Уильям Голдинг - На край света (трилогия)

– Черт побери!

– Простите, сэр!

– Убирайтесь!

– Приказ лейтенанта Саммерса, сэр!

Он опустил конец каната в дальнее отверстие и начал трос разматывать. Я в ярости подхватил брюки, затянул ремень и вылетел наружу. В коридоре толпились моряки. Канат, разматываясь, полз у моих ног. Второй точно так же уползал в женский гальюн, по левому борту. Просто сумасшедший дом! Юный матрос, одетый вроде меня, в одну только робу, выскочил из уборной и побежал к каюте мисс Грэнхем! Да это ни в какие рамки не лезет! Я в два прыжка настиг нахала и одернул его за плечо.

– Нет уж, друг, не выйдет!

Я развернул его к себе… Бог мой! Передо мной стояла мисс Грэнхем! Даже в тусклом свете фонаря было заметно, как пылает ее лицо.

– Пустите меня, сэр, и немедленно!

– Мисс Грэнхем!

Я отдернул руку от тонкого плеча, словно коснулся змеи. Всплеск нежданной волны лишил меня равновесия. Мисс Грэнхем взялась за ручку двери. Я кувыркнулся назад, и от смертельного увечья меня спасла только пресловутая бухта каната, которая, пусть и полуразмотанная, смягчила удар. Я упал на колени и потянулся к собеседнице.

– Умоляю, мисс Грэнхем, умоляю – простите меня! Я-то решил, что вы – матрос и задумали что-то непристойное! Прошу вас, позвольте, я закрою…

– Я закрою дверь самолично, мистер Тальбот, если вы соблаговолите убрать пальцы с порога. У вас талант неожиданно валиться с ног, сэр! Конечно, я не вправе давать вам советы…

– К счастью, я падаю без вреда для себя, мадам. А совет приму с большим почтением.

Она помедлила на пороге.

– Сарказм, мистер Тальбот?

Ушиб настроения мне не улучшил.

– Почему меня вечно понимают превратно?!

Мисс Грэнхем оглянулась. Я продолжал:

– Прошу, не перебивайте, мадам. Во время долгого плавания взгляды людей на попутчиков меняются – не могут не меняться! И я вовсе не исключение. Все, что я хотел – выразить свое уважение и к вам, и… и…

– И к моим преклонным годам, мистер Тальбот?

Она повернулась ко мне. При тусклом освещении следы, оставленные временем на ее милом лице, были почти незаметны. Мисс Грэнхем улыбнулась. Прядь выскользнула из-под платка, покрывавшего волосы, и упала ей на лоб. Она подобрала непослушный локон. Игра света и тени сделала ее почти такой же молодой, как я – если не моложе! Я раскрыл было рот, но передумал и сглотнул слюну.

– Нет, мадам.

– Что ж, давайте познакомимся заново, мистер Тальбот. И правда, сейчас самое время – наше знакомство сделает вас более внимательным к тому, где и как вы падаете… Зря вы скривились, сэр! Надеюсь, если вы своими глазами увидите, к чему приводит неосторожность, вы станете более осмотрительны! Мистер Преттимен хочет видеть вас. Я… Если честно, я рекомендовала ему подумать о ком-нибудь еще, но теперь понимаю, что ошибалась.

По-моему, я засмеялся.

– Мистер Преттимен хочет меня видеть? Боже правый!

– Итак, если вы согласны, я приглашу вас к нему завтра утром.

– Конечно, я согласен, мадам. С преогромным удовольствием!

Локон снова соскользнул ей на лоб. Мисс Грэнхем, нахмурившись, вернула его на место.

– К чему так выспренне, мистер Тальбот? Или вам кажется, что с представительницами моего пола иной язык невозможен?

Я только рукой махнул. К счастью, улыбка вернулась на ее лицо.

– Не отвечайте, мистер Тальбот. Вы не обязаны. По-моему, вы меня боитесь. В глубинах вашего сознания наверняка ворочается мысль: «Гувернантка – всегда гувернантка». Что ж, виновата, сэр, простите, приседаю перед вами в книксене, как простушка-молочница.

С этими словами она закрыла дверь. Совершенно потрясенный, я остался стоять, как стоял, вцепившись в поручень. Нет сомнений – мисс Грэнхем без малейшего труда способна разобрать человека по косточкам. Зато мы возобновили знакомство – она сама сказала! Я не люблю ссор, так что перемена в отношениях принесла мне радость и облегчение. Я подошел к выходу на шкафут и выглянул наружу. Палубу заливал белесый лунный свет. Те звезды, что не затмевались луной, медленно плыли меж снастей, как серебристые светляки. Я смотрел на них, пока у меня не закружилась голова. Я заморгал и опустил глаза. По корме, вдоль лееров, матросы медленно подтаскивали тяжелый груз. Они волочили по шканцам что-то огромное, похожее на только что убитого морского зверя. Мимо пробежал Чарльз, меня не заметил и торопливо понесся вверх, следом за своими людьми. Я повернулся, дошел до каюты и затворил за собой дверь. При взгляде на свежую постель меня охватила неприязнь. Сомнений нет – возвращение сюда станет серьезным испытанием. Словно в детстве, когда я проезжал мимо кладбища на закате, а упрямый пони держался слишком близко к могилам. Вот и сейчас… Сколько бы ни твердил я ранее, что человек сам строит свою судьбу и мир вокруг, теперь я не мог противиться воздуху этой каюты, ее атмосфере, существование которой сам же и отрицал! Мне стало трудно дышать. Хорошо хоть, что сейчас тут горели не свечи, к которым я привык; вместо них на гуляющей от качки стене крепко держался яркий масляный фонарь, а вокруг шевелились словно выписанные черной тушью тени. Я прикрутил фитиль, оставив лишь слабый огонек, и решил, что не стану пока раздеваться – надо дать себе время привыкнуть, пусть эта каюта станет чуть более моей, а не их . Разве не держат обожженный палец около огня, чтобы вытянуть жар? Вот здесь сидел Колли. Вот здесь он опирался на локоть, рядом с пером, чернильницей, песочницей – здесь он познал всю глубину ужаса и горя, глубину унижения, столь мучительного, что представить его до конца просто невозможно! И если это унижение, этот душевный мрак исчез без следа, как утверждает мой рассудок, почему у меня мороз по коже? Почему каюта кажется совсем не такой, как раньше? Я стряхнул с себя морок, проворчав что-то о глупом мальчишке, излишне ранимом или, скорее, излишне бестолковом! Даже попытался улыбнуться, правда, улыбка вышла похожей на гримасу. «Разделить долю пассажиров, которые в один прекрасный день станут моими подопечными!» Надо же, какое благородство! Я поймал себя на том, что говорю вслух:

– В будущем, юноша, избегайте благородных порывов. Они как карта, взятая вслепую. Можно вытянуть все, что угодно, от джокера до…

Нет, все-таки я на редкость здравомыслящий человек.

День был долгий. Заснуть будет нетрудно. И все-таки я никак не мог заставить себя разоблачиться и нырнуть в койку. Раздетый человек беспомощен, он не может выскочить наружу, на залитую лунным светом палубу, – если, конечно, не сошел с ума. «Ладно, – подумал я. – Начнем двигаться маленькими шажками». Я улегся одетым на одеяло, и злополучный рым-болт оказался у меня перед глазами. Игра света и тени проникала и сквозь крепко зажмуренные веки, и я снова открыл глаза, решив не обращать внимания на рым-болт, а смотреть только на свежевыбеленный потолок. Тут же выяснилось, что я внимательно разглядываю изрешеченную балку и ту самую выемку, из которой что-то торчит.