Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Тяни первым, Август.

Август выдергивает кусок билета и разворачивает его с воодушевленным рождественским блеском в глазах.

Он показывает нам имя. Папа.

– Ну что ж, хорошо, – говорит отец. – Значит, Август выбирает книгу для меня, я для Илая, а Илай для Августа.

Август кивает. Папа кивает. Папа смотрит на меня.

– Ты ведь останешься с нами на Рождество, не так ли, Илай?

Август смотрит на меня. Ты засранец. Настоящий.

– Да, я останусь тут, – отвечаю я.

Я не остаюсь с ними. В четыре часа утра, рождественским утром, я кладу под рождественскую елку книгу «Мотылек» для Августа, завернутую в спортивную страницу «Курьер мейл». Папа завернул свою книгу для меня в страницу объявлений «Курьера». Август завернул свою книгу для папы в передовицу с новостями.

Я направляюсь к железнодорожной станции в соседнем приморском пригороде Сандгейт – знаменитом своими «фиш энд чипс» и домами престарелых, – срезая путь через шоссе, ведущее к Солнечному побережью; что обычно является безумным упражнением уровня голливудского каскадера Ивела Книвела, требующим от детей Брекен-Риджа перепрыгнуть стальное ограждение, увернуться от машин на четырех скоростных полосах, перепрыгнуть другое стальное ограждение и пролезть через дырку размером с обеденную тарелку в муниципальном проволочном заборе, оставаясь незамеченными полицией или, что еще хуже, обеспокоенными родителями, которые давят на местный совет в течение многих лет, чтобы тут построили пешеходный мост. Но сегодняшним утром движения на шоссе нет. Я не торопясь перелезаю через ограждения, насвистывая на ходу «Храни вас Бог, веселые господа». За автострадой проходит дорожка ипподрома Дигон, где этим ранним рождественским утром, в первых лучах неторопливо просыпающегося солнца молодая наездница тренирует норовистого гнедого жеребца. Старик в жокейской шапочке наблюдает за ее выездом, прислонившись к ограде ипподрома. Он немного похож на Дрища, но это не может быть Дрищ, потому что Дрищ в больнице. Гудини Холлидей пытается убежать от судьбы. Гудини Холлидей прячется в кустах, пригибаясь, когда зловещая фигура в капюшоне и с косой шныряет вокруг него.

– Счастливого Рождества! – приветствует меня старик.

– Счастливого Рождества! – отзываюсь я, ускоряя шаг.

Сегодня ходят только четыре поезда, и в 5.45 утра поезд до центра останавливается на станции Биндха, рядом с железными трубами и конвейерными лентами под открытым небом, принадлежащими зловонной консервной фабрике «Золотой круг» – не такой зловонной сегодня, потому что сегодня она не работает. В нашей рождественской благотворительной коробке от общества Святого Винсента де Поля, которую вчера днем доставила женщина с участливым лицом, рыжими волосами и красными ногтями, лежала литровая банка апельсиново-мангового сока «Золотой круг». Еще там была банка консервированных ананасовых кружочков «Золотой круг», закатанных и отправленных добрыми людьми с этой фабрики возле железнодорожной станции Биндха.

Старый красный грузовик ожидает там, где и было сказано в записке Дрища. Он работает на холостом ходу на углу Чапел-стрит и Сент-Винсент-роуд. Его передок весь в ржавчине и грязных потеках масла, словно какой-нибудь Том Джоуд проделал на нем весь путь до Калифорнии [41] Персонаж романа Джона Стейнбека «Гроздья гнева», во времена Великой депрессии в США вынужденный с семьей покинуть свой дом в Оклахоме и перебраться в Калифорнию. .

Кузов грузовика – четыре железных стены, образующих прямоугольную коробку с синим матерчатым верхом, размерами с папашину кухню. Я просовываю пальцы под лямки рюкзака, который несу на спине, и подхожу к дверце со стороны водителя. Человек, сидящий за рулем, курит сигарету, выставив правый локоть в окно.

– Джордж? – спрашиваю я.

Возможно, он грек. Или итальянец. Трудно сказать. Примерно ровесник Дрища, с лысой головой и толстыми руками. Он открывает дверцу, вылезает из грузовика и затаптывает сигарету подошвами поношенных кроссовок, которые надеты на толстые серые носки, сбившиеся в «гармошку» на щиколотках. Он низенький и коренастый, но быстрый в своих движениях. Человек-движение.

– Спасибо, что согласились помочь, – говорю я.

