Мюриэл Спарк - Утешители

В том, что у него не получилось эффектно и быстро разрешить бабушкину тайну, Лоуренс винил катастрофу с автомобилем. Не просто винил – проклинал. В то же время его возбуждало открытие, что Эрнест и Хелена на пару преуспели лишь в одном – заставили шайку удвоить бдительность. Перед ним по-прежнему стояла задача – проникнуть в старушкины хитрости. Именно этого ему хотелось больше всего на свете. Лоуренс желал не просто положить конец ее занятиям – он желал знать, в чем они заключаются.

Короткие зимние наезды в коттедж только распалили его любопытство. Он безрезультатно ошивался у Ледилиса и Лэдл-Сэндса, в нем крепла уверенность, что шайка до времени затаилась. Эрнест завалил расследование. Больше всего Лоуренса бесила бабушкина прямота. Ни разговоры, ни поступки Луизы не отличались скрытностью, но раскрывать свою тайну она решительно отказывалась. Единственное, что ему удалось из нее извлечь, – Хогарты собираются в Лозанну на две последние недели марта.

– Хогарты прямо-таки зачастили по заграницам, бабушка.

– Вот уж кто любит попутешествовать!

Больше он от Луизы ничего не добился. И подал заявление об отпуске с пятнадцатого марта.

Лоуренс преуспел в эмансипации матери до такой степени, что она сама предложила ему, не видя в этом ничего оскорбительного:

– Почему бы тебе не взять с собой Каролину? Ей надо отдохнуть, а денег у бедной девочки нет. Я оплачу все расходы.

После этого на Лоуренса и посыпались возражения:

– Лозанна в марте! Почему Лозанна? Там будет холодно и уныло.

Но он сказал:

– Я же твой добрый друг, правда? Пожалуйста, согласись хотя бы на этот раз.

И она согласилась.

Это было в середине февраля. Через две недели она взяла согласие назад.

– Я ездила в монастырь поговорить с отцом Джеромом, – начала она.

– Прекрасно! – сказал Лоуренс. Последнее время она замечала, что Лоуренс охотно поощряет все ее связи с религией, тем более что сам он продолжал демонстрировать свой жизнерадостный скептицизм. В одно из воскресений она решила не пойти к мессе из-за простуды, отчего он страшно разволновался и предложил ей укутаться в теплый шарф, принес полоскание и выразил готовность отвезти ее в церковь и обратно в своем новом автомобиле, лишь бы она не пропустила службу. – Прекрасно! – сказал Лоуренс, услышав, что она навестила старика монаха, которого он знал еще с отрочества.

– Он говорит, – заявила Каролина, – что мне бы не следовало отправляться в Лозанну с тобой.

– Но он же знает меня! И уж конечно, знает, что на нас можно положиться, что это будет просто совместный дружеский отдых. Господи, да так постоянно отдыхают убийственно скучные пары. Господи, а я-то считал его разумным священником без предрассудков.

– Он сказал, что в свете наших прежних отношений мне бы не следовало выступать в обстоятельствах, способных привести к скандалу.

– Но о грехе не идет и речи. Даже я это понимаю. Не забудь, мне внушали католические взгляды.

– О грехе не идет и речи, но он сказал, что это подорвет веру, – возразила Каролина.

– Мы никому не скажем, что едем вместе. Маловероятно, чтобы нас кто-то увидел в марте в Лозанне.

– Тайная поездка еще хуже нетайной. Еще больше ущерба для веры. Я не могу поехать, ты уж меня прости.

Ее отказ огорчил Лоуренса сильней, чем она ожидала. Он не сказал ей то, о чем она догадалась: что его упорное желание побывать в марте в Лозанне как-то связано со стремлением пройти по следу бабушки. Каролина не учла, насколько ее участие было для него важно, и чем больше он ее уговаривал, тем крепче становилось ее решение полностью устраниться от этого дела. Разговор слишком ясно напоминал ей о событиях, предварявших автокатастрофу.

Лоуренс не стал на нее давить. Он принял ее решение с недавно появившимся необычным страхом: не следует слишком приближаться к Каролине, чтобы не спровоцировать перебранки. Именно в тот раз он, подавив разочарование, спросил ее по-дружески: «Как продвигается твоя книга?» – и она, занятая совсем другими мыслями, ответила: «Думаю, близится к концу».

– Вот как? А ты совсем недавно говорила, что тебе еще писать и писать.

Она мгновенно осознала свою ошибку, как и Лоуренс. У него сделался довольно беспомощный вид, словно он вконец запутался. Ей было невыносимо выступать в роли духовного тирана и ужасно хотелось освободить его от необъяснимых и столь близких ей, но столь чуждых ему мыслей.

– Я, понятно, предвкушаю конец работы над книгой, – сказала она, – чтобы, так сказать, свалить эту гору с плеч.

– Я-то, конечно, имел в виду, – с раздражением произнес Лоуренс, – книгу, которую ты пишешь, а не книгу, в которой, по-твоему, ты выступаешь действующим лицом.

– Я знаю, что ты имел в виду именно это, – смиренно согласилась она. И чтобы развеять неприятную атмосферу, мило улыбнулась ему и сказала: – Помнишь то место у Пруста, где он пишет о двусмысленном употреблении слова «книга» и замечает…

– К черту Пруста, – сказал Лоуренс.

– Послушай, – сказала она, – я не лезу в твои фантастические дела. И ты не лезь в мои. И еще, – продолжала она, – нам не о чем говорить нынче вечером. Я иду домой. Пешком.

Они ужинали в маленьком ресторанчике в пяти минутах ходьбы от квартиры Каролины, поэтому ее «пешком» прозвучало не так сурово, как она хотела, и позабавило Лоуренса.

– Последнее время мне стало трудно тебя понимать, – сказал он и добавил, чтобы ее успокоить: – Почему ты сказала, что книга близится к концу?

Каролине не хотелось отвечать, но его искренность не оставила ей выбора.

– Потому что происходящее вокруг нас имеет свои последствия. Особенно новость о знакомом твоей бабушки.

– О ком именно? – спросил Лоуренс.

– Как, ты ничего не знаешь? Хелена в крайнем возбуждении позвонила мне нынче утром, и, насколько я понимаю, это весьма удивительный…

– О ком именно?

– Об одном из тех, кого ты совершенно напрасно подозреваешь. Об Эндрю Хогарте. Судя по всему, он парализован, и отец возил его в небольшой храм Девы Марии во французских Альпах. Так вот, вчера они возвратились, и Эндрю начал шевелить парализованной конечностью. Хелена говорит – это чудо. Про чудо я ничего не знаю, но мне представляется, что этот случай завершает сюжет и приводит книгу к концу. Я не стану жалеть.

– Но они с января не выезжали за границу. И не собираются до середины марта, по крайней мере, я так понимаю. У меня есть причины считать, что Хогарты занимаются контрабандой бриллиантов, разве ты не понимаешь?

– Спроси у своей матери, – сказала Каролина. – Ей все об этом известно. Ее переполняют разные сведения.

– Теперь я не вижу большого смысла ехать в марте в Лозанну, – сказал Лоуренс.