Сара Груэн - У кромки воды

Рона никуда не отлучалась с тех пор, как появилась утром после ранения Мэг; они с Mhàthair постоянно изобретали какие-то новшества для супа, которым мы кормили Мэг. Мы его тоже ели, и его вечно менявшаяся природа оставалась для меня загадкой. Как-то раз на углу большого стола в кухне появилась куча крохотных ярко-зеленых листочков. Я рассеянно их пощупала, думая, что это, возможно, мята. Оказалось, что это были первые побеги крапивы, и мне пришлось несколько часов сидеть, сунув руки в миску со снегом. Анну и Мэг это невероятно развеселило, хотя Мэг в конце концов потребовала прекратить веселье, поскольку больше не могла смеяться от боли. Чего они обе не заметили, так это того, что мой смех превратился в плач.

Спасения не было: «несколько дней» означали три, самое большее, четыре. Время моей отсрочки подходило к концу.

Четыре дня превратились в пять, потом в шесть, а Эллиса и Хэнка по-прежнему не было. Я почти хотела, чтобы они вернулись, чтобы все закончилось, потому что каждый раз, как открывалась дверь, меня пронзало ужасом.

Ночью было еще хуже. В голове не переставали крутиться мысли, не давая уснуть, но я не могла найти решение. У меня совсем не было денег, ни в банке, ни при себе, поэтому, даже знай я, как подкупить кого-то, чтобы получить место на каком-нибудь судне, средств на это у меня не было. А еще некуда было ехать.

Нужды в этом больше не было, но я продолжала ночевать в комнате Мэг. Я боялась, что Эллис вернется и явится ко мне.

На седьмой день, когда Рона начала готовить пирог с дичью, я поняла, что Энгус собирается заново открыть гостиницу.

Я не понимала, как у него это получится. Даже если Рона приготовит всю еду, Мэг еще несколько недель не сможет таскать подносы, а Рона была слишком для этого слаба. Энгус никак не смог бы и подавать, и убирать посуду, и стоять за барной стойкой.

Когда я спустилась, он, открыв настежь входную дверь, снимал объявление, зажимая вынутые гвозди между губами.

– Все в порядке? – пробормотал он, глядя на меня.

– Да. Все хорошо. Я только хотела спросить.

– Спрашивайте.

– Я заметила, что вы открываете гостиницу, и подумала, может быть, я могу помочь. Для одного тут слишком много работы, а Мэг говорит, что пару часов сможет побыть одна, если я оставлю ей книжку.

Энгус выплюнул гвозди в ладонь и захлопнул дверь.

– А что, по-вашему, на этот счет сказал бы ваш муж?

– Он бы разозлился. Думаю, он бы просто запретил. Но его нет в городе.

– Это я заметил, – ответил Энгус, коротко рассмеявшись. – Но надолго ли?

– Не знаю, – сказала я. – Я думала, он уже несколько дней назад вернется.

– А если он вернется и увидит вас за барной стойкой?

– Будет скандал, но, боюсь, это окажется меньшей из моих бед.

Энгус ссыпал гвозди на ближайший стол и взглянул на меня.

– Мэдди, мне что-то нужно знать? Потому что я не смогу помочь, если не буду знать.

Я хотела ему рассказать, но он бы ничего не смог сделать.

Мы долго молчали, и Энгус не сводил с меня глаз. Он стоял, упершись руками в бока, лицо у него было суровое.

– Все сложно, – наконец произнесла я. – И когда дойдет до дела, не думаю, что мне кто-нибудь сможет помочь.

– Вы в этом уверены, точно?

Я кивнула и сказала:

– Уверена, а пока стараюсь об этом не думать. Так что скажете? Могу я отвлечься, помогая подавать ужин?

– Я буду благодарен за помощь, – ответил Энгус, и голос его был все так же серьезен. – А если передумаете и захотите мне рассказать, что происходит, вы знаете, где меня найти.

За несколько минут до шести, когда меня ждали внизу, я остановилась возле двери Мэг. Чуть раньше я помогла ей перебраться в кресло, потому что она решила почитать. Судя по всему, сидеть с прямой, как доска, спиной ей было удобнее, чем опираться на подушки в кровати.

– Я иду вниз. Может быть, тебе что-нибудь нужно? Чаю согреть или обратно в постель переложить?

Мэг взглянула на меня поверх обложки «Трупа в овечьей шкуре», потом положила книжку корешком вверх на колени.

– Ты в этом пойдешь?

– Собиралась, – сказала я, посмотрев на себя.

Я надела темно-синее платье, на котором, как я надеялась, будут не так заметны пятна, и туфли на достаточно низком каблуке, чтобы не споткнуться.

Мэг цокнула языком и нахмурилась:

– Да у тебя же вид, словно ты с похорон! Ты должна им настроение поднимать, а не в тоску вгонять – переоденься во что-нибудь более подходящее, а потом возвращайся.

– Но посетители же сейчас начнут приходить! – взмолилась я.

– Энгус может наливать пиво, пока ты приведешь себя в порядок, – твердо ответила Мэг. – По крайней мере, сообразила причесаться и накраситься, – добавила она себе под нос, возвращаясь к книжке.

Я встала перед шкафом и прикинула, что у меня есть. Выбрала платье из искусственного шелка, цвета барвинка, с юбкой в складку и поясом, и пару туфель, каблуки которых были достаточно высоки, чтобы удлинить мои лодыжки, но, как я надеялась, не должны были помешать мне сохранить равновесие и быстро двигаться.

Несколько секунд спустя я встала на пороге комнаты Мэг и подбоченилась.

– Пойдет? – спросила я.

Я думала, это риторический вопрос, но она придирчиво осмотрела меня, от прически до туфель.

– Повернись, – велела она, покрутив пальцем в воздухе.

Я повиновалась, хотя внизу уже слышались голоса первых посетителей.

– Линии на ногах слегка кривоваты, – сказала Мэг. – Но в остальном очень даже пойдет.

Несмотря на то что мне виделись битая посуда и еда, вываленная на колени, все шло не так уж и плохо. Конечно, была некоторая неловкость: каждый, кто, войдя, видел меня за стойкой, так и замирал на месте. Я не уверена, что они понимали, что я там делаю, пока не увидели, что Энгус показывает мне, как нацеживать пиво и отмерять порции крепкого, и не догадались, что это я буду их разносить. Между заказами я не знала, куда девать руки, даже куда смотреть. У меня было ощущение, что меня голышом выставили на сцену, а я забыла слова.

Когда самые любопытные и озорные начали делать заказы непосредственно мне, они называли меня «миссис Хайд», хотя Энгус, не таясь, звал меня Мэдди. С именами в тот вечер вообще вышло странно: когда в конце концов начали подтягиваться лесорубы – обычно-то они прибывали шумной толпой, – вели они себя тихо и все время обращались к Энгусу «капитан Грант» или «сэр». Я подумала, что они, должно быть, прощупывают почву, чтобы понять, хотят ли их здесь по-прежнему видеть.

Единственным, кто позволил себе высказаться прямо, оказался Уилли-почтарь. Он остолбенел на месте, прямо у двери, увидев меня. Потом подошел к бару.

– И что же это такое? – произнес он, осматривая меня с головы до ног. – Меня глаза, часом, не обманывают?

– Что будешь, Уилли? – спросил Энгус, не обращая внимания на вопрос. – Как обычно?