Энтони Бёрджесс - Мистер Эндерби. Взгляд изнутри

– И что это за штуки? – спросил Эндерби. – Поп-певцы и так далее?

Глянув на него недоверчиво, она убедилась, что его недоумение неподдельное.

– Боюсь, – продолжил Эндерби, – после войны я в целом отгородился от мира.

– Разве у вас нет радиоприемника или телевизора? – спросила Веста Бейнбридж, ее зеленые глаза расширились. Он покачал головой. – Разве газеты вы не читаете?

– Читал раньше кое-какие воскресные. Ради рецензий. Но они наводили такую тоску, что пришлось бросить. Рецензенты как будто, – он нахмурился, – такие высоколобые , если понимаете, о чем я. Они словно бы запирают нас, писателей, вставляют в рамочку. Они как будто все про нас знают, а мы про них ничего. Помнится, была очень достойная и компетентная рецензия на один мой сборник, написанная человеком, надо полагать, очень хорошим, но было очевидно, что, будь у него время, мои стихи он написал бы гораздо лучше меня. Сразу чувствуешь себя таким незначительным, но ведь на такое нельзя обращать внимание, если вообще хочешь что-то сделать. Поэтому я склонен отгораживаться. Ради работы. Все кажутся почему-то такими умными , если понимаете, о чем я.

– И да, и нет, – энергично ответила Веста Бейнбридж.

Пока она расправилась со всеми тостами с анчоусами, пятью сэндвичами с яйцом, парой пышек и одним пирожным, все равно умудрялась выглядеть эфемерной и холодно-невозмутимой, как гордая вершина. Эндерби же, который из-за изжоги по-мышиному грыз кусочек хлеба с кружком яйца, чувствовал себя тучным и потным, и что изо рта у него пахнет, и что кишечник полон, как ведро золотаря.

– А я себя незначительной не чувствую, – сказала Веста Бейнбридж, – но я просто ничто в сравнении с вами.

– Но вас никто не заставляет чувствовать себя незначительной, правда? Я хотел сказать, вам надо только на себя посмотреть, верно? – произнес он это бесстрастно, хмурясь.

– Для человека, который отгородился от мира, вы неплохо справляетесь. На мой взгляд, – продолжала она, разливая еще чаю, – для поэта очень неразