Васкен Берберян - Дети разлуки

Я смотрел на него через полуприкрытые веки, стараясь сфокусировать внимание на чертах его лица, которые никак не мог различить, потому что он сидел против света .

– Что вам нужно? – промычал я, не имея возможности двигаться, так как был все еще привязан к кровати .

– Это товарищ Бергович, – продолжил он, представляя мне другого мужчину, который молча сидел рядом и которого я не заметил. Он был очень худой, на голове морская фуражка .

– Немедленно развяжите меня! – закричал я, чувствуя дикую боль в горле и в челюсти .

– После, а сейчас ты должен меня внимательно выслушать, – жестко сказал офицер . – Хорошая новость, разумеется, то, что ты жив. Ты единственный, кто остался в живых после пожара на «Линке». Она перевозила заключенных на северные рудники. Никто из экипажа и никто из заключенных не спасся, только ты, Евгений. Товарищ Игорь – твой спаситель, – сказал он и дружески хлопнул моряка по плечу . – Правда, товарищ? А теперь, – добавил он с притворной улыбкой, – плохая новость. Ты вышел не совсем целым из этой истории. У тебя сотрясение мозга, которое спровоцировало временную амнезию, и у тебя сильно обгорело лицо. Врачи сделали все возможное, чтобы спасти левый глаз, но им это не удалось .

Он подал знак, в палату вошел врач и стал объяснять:

– На левой стороне лица имелись ожоги второй и третьей степени, поэтому пациенту была сделана немедленная операция по удалению обуглившихся тканей. Пока мы не можем сказать, как долго будет сохраняться уродство, но в любом случае первоначального красивого лица уже не будет .

Он говорил без остановки равнодушным тоном, словно читал метеорологическую сводку, и старался поскорее закончить, не обращая внимания на мое затрудненное дыхание и ужас, который сковал меня, пока я его слушал. Только Игорь проявил немного сострадания. Он сидел с опущенной головой и даже не решался смотреть в мой единственный глаз. Чтобы тебе стало понятно мое отчаяние, скажу, что я чувствовал себя как новорожденный, но обладающий сознанием и пониманием, который вступает в этот мир, а ему вместе с приветствием объявляют, что он урод и слепой и таким останется до конца своих дней .

– Спасибо, спасибо, – сказал офицер, отпустив врача . – Теперь расскажи, товарищ Игорь, как ты его нашел .

– Я был на баркасе с леской в руке, когда услышал взрывы … – начал Игорь дрожащим голосом .

Тем временем, с трудом повернув голову на подушке, я заметил второго, который стоял за спиной Игоря и все записывал, каждое сказанное слово .

– Когда корабль взорвался, дым накрыл все вокруг, потому что дул восточный ветер и он погнал дымовое облако в бухту. Вскоре «Линка» затонула, и рыболовецкие суда, находившиеся поблизости, направились к тому месту в надежде подобрать спасшихся .

– Это все мы уже знаем, товарищ, ты расскажи, как нашел Евгения .

Моряк кивнул .

– Я уже собрался вернуться в бухту, я был очень напуган, жутко было думать об этой трагедии, когда рядом с Тремя Бра …

– С тремя утесами?

– Да. Я увидел тело, едва видневшееся на поверхности воды. Оно качалось на волнах у скал .

В этом месте офицер бросил вопросительный взгляд на своего напарника, и тот кивнул .

– Я с трудом вытащил его и попытался привести в чувство. Он окоченел, кожа была уже синюшного цвета из-за ледяной воды. Я повернул его на бок и несколько раз ударил в спину, пока его не вырвало, он закашлялся и начал дышать .

– Что было потом?

– Я попытался заговорить с ним, хотел понять, в каком он состоянии, рана на лице была ужасной . – Лицо Игоря исказила гримаса, но он не стал вдаваться в подробности. Это был чувствительный и добрый человек . – Видно было, что он молод, шестнадцать, максимум восемнадцать лет. «Ты меня слышишь?» – спрашивал я его, но он молчал и лежал неподвижно, только слабое дыхание указывало на то, что он еще жив .

Пока Игорь говорил, я слышал, как дрожал его голос, как пережитые эмоции еще волновали его .

– Как был одет этот юноша? – спросил офицер .

– На нем были только длинные кальсоны и майка, ничего другого, если не считать кольца на пальце. Обручальное кольцо червонного золота и еще металлический медальон на шее с именем и номером учета личного состава, какие носят работники лагерей .

– Вот эти? – Офицер вытащил из конверта два предмета и протянул Игорю, который внимательно стал их рассматривать .

– Да, – подтвердил он, – вот это кольцо с гравировкой «С. С. 1935» и медальон с именем Евгений Козлов, № 9211145, я запомнил три единицы посередине .

– Товарищ Козлов, ты помнишь что-нибудь из того, что наш товарищ Игорь только что рассказал? – спросил меня офицер .

Я отрицательно покачал головой. Я совсем ничего не помнил .

– Лучше будет, если ты поскорее все вспомнишь, – сквозь зубы сказал офицер . – Это обручальное кольцо, которое носят приверженцы христианской веры … Очень странно, правда, Евгений? Потому что из документов следует, что твоя семья из мусульман. Так что или ты не Евгений, или ты украл кольцо, в обоих случаях тебе придется давать убедительные объяснения .

Он поднялся с красным от злости лицом, тут же встали сержант с Игорем и вышли следом за ним из палаты .

В последующие дни меня постоянно усмиряли, кололи успокоительное и анксиолитики, но потом развязали, ведь я все равно был беспомощный. Я все время спал или пребывал в состоянии полудремы. Никакие плохие новости уже не трогали меня, но и хорошие тоже не радовали. Я был в состоянии полной апатии. Мне сняли бинты, и я стал готовиться к тому, чтобы увидеть в зеркале свое новое лицо .

Я долго рассматривал шрам от ожога, который обезобразил мое лицо, потрогал его пальцами, ощутил шершавую кожу и вялость поврежденных тканей. «Евгений Козлов, ты просто жаба», – сказал я наконец с саркастической улыбкой .

Офицер часто приходил допрашивать меня, сомневаясь и подозревая, все более уверенный, что я намеренно что-то скрываю. Однажды мне сделали серию рентгеновских снимков. Когда делали рентгенографию черепа и шеи, меня впервые внезапно озарило. Я лежал голый на холодном столе, и в тот момент, когда загудел рентгеновский аппарат, в голове как молния пронеслось видение: два тела, сцепившиеся в жестокой схватке без правил. Тотчас же возникло чувство отвращения, ненависти, сердце забилось так быстро, что врач попросил меня успокоиться и не шевелиться, иначе пришлось бы делать снимки заново .

Сцена борьбы стала ниточкой, за которую я ухватился, чтобы выбраться из темного колодца амнезии. В короткие и редкие моменты прояснения я пытался понять, кто я на самом деле. Пытался отличить реальные события от снов или, точнее, от ночных кошмаров. Я заставлял себя часами перебирать в памяти фрагменты образов, иногда возникавших, как вспышка, и старался собрать общую картину событий из тех немногих деталей, которые были в моем распоряжении: имя, кольцо и идентификационный медальон. Часто я забивался в какой-нибудь угол, как бродячий пес, и плакал под смущенными взглядами других больных .