Он ничего на это не отвечает. Он открывает кузов грузовика, широко распахивает металлическую заднюю дверцу и пристегивает ее сбоку. Кивает мне – лезь в кузов. Я забираюсь в грузовик, и он забирается вслед за мной.

– Я не скажу ни слова, обещаю, – говорю я.

Джордж молчит.

Грузовик заполнен ящиками с фруктами и овощами. Ящик с тыквами. Ящик с дынями. Ящик с картофелем. Домкрат для поддонов у левой стены. Возле задней дверцы на поддоне стоит большой пустой квадратный ящик. Джордж наклоняется в ящик и вытаскивает фальшивое деревянное дно, отделяющее нижнюю треть внутреннего пространства. Он два раза дергает головой вправо. Я расшифровал достаточно молчаливых кивков Августа, чтобы понять, что Джордж имеет в виду: «Полезай в ящик». Я бросаю в ящик рюкзак, перекидываю ноги через борт и ложусь на дно.

– Я тут смогу дышать-то?

Джордж показывает на отверстия для воздуха, просверленные в каждой стенке ящика. Это невероятно тесное пространство, где можно поместиться только лежа на левом боку с ногами, сильно подтянутыми к животу. Джордж оценивает мою позу, удовлетворяется осмотром и поднимает деревянный лист ложного дна ящика, чтобы положить его на мое скрюченное тело.

– Секунду, – говорю я. – У вас есть какие-то инструкции, что мне делать на той стороне?

Он отрицательно качает головой.

– Спасибо, – говорю я. – Вы делаете доброе дело. Вы помогаете мне помочь моей маме.

Джордж кивает.

– Я молчу, паренек, потому что тебя не существует, усек? – поясняет он.

– Понимаю, – откликаюсь я.

– Лежи тихо и жди, – говорит он.

Я трижды энергично киваю. Фальшивое деревянное дно накрывает мое тело.

– Счастливого Рождества! – произносит Джордж.

Затем наступает темнота.

Двигатель взрыкивает, возвращаясь к жизни, и моя голова ударяется о стенку ящика. Дышать. Короткими, спокойными вдохами. Сейчас не время для панических атак в духе папаши. Это настоящая жизнь. Это то, что Дрищ обычно называл «делай что должен, и будь что будет». Как будто роешь тоннель через завал в угольной шахте, который необходимо прокопать во что бы то ни стало. Все остальные горняки стоят поодаль, опасаясь, что каменные стены вот-вот обрушатся, но я, Илай Белл, упорно вгрызаюсь в породу, преграждающую путь к жизни, ищу себе лазейку, ищу источник воздуха.

Здесь в темноте – Ирен. В шелковой комбинации. Ее обнаженные ноги, идеальная кожа и веснушка на щиколотке. Грузовик мчится по дороге. Я чувствую, как Джордж переключает передачи, я чувствую на дороге каждую кочку. Теперь здесь Кэйтлин Спайс, на пляже. Она одета в шелковую комбинацию Ирен и зовет меня. Она сияет и вертит головой, рассматривая вечную Вселенную. Грузовик замедляет ход, почти останавливаясь, я слышу тиканье поворотника, и грузовик сворачивает налево, на ухабистую подъездную дорогу. Грузовик движется вперед, затем разворачивается, и я слышу звук пищалки заднего хода. Грузовик останавливается окончательно. Задняя дверца открывается, и я слышу, как Джордж выдвигает из грузовика железный пандус и с грохотом опускает его на бетон. Затем слышится звук другой машины, вероятно, погрузчика, поднимающейся по пандусу. Вонь машинного масла и бензина. Машина рядом с ящиком. Ящик трясется и раскачивается, когда две металлические клешни пронзают поддон подо мной, и внезапно я поднимаюсь в воздух вместе с ящиком. Меня тащат куда-то, моя голова ударяется о стенку, когда погрузчик съезжает назад по железной рампе и тяжело опускает ящик на бетон. Клешни погрузчика убираются из поддона, и машина движется взад-вперед так близко, что я могу ощутить запах резины от ее вращающихся колес. Бип-бип. Вжух-вжух. Влево-вправо. Затем звук клешней погрузчика, поднимающего другой ящик, а потом вдруг что-то тяжелое сыплется на фальшивый пол надо мной. Бум, бум, бум, бум! Хррррррр! Вес нового груза в ящике прогибает фальшпол, и мое сердце бешено колотится. Надо мной фрукты. Я чувствую их запах. Арбузы. Затем я снова плыву в воздухе, поднимаюсь на погрузчике, опускаюсь обратно в грузовик. И мы опять едем.