Уильям Голдинг - На край света (трилогия)

– Я со своей стороны уверен, что даже и пробовать не стоит. Слишком уж это опасно.

– Да, именно так считает старший офицер. Видели бы вы это гнездо – огромного размера! Трещина также велика, а значит, велика и опасность. Мачта стонет и разбивает дерево вокруг себя, вращаясь маленькими, неравномерными кругами, которые невозможно остановить. Не знаю, что тут делать. Вокруг мачты сплели целый клубок из временных приспособлений. Некоторые из них понятны и дилетанту вроде меня, некоторые загадочны и невнятны – балки, втиснутые между мачтой и шпангоутами; тросы, обвязанные вокруг мачты так туго, словно сделаны из металла. И все-таки она раскачивается – несмотря на балки и тросы, блоки и лебедки, клинья, подпорки и брусья. Выглядит устрашающе. А когда замечаешь, что мачта движется, становится еще страшнее.

– И будет хуже?

– Боюсь, что да.

Он замолчал, глядя в окно на бушующее море.

– Да уж, мистер Боулс, веселая компания смертников выйдет из нас, как я погляжу. Пайк напился до беспамятства. Олдмедоу в дурном настроении и предпочитает общество своих людей нашему. Мы сами…

– Напуганы до смерти.

– Преттимен не встает с койки…

– Просто не может. Лежит совершенно беспомощный. Удар оказался слишком сильным. Поскольку на борту нет ни одного врача, за ним ухаживает только сестра милосердия из переселенцев…

– От которой, по-моему, никакого толку!

– По-моему, тоже. Но и моряки, и переселенцы считают, что она делает все возможное, что сводится, на мой взгляд, к бормотанию молитв и развешиванию чеснока вокруг несчастного!

– Вы говорите, ее прислали матросы и переселенцы?

– Да, Преттимен пользуется среди них большим уважением.

– Неужто я слишком рано записал его в клоуны? Нет, разумеется, нет!

Бейтс, стюард, принес еду для тех, кто еще в состоянии был есть: солонину – холодную, поскольку топливо надо было беречь для изготовления угля, размоченные бобы – тоже холодные, печально известные корабельные галеты, в которых – клянусь! – не было ни единого червяка, и немного пива или отвратительной на вкус воды с капелькой бренди. Мы с Боулсом поели. Пайк дремал на столе до тех пор, пока Бейтс не позвал Филлипса, и они не отволокли его в каюту. Олдмедоу, как мне сказали, предпочел питаться со своими людьми в кубрике. Море разыгралось, качка стала сильнее. Повседневная жизнь корабля – смена вахты, крики боцмана, звон рынды, топот офицерских сапог и босое шлепанье матросов у нас над головами – гудела вокруг, бесконечная, как наше путешествие, как само время, пока пробегали мимо тревожные часы. Бейтс – не знаю, по обязанности или по собственному желанию – разнес дамам тарелки с едой прямо в каюты.

Боулс вернулся к себе. Рядом со мной присел завернутый в накидку мистер Брокльбанк и осчастливил меня подробным рассказом о различных методах, применяемых для гравирования на камне, меди и цинке, включающим подробное описание всех трудностей этих процессов. Я почти не слушал, и старик убрался прочь. Корабль потряхивали нешуточные волны.

Хмурым вечером, около девяти, я поднялся на ноги и осторожно двинулся в свою свежеокрашенную каюту. Там торчал Веббер – притворялся, что поправляет покрывало, а на самом деле ждал денег, между прочим, за свои прямые обязанности.

– Спасибо, Веббер. Что ж, больше ничего не нужно.

К моему удивлению, он не ушел.

– Вот, значит, где он с собой покончил. Оно и понятно.

– Что вы имеете в виду?

– После первой смерти местечко вошло во вкус, ну и схапало парня, как только сообразило, что у него на уме…

– Да о чем это вы?!

– О Виллере. Мы его звали Джосс. Ну, между нами.

– Подите вон!

– Их же не остановишь, как только они себе это в голову вобьют, так ведь? Этот все твердил, что наконец-то сможет отдохнуть. Чудной он был, Джосс. Сдается, он господам прислуживал, прежде чем на флоте оказался. Он намекал, что состоял на службе у людей ученых, пока не скатился до нашей работы.

– Мне он ничего подобного не рассказывал! А теперь…

– Говорил, что всегда есть где укрыться, если что. «Последний приют, Веббер, он постоянно при нас. Если станет совсем худо, можно юркнуть в него, свернуться там, спрятаться ото всех и заснуть. Он всегда под рукой. И лично я тонуть больше не согласен, хватит с меня».

– Боже милосердный! Он что-то такое говорил однажды, когда…

– А спросите – почему тут? Да потому что каюта его засосала. Вещая она, вот что я вам скажу.

– Убирайтесь, Веббер!

– Иду, иду, сэр. Я бы и так тут не остался – особенно ночью, даже если б мне заплатили, хоть вы, похоже, и не собираетесь.

Веббер помедлил, выжидающе глядя на меня, но я ничего ему не дал, и он ушел. Как только он закрыл дверь, мне стало еще хуже. Я добрался до шкафута и выглянул за борт. Волны выстроились в ряды – такие ровные, словно ими кто-то командовал. Восковой свет луны ложился на гребни, превращая их в стальные полосы.

– Мистер Тальбот, сэр!

В одной руке Филлипс держал свечи, в другой – зажженный фонарь.

– Входите, Филлипс.

– Оставить свечи, сэр?

– Да… нет! Не сейчас. Послушайте, Филлипс, ну их, эти свечи. Оставьте мне фонарь.

– Не могу я этого сделать, мистер Тальбот, сэр! Понимаете, пассажирам не позволено жечь фонари, только свечи, потому что…

– Потому что, если свеча упадет, она погаснет сама? Да, я знаю. А вы знаете меня, верно? Погодите-ка… Сейчас… Вот – я покупаю у вас этот фонарь. Буду хранить его, как память о путешествии.

Обыкновенно невыразительное, как деревяшка, лицо Филлипса озарилось пониманием.

– Да, сэр.

– Повесьте вон туда, на крюк. И прикрутите фитиль.

Как известно, корабль никогда не спит. Вахта бодрствует, трудится под недреманным оком вахтенного начальника и рассыльного. Я облачился в плащ и поднялся на залитые лунным светом шканцы. Лейтенант Бене стоял, перегнувшись через поручень.

– Идите сюда, мистер Тальбот! Как вам ветер? Неплохо он гонит нас вперед, заметили?

– Мне интересней, как этот ветер нравится нашей посудине.

– Воды набираем побольше, но этого следовало ожидать. Кстати, я и о воде подумал. Надо бы смастерить что-то вроде ветряного двигателя, чтобы удобней было вычерпывать.

– О нет! Опять вы за свое! Меня страшат ваши новые изобретения! Трал, уголь, раскаленное железо – пожалейте нас, мистер Бене! Мы очень ценный груз!

Бене сорвал с головы зюйдвестку и раскинул руки в стороны.

– Оглядитесь кругом, мистер Тальбот! Разве не чудесно? Лунный свет на беспокойной воде, серебристые облачка, невыразимая высь над головой и сверкающие в ней бриллианты! Где ваши чувства, где романтика? Разве опасность, которой мы подвергаемся, страх, что мы испытываем, не придают всему ощущение необыкновенной остроты?