Якоб и Вильгельм Гримм - Полное собрание сказок и легенд в одном томе

«Ну и подавись своими углями!» – проворчала старуха и с пустыми руками повернула прочь, бормоча проклятья. Тут собака вскочила, а черный привстал, грозя кулаком, и старуха бросилась к дому с такой прытью, какой никто бы от нее не ожидал. Только захлопнув дверь, она почувствовала себя в безопасности. В это время на башне пробило час. Старуха знала поверье, что от полуночи до часу – самое время разгула нечистой силы, и поняла, что чуть было не попала черту в когти. Вся дрожа, она легла в постель, но никак не могла успокоиться и согреться. Уснуть она уже и не надеялась и, лежа в темноте, слушала, как время от времени бьют часы на башне. Когда пробило шесть, она встала. Было по-прежнему темно, но теперь она с легкостью раздула огонь. Потом старуха зажгла висячую лампу и посветила на очаг. Угли, которые она после полуночи туда высыпала, оказались золотыми.

В горах за Геттингом раскинулся обширный хвойный лес. Один край его служит для защиты от камнепадов, и вырубать его запрещено. Он называется Заклятым лесом.

Старики из Геттинга рассказывают о нем следующую легенду.

В давние времена, когда доктор Парацельс [70]жил в Инсбруке [71], он любил бродить по окрестным лесам. Однажды ранним солнечным утром он шел по тропинке, как вдруг кто-то его окликнул: «Парацельс! Парацельс!» Доктор оглянулся – никого. Он стал прислушиваться и обнаружил, что голос шел из ближайшей ели. На ее стволе с правой стороны было дупло, заткнутое деревянной затычкой. Оттуда и доносился голос, и после двух-трех слов выяснилось, что внутри сидит не кто иной, как черт собственной персоной, а запер его там один мудрый чернокнижник из Инсбрука.

– Что ты мне дашь, если я тебя выпущу? – спросил Парацельс.

– А чего ты хочешь? – поинтересовался голос из дерева.

– Дай мне, – потребовал Парацельс, – во‑первых, эликсир от всех болезней, во‑вторых, снадобье, которое все, что ни пожелаешь, превратит в золото, в‑третьих…

– Стой! – закричал голос. – Все троякое мне ненавистно и лишает меня могущества, но два желания я могу выполнить.

Парацельс согласился ограничиться эликсиром и снадобьем и вытащил из дупла деревянную пробку. Оттуда выполз черный паук, спустился по мшистому стволу на землю и исчез, а вместо него появился тощий субъект с горящими глазами и любезно поблагодарил за освобождение. Отломив ветку орешника, он ударил ею по ближайшей скале. Скала с грохотом расселась, и черт через щель вошел внутрь. Скоро он вернулся с двумя пузырьками и протянул их доктору.

– Эта желтая жидкость для золота, – пояснил он, – а белая – для леченья.

Щель в скале закрылась.

– Ну, теперь я отомщу этому ненавистному колдуну из Инсбрука! – злорадно пробормотал черт и повернулся, чтобы уйти. Но Парацельсу захотелось спасти своего приятеля-чернокнижника и оставить с носом мстительного черта. Доктор сказал: «Погоди немножко! Объясни мне, что за могучая сила у твоего колдуна, коли он сумел запихнуть тебя в такую маленькую дырку. И как ему удалось превратить тебя в паука, ведь превратиться в паука не сумеет сам черт!»

– Папперлапапп [72]! – сказал черт. – Превратиться в паука может любой из чертей, и ползать тоже не фокус, этому мы научились у людей. Тут и колдовать не нужно.

– Постой, постой! Дурачь хоть весь свет, меня не проведешь! – возразил Парацельс. – Я за свою жизнь наслышался о ваших проделках, как вы превращаетесь в привидения, в черных собак и все такое. Но чтобы обернуться крохотным паучком – этому я никак не поверю.

Черт рассмеялся и сказал: «Ты что, не видел, как я выползал из дупла?»

– Ты отвел мне глаза, – возразил доктор, – ведь ты из породы лгунов и хвастунов. Я готов спорить на оба волшебных пузырька, что ты меня не переубедишь.

– Давай! Хорошо! – воскликнул черт и снова превратился в паука. Он заполз в дупло ели и крикнул: «Вот видишь? Ты проиграл, отдавай пузырьки!»

– Как бы не так! – сказал Парацельс и быстро заткнул дупло пробкой, которую давно уже держал наготове, забил ее покрепче – и черт снова оказался в ловушке.

И уж тут не помогли никакие мольбы, никакие угрозы. С ужасной яростью черт бушевал в дереве и так тряс ствол, что осыпалась хвоя с ветвей. Но Парацельс повернулся и пошел домой. Дома он проверил снадобья и убедился, что они действуют. Вскоре он стал знаменитым врачом и богатым человеком.

А черт и поныне сидит в дупле, и кумушки, засиживаясь по вечерам за своей бесконечной пряжей, толкуют, что люди его слышали и видели, как он трясет дерево. Из-за этого и весь лес прозван Заклятым, а потом и другие леса, которые нельзя вырубать, стали называть заклятыми.

Во времена, когда в Циттау [73]еще стояла Иоганнескирхе, в проеме ее колокольни можно было видеть призрачную фигуру монаха-францисканца. Он хватался за веревки, словно собирался устроить так называемый «гражданский» или «пивной» перезвон, что звучит по вечерам в девять часов, но перед этим всегда снимал рясу, как будто она ему мешала. Эту привычку подметил настоящий звонарь, и как-то раз, пока монах-призрак возился с веревками, он подхватил сброшенную им ветхую коричневую ряску, поддел под сюртук и, посмеиваясь, пошел домой, а полураздетый монах позади него в душевном смятении искал свою одежонку.

На следующий вечер звонарь опять поддел рясу и чуть раньше обычного направился к церкви. Но весь его задор испарился, когда он еще издалека увидел тощую фигуру монаха, горестно ломавшего руки. Звонарь поспешил на башню, с облегчением заметив, что лишившийся рясы дух не стоит у него на пути, отзвонил и крадучись вернулся домой. Призрак его не преследовал, словно был окружен невидимой чертой и не волен был ее перешагнуть.

С этого вечера звонарь стал каждый вечер встречать монаха, и тот, завидя его, начинал бурно и умоляюще жестикулировать. Звонарю было жалко его, но он не отваживался возвратить рясу, боясь, что не понимающий шуток призрак еще, чего доброго, свернет ему шею. Так и оставалась ряса у звонаря до самой смерти, постигшей его ровно через год после кражи. То ли его подтачивал страх, то ли угрызения совести, но бедняга начал чахнуть, день ото дня слабел и умер точно в годовщину воровства, с последним ударом колокола.

Преемнику звонаря призрак почти не досаждал, он появлялся только в годовщину кражи и с отчаянными жестами умолял о возвращении своего облачения. Но украденную рясу, несмотря на все поиски, найти не удалось, вероятно, вор ее уничтожил, и тогда решили сшить другую и положили ее в том месте, где ожидали появления монаха. Призрак поднял одеяние, осмотрел его со всех сторон, но, заметив подмену, положил рясу на место и удалился, жалобно завывая.