Мюриэл Спарк - Утешители

Родители во многом учатся справляться с жизнью у своих детей. Благодаря Лоуренсу, а в последние годы и Каролине душевная организация Хелены претерпела изменения. Она, по крайней мере, была готова согласиться с тем, что Эрнеста, в духе христианского сострадания, как она его понимала, следует не только принимать таким, какой он есть, но ценить его как личность, как отступление от нормы. Хелену даже немного восхищало его «исправление», как она это называла. Но когда он отказался от связи с мужчинами, она понадеялась, что за этим последуют и внешние изменения. Ее огорчило и озадачило, что его вид и манера держаться остались неисправимо женственными, и она поняла, что у людей вроде Лоуренса и Каролины эта его манерность не вызывает отторжения. У Хелены имелись французские фарфоровые статуэтки семнадцатого века, которые она ценила, но обществом Эрнеста дорожить было достаточно трудно и оно порождало безотчетную враждебность, которую надлежало преодолеть.

Эрнест складывал вещи, она размещала их в чемодане, и так они почти все упаковали. Чего не упаковали, то собрали, чтоб отнести в автомобиль.

– Выкурим по сигарете, мы так наработались.

– Думаю, этот аппарат принадлежит Каролине, – сказала Хелена. – Пожалуй, стоит позвать этого типа – удостовериться, что мы не оставили ничего своего и не прихватили чужого.

Эрнест присел скорчившись на низкую скамеечку для ног и поднял крышку аппарата:

– Магнитофон. Вероятно, Каролина использовала его для работы.

– Я безоговорочно в тебя верю, Эрнест. И обратилась я в первую очередь не к кому-нибудь, а к тебе. Мне, конечно, не хочется тебя обременять, и если все дело в расходах…

– Спасибо, Хелена. Но я не могу обещать – я, конечно, попробую – в это время года у нас предварительные продажи и курсы. Может, Хогарт согласится приехать в Лондон.

– Я так тебе благодарна, Эрнест.

Он повозился с магнитофоном, нажал на клавишу. Послышался слабый стрекот, затем мужской голос произнес с преувеличенной задушевностью «Дорогая Каролина…»

Через несколько секунд Хелена узнала голос Лоуренса, потом, после короткой паузы, заговорила Каролина. Слова Лоуренса шокировали Хелену, а слова Каролины показались бессмыслицей.

– Ой, вот глупенькие лапочки, – сказал Эрнест.

Хелена протянула Эрнесту пальто – пусть поухаживает.

– Вызови, пожалуйста, этого типа, Эрнест. Дай ему фунт и спроси, все ли в порядке. Я снесу неупакованные вещи в машину. Нет, хватит и десяти шиллингов.

Она чувствовала себя одинокой, как едва ли не последний человек во Вселенной, безнадежно неспособной понять Лоуренса и Каролину. Новые потрясения и новые открытия следовали один за другим, и вечная обязанность мириться с тем, что было противно ее натуре… Ей хотелось домой, в теплую расслабляющую ванну. Она устала, изнервничалась и вообще была сама не своя.

Она уже стояла в дверях, когда Эрнест – он звонил управляющему – ее позвал:

– Посмотри, что я нашел. Блокнот, наверняка Каролины.

Красный блокнот для записей лежал на нижней полочке телефонного столика. Он взял блокнот и отдал Хелене.

– Как хорошо, что ты его заметил, а то у меня совершенно из головы вылетело. Каролина специально о нем говорила. Просила принести блокнот со стенографическими записями.

Хелена раскрыла блокнот. Почти все записи представляли собой стенограмму, и только на одной странице имелась обычная запись. Ее взгляд упал на слова «Возможные фигуранты».

– Должно быть, это связано с расследованием Лоуренса, – заметила Хелена.

Она вернулась к этой страничке уже в машине, ожидая Эрнеста с вещами, но так и не смогла разобраться. Под шапкой «Возможные фигуранты» шел перечень:

Сатана

женщина

гермафродит

душа в Чистилище

– Ничего не понимаю, – сказала Хелена, аккуратно убирая блокнот в сумку с вещами Каролины. – Решительно ничего.

Стоял теплый, подернутый синеватой дымкой денек. В самом начале третьего высокий подтянутый старик вошел в книжную лавку. Барон Сток был один и ждал его.

– О, мистер Уэбстер, как вы пунктуальны, какая огромная любезность с вашей стороны предпринять эту поездку. Прошу пройти прямо через зал во внутренние покои, да, во внутренние покои.

Когда кто-нибудь из многочисленных знакомых Барона Стока – в отличие от немногих близких друзей – заходил к Барону на Чаринг-Кросс-роуд, он неизменно получал приглашение пройти во внутренние покои. Клиенты, коммивояжеры и книготорговцы не допускались дальше большого торгового зала. Барон проявлял крайнюю щепетильность в отношении «внутренних покоев» – убогого, удобного и совершенно невзрачного помещения в задней части дома, где все было заставлено рассыпающимися штабелями книг и папок, за исключением «пятачка»; тут на потертом красном ковре стояли три старых кресла, а посредине – иностранного вида гудящая керосиновая плита. Допущенным во «внутренние покои» и знающим привычки Барона следовало, прежде чем сесть, подождать, чтобы он прикрыл газетой сиденье каждого кресла. «Здесь, мои дорогие, чудовищно грязно, я не позволяю здесь убираться». Когда дни становились короче, Барон зажигал на письменном столике керосиновую лампу: во «внутренних покоях» давно не было электричества. «Не хватало мне только, – говорил Барон, – пустить сюда электриков со всем их грязным хозяйством». Время от времени кто-нибудь из знакомых предлагал: «Тут, Уилли, похоже, дело, нехитрое. Я, пожалуй, мог бы наладить вам свет». – «С вашей стороны, это крайне любезно». – «Вовсе нет, приду на той неделе». Однако на «той неделе» никто так ни разу и не пришел и проводку не наладил.

– Ну вот, – произнес Барон, усадив мистера Уэбстера на чистый газетный лист. – Как поживает миссис Джепп?

Мистер Уэбстер сидел прямо и напряженно, отвечая Барону, он поворачивался к нему верхней частью корпуса.

– Рад сообщить, что она хорошо себя чувствует, однако, к сожалению, сильно переживает из-за внука.

– Да, скверный случай. Я, понятно, знаю Лоуренса много лет. Плохой водитель. Но, как я слышал, через неделю его выписывают.

– Да, он еще легко отделался. У молодой дамы – бедняжка – перелом ноги, но и с ней могло быть хуже, как нам говорят.

– Бедная Каролина, я знаю ее много лет. Я слышал, она рассекла себе лоб до кости.

– Насколько я понимаю, просто ссадины и порезы, ничего серьезного.

– У меня камень с души свалился. До меня в моей лавке доходят все новости, но рассказчики всегда преувеличивают. В большинстве своем они поэты или профессиональные лжецы разного рода, так что приходится делать скидку. Рад слышать, что у Каролины обошлось без вмятины в черепе. Я знаю ее много лет. На следующей неделе собираюсь ее навестить.