Мэри Элис Монро - Место, где зимуют бабочки

– Танцуй же с нами, милая!

Так вот где нашла пристанище душа Эсперансы Авила! Она же сейчас в этом вот воздухе! Среди этой всей красоты в необъятной небесной сини. У этого танца нет прошлого. У него нет будущего. Только сегодняшняя явь, блистательная, сверкающая, прекрасная. Теперь Луз точно знала, что такое рай и на что он похож.

Марипоса стояла одна на обрыве и отрешенно смотрела на Долину предков. «Я выполнила свой долг», – сообщила она им. Она привела свою дочь к Священному Кругу. А сейчас посылает на крыльях бабочек молитву, адресованную своей матери.

Солнце брызнуло сквозь облака, и в тот же миг все небо вспыхнуло огнем. Марипоса почувствовала, что и в душе ее тоже вспыхнул огонек. Он разгорался все сильнее и сильнее, горяча кровь в жилах. «Кажется, – подумала она удивленно, – я знаю, что это за огонь». Ведь ей знакомо это чувство бурлящей радости! Правда, последний раз она испытала его так давно и уже не думала, что испытает его еще когда-нибудь. Ведь много лет тому назад она сама потушила этот благодатный огонь в своей душе.

Она закрыла глаза, отдаваясь целиком живительному теплу, хлынувшему в ее душу откуда-то изнутри. Слезы потекли по ее щекам. И, как озарение, мелькнула мысль. Все это время она искала и просила прощения у других, но никогда, ни единого раза не удосужилась попросить прощения у себя самой. А ведь без этого невозможно начать строить свою жизнь заново. Слой за слоем она срывала со своей души всю грязь, налипшую на нее за столько лет, она обличала себя, называла свои пороки и тут же прощала себе содеянные грехи.

Марипоса почти физически ощущала, что крепнет, что с каждой минутой делается сильнее. Она открыла глаза и увидела, что голубой небосвод расцветился мириадами оранжевых точек. В шорохе крыльев бабочек-данаид ей вдруг послышался голос матери. Она звала ее. Звала к себе. Ах, как же ей хочется быть сейчас вместе с мамой. Марипоса слегка подалась вперед. Все ведь так просто! Вот сейчас она сделает еще один шаг, расправит свои крылышки и полетит вслед за мамой. И душа ее наконец обретет тот покой, которого она так жаждет.

– Мама! – вторгся голос в ход ее мыслей.

Она неловко прищурилась и опустила глаза. Носки ее башмаков зависли над пропастью.

– Мама!

Неужели Луз? И зовет ее? Не может быть! Марипоса застыла на месте, а потом сердце ее бешено заколотилось. Ее охватила какая-то дикая радость. В первый раз дочь назвала ее мамой.

Марипоса снова смотрела на танцующих бабочек. Она чувствовала, она знала, что ее мать сейчас ждет ее и готова принять в свои объятия. Но там, на другой стороне выступа, стоит ее дочь, и она тоже зовет ее. О, как же ей благодарить Всевышнего, что он внял ее молитвам!

Марипоса отступила от пропасти. Ее и Луз разделяли пять-шесть шагов, пространство, несопоставимое с той пропастью, что развела мать и дочь много лет тому назад. Ах, сколько же лет прожито бесцельно и зря!

Но ведь есть три слова, которые помогли ей выжить и которые еще не раз помогут ей в трудную минуту: непрерывность, возрождение, круг. Это и есть та самая вечность, которая дарует надежду. Четыре поколения бабочек трудятся над тем, чтобы рожденное ими дитя отправилось в путешествие к Священному Кругу, следуя зову богов и преодолевая сотни и тысячи миль трудного перелета. Минет время, уйдут из жизни еще четыре поколения ее семьи, и ее далекая праправнучка привезет сюда, на это священное место, свою дочь.

Она обнаружила Луз, всю облепленную бабочками. Они вольготно устроились у нее на руках, на голове, на одежде…

– Мама! Ты только взгляни! – радостно закричала Луз, упиваясь своим восторгом. И лицо у нее было совсем такое, как в детстве, у той пятилетней девочки. – Ну разве это не чудо?

Марипоса, сдержав в себе слезы, улыбнулась дочери и почувствовала, как еще сильнее заполыхал в ее груди огонь.

– Да. Это чудо, – ответила она просто.

Луз взяла ее за руку, и Марипоса снова увидела перед собой маленькую девочку, которая вот так же доверчиво держалась когда-то своей крохотной ручкой за ее руку. Марипоса крепко стиснула руку дочери. Сейчас она ни за что не выпустит эту руку из своей. Никогда! Так, держась за руки, мать и дочь стали пробираться назад, сопровождаемые роем порхающих вокруг них бабочек.

Луз сбросила со спины рюкзачок и достала оттуда кисет с прахом. Подержала его в руке. Какой же долгий путь пришлось ей проделать, чтобы добраться из Висконсина сюда, в горную часть Мексики. Но печали сейчас не было в ее сердце. Ушли и растаяли без следа все обиды, непонимание, злость. Она все еще пребывала в состоянии эйфории и ликования. Наконец-то она поняла Эсперансу Авила, увидела своими глазами то, что составляло величайшую страсть ее жизни. Она стояла и смотрела с высоты, как в лучах солнца кружат все новые и новые мириады данаид, заполняя собой все небо.

– Вот ты и вернулась к себе домой, бабушка, – прошептала Луз. Она не сомневалась: бабушка слышит ее. – Спасибо тебе за все!

Луз отсыпала матери на ладонь горсть праха, и они в один момент разжали пальцы, пуская пепел по воздуху. Еще секунда – и он смешался с танцующими бабочками, взмыл в небо и улетел туда, где упокоилась навеки душа Эсперансы. Они обе не сомневались, что душа ее обрела вечный покой в этих заповедных местах. Так они и стояли – молча, держась за руки. И Марипоса, и Луз понимали: те мгновения, что они пережили сегодня вместе у Священного Круга, то чудо, что явило им посещение древнего храма, останутся с ними навсегда и в их памяти, и в их душах.

Луз сидела возле иллюминатора и рассеянно смотрела вниз. В самолете не было ни одного свободного места. Они летели на север. Столько новых знакомств и столько прощаний… Вот и она попрощалась со своей любимой бабушкой. И у нее появились замечательные подруги и целая куча родственников. Теперь у нее большая семья. Но главное – у нее есть мать.

Луз закрыла глаза и попыталась представить себе Марипосу такой, какой она ее запомнила в аэропорту, когда они прощались. Она стояла распрямив плечи, с высоко поднятой головой и все время улыбалась. Рев реактивных самолетов, то заходящих на посадку, то улетающих в очередной рейс, вперемежку с бесконечным потоком объявлений о начале регистрации, о времени отлета и прочее – и все это на фоне столпотворения в зале ожидания со снующими по нему пассажирами, занятыми своими разговорами и суетой. Конечно, в таких условиях никакой серьезный разговор невозможен. Обе старались держаться бодро и весело, но расставание – после того как они едва-едва обрели друг друга – оказалось чрезвычайно сложным для каждой.