Салман Рушди - Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей

– В шкатулке что? – спросил он шпиона.

– Царь выронил ее, когда упал, – ответил Омар. – Думаю, внутри нее яд.

– Какого рода яд? – уточнил мистер Джеронимо.

– Словесный, – сказал Омар. – Царя джиннов отравить возможно лишь самыми пагубными и могущественными словами.

– Открой шкатулку, – велела Дунья.

Словно слои прямоугольной кожи – множество коробочек, уходящих одна в другую до самого средоточия, закрытого, глядишь и словно валишься в бездну. Внешний слой, шкатулка, заключавшая в себя все шкатулки, выглядела живой, и мистер Джеронимо с легкой дрожью отвращения подумал, а вдруг и она сама, и все, что она в себе содержит, и вправду сделано из живой, может быть, даже человеческой кожи. Он и помыслить не мог дотронуться до мерзкой вещицы, но принцесса преспокойно вертела ее в руках, явно была знакома с такими в самих себя уходящими луковками. Шесть граней шкатулки были изысканно украшены – «татуированы», мелькнуло в мозгу мистера Джеронимо, – изображениями горных пейзажей и нарядных павильонов у журчащих потоков.

В таких шкатулках теперь, когда восстановился контакт между мирами, шпионы посылали императору разнообразные и подробные отчеты о нижнем мире, о человеческих реалиях, которые Шахпал находил чрезвычайно занимательными. За века разделения Шахпал дошел до такого нервного истощения, что порой неохотно поднимался с постели и даже сексуально услужавшие ему джиннии жаловались на его равнодушие к сексу, неслыханное дело в мире джиннов, где единственное, зато неисчерпаемое удовольствие доставляет один только секс. Шахпал вспомнил предание о том, как индуистское божество Индра спасся от небесной скуки, изобретя театр и ставя в нем спектакли на радость своему не слишком загруженному работой пантеону, и недолгое время носился с мыслью привить драматическое искусство в Перистане, однако отказался от этой идеи, потому что всякий, с кем он советовался, смеялся над самой мыслью смотреть, как воображаемые люди совершают воображаемые поступки, причем это даже не заканчивается половым актом, хотя некоторые в фокус-группе соглашались с тем, что воображение и притворство могли бы малость скрасить сводящееся к сексу между огнем и дымом существование. В итоге Шахпал пришел к выводу, что джиннам неинтересен вымысел, им подавай реализм, как ни скучен реализм их собственной жизни. Что поделать, бумага горит в огне. Книг в Волшебной стране не водилось.

В те дни ифриты, темные джинны, отступили от так называемой Демаркационной линии, которая отделяла Каф от их диких владений, и подготовились к нападению на человеческий мир, что весьма огорчало Шахпала, друга Земли, террафила. Стычки на границах Кафа практически прекратились, и хотя с одной стороны это давало местным обитателям благую передышку, в то же время их скучная жизнь совсем оскудела событиями. Шахпал завидовал свободе своей дочери, Принцессы Молний, которая, установив защитные барьеры, позволяла себе надолго отлучаться от Кафа, изучать соблазны другого мира и сражаться там с темными джиннами. Император обязан пребывать на своем троне. Так полагается. Корона – та же темница. Во дворце необязательно ставить на окнах решетки, чтобы удержать главного жильца внутри.

Мы излагаем эту историю в том виде, в каком она дошла до нас после многих пересказов, уста к уху, ухо к устам, историю об отравленной шкатулке и те истории, которые содержались внутри, где был спрятан яд. Вот что такое истории – опыт, передаваемый многими языками, и множество языков мы порой называем единым именем – Гомер, Вальмики, Вьяса, Шахерезада. А себя мы так и называем «мы». «Мы» – существо, которое рассказывает себе истории, чтобы понять, какого оно рода существо. По мере того как истории спускаются к нам по ступеням столетий, они отрываются от времени и места, теряют изначальную конкретность, но приобретают чистоту эссенции, сущности, становятся беспримесно самими собой. И точно так же эти истории представляют собой то, что мы знаем, что мы понимаем и что мы есть – или, вероятно, правильнее было бы сказать, то, чем мы стали или чем можем быть.

Осторожно, словно сапер, обезвреживающий бомбу, Омар Айяр снял со шкатулки верхний слой. Пуф! Луковая кожица дематериализовалась, и сразу же полилась история, высвобождаясь из тончайшего прямоугольного слоя: возникло бормотание, переросло в медоточивый женский голосок, один из множества, запертых в китайской шкатулке, чтобы ими мог воспользоваться на выбор гонец. Этот голос, хрипловатый, низкий, успокоительный, напомнил мистеру Джеронимо Голубой Жасмин и тот «Багдад» (без h ), где она жила, дом, из которого он был изгнан. Волна меланхолии омыла его и схлынула. Повесть вонзила в него крючок, прямо в ухо без мочки, завладела вниманием.

Наутро после всеобщих выборов, о великий царь, некий мистер Айрагайра из дальнего города Б. пробудился, как и все прочие, от громкого воя сирен, а затем приехал белый фургон, на котором развевался флаг, и из мегафона разносились приказы. Всех ждут перемены, восклицал мегафон, ведь людские сердца ждали перемен. Всем обрыдли коррупция и дурное управление, а более всего осточертело семейство, так долго цеплявшееся за власть, что оно превратилось для всех в ненавистных родственников, от которых каждый жаждет избавиться. И вот семейство свергнуто, кричал мегафон, и страна сможет наконец расти и крепнуть без отвратительных всеобщих родичей. Как все прочие, сказал мегафон, он, Айрагайра, должен немедленно оставить свою нынешнюю работу – работу, которую он, между прочим, любил (он был редактором книг для юношества, трудился в известном издательстве) – и явиться на один из только что организованных сборных пунктов, где его проинформируют о новом назначении и он вольется в великое новое национальное предприятие, строительство машины будущего.

Он поспешно оделся, спустился и вышел из дома объяснить офицеру с мегафоном, что не обладает ни инженерными знаниями, ни навыками механика, потребными для такой работы, ведь он из людей искусства, а не техники, к тому же он сам хотел бы оставить все как есть, он давно сделал свой выбор, предпочел любимую профессию высоким заработкам. Убежденный холостяк, он получает вполне достаточно по своим нуждам и делает важную работу: пробуждает, занимает и формирует юные умы. Офицер с мегафоном безразлично пожал плечами:

– Мне дела нет, – резко, нелюбезно ответил он. – Делайте, что велит новая нация, если не хотите, чтобы вас сочли антинародным элементом. Для таких элементов в нашей периодической системе клетка не предусмотрена. Как говорят французы – хотя сам я французского не знаю, ибо он чужд нашим традициям и потому учить его бессмысленно, – hors de classification [11]. Грузовики скоро прибудут. Если вы настаиваете на своих отговорках, обращайтесь к ответственному за транспортировку.