галькой берега. Воздух был тих и холоден, но река шумела, не переставая, и девочка чувствовала речную влагу на своих губах. Восковая луна всплыла над горами и посеребрила глубокие черные воды. Из леса снова выполз туман и разлетелся над рекой сотнями привидений.

Вдали послышался жалобный волчий вой. У Серафины по спине побежали мурашки. Тот волк был где-то высоко в горах, но на его зов откликнулся другой, и Серафина подскочила от неожиданности – этот вой раздался совсем близко.

Рыжие волки были неуловимыми, почти что сказочными существами, которые славились своей яростью. Говорили, что их стаи безжалостно разрывают врагов на клочки сверкающими белыми клыками.

Волк неподалеку снова подал голос, и с другого берега эхом отозвались не меньше дюжины его собратьев. Воздух наполнился леденящим кровь воем. Руки Серафины покрылись гусиной кожей.

Она не слышала его приближения, поскольку волк скользил сквозь туман, словно призрак, но увидела, как он медленно выходит из леса и смотрит через реку на противоположный берег. Серафина, сжавшись под корнями, следила за волком. Она чувствовала терпкий запах его шкуры, видела его дыхание в лунном свете.

Это был молодой волк, худой и поджарый, с густым рыже-коричневым мехом, вытянутой мордой и длинными ушами. Шкура на правом плече была разорвана и пропиталась кровью.

Серафина затаила дыхание и замерла. «Волк не знает, что я здесь, – думала она. – Я – часть леса. Меня не видно и не слышно».

Но волк повернул голову и посмотрел прямо на нее. Ни у одного живого существа она прежде не видела такого умного и проницательного взгляда.

Серафина напрягла мускулы, готовясь к нападению. Но тут ухо волка дрогнуло. Серафина тоже услышала: что-то большое двигалось сквозь лес вдоль берега реки, направляясь в их сторону.

Волк посмотрел туда, откуда доносился звук, а затем снова на Серафину. Он глядел на девочку несколько мгновений, не обращая внимания на шум. А потом, к удивлению Серафины, волк вошел в реку. Он шел, пока не погрузился в воду по плечи, тут река подхватила его и понесла, – Серафине была видна только его голова. Волк боролся с течением, пытаясь плыть туда, откуда доносилось пение его братьев и сестер. И он уплывал от того, что надвигалось на Серафину.

А она вдруг почувствовала себя брошенной.

Из-за шума реки невозможно было разобрать, что именно идет через лес, но невидимое существо неумолимо приближалось. Трещали ветки под ногами, коих было две, то есть рыжего спугнула не пума и не волк. Это человек. Неужели Человек в черном плаще?

Серафина вжалась в землю. Здоровенная многоножка пробежала по ее руке, и девочка дернулась, едва сдержав вопль. Она задыхалась, ее ноги сжались, как пружины, готовые в любую минуту распрямиться и бежать. Но было уже поздно. Человек подошел слишком близко. Хитрый заяц не выскакивает навстречу хищнику – он прячется. Серафина еще глубже забилась в ямку среди корней.

Среди деревьев замелькал свет. Серафина услышала, как раздвигаются ветки кустарника, царапая кору, как металл ударяется о древесину.

«Фонарь, – подумала Серафина. – Такой же фонарь был у Человека в черном плаще в ту ночь, когда он схватил Клару Брамс».

Вся дрожа, она прижалась к земле, готовясь к прыжку.

Серафина смотрела, как человек поднимает фонарь и оглядывается, пробираясь через кусты. Он явно что-то искал, но, самое главное, – он боялся . Даже с фонарем в руке и при полной луне он видел в лесной тьме гораздо хуже, чем Серафина. А когда он сделал еще шаг, девочка узнала знакомый скрип кожаных рабочих сапог. Только тогда она наконец поняла, что это никакой не Человек в черном плаще, а ее папаша в длинном коричневом дождевике. Несмотря на все свои предубеждения и страхи, он пошел искать ее в самую чащу леса!

Она ахнула, выползла из норы и кинулась к отцу.

– Я з-здесь, па! Я здесь! – пробормотала она, заикаясь и плача, и обхватила его обеими руками.

Он держал ее крепко-крепко и все никак не отпускал. Серафине казалось, будто большой добрый медведь стиснул ее в объятиях. Наконец папаша облегченно вздохнул, и она почувствовала, что безумная тревога оставляет его.

– Сера, о, Сера, я… я боялся, что ты исчезла, как другие дети.

– Я не исчезла, па, – ответила она дрожащим голосом, словно снова стала маленькой.

Увидев даже в слабом свете фонаря ее изорванную одежду, царапины и ссадины на руках, он спросил:

– Что случилось, Сера? Опять повздорила с енотом?

Она даже не знала, с чего начать рассказ обо всем, что с ней произошло. Хотя отец опять решит, что она сочиняет…

– Я просто ужасно заблудилась, – проговорила Серафина, пристыженно качая головой. И это тоже было правдой. Слезы бежали по ее щекам.

– Но с тобой все в порядке? – спросил отец, оглядывая ее. – Где у тебя болит?

– Просто хочу домой, – пробормотала Серафина, уткнувшись головой в складки сырого плаща.

Она вспомнила, как сердилась на отца за то, что он скрывал историю ее рождения, как убеждала себя, что он ее стыдится. Какая же она была глупая! Никто на всем белом свете не сделал для нее больше, чем папаша, и никто не любил ее сильнее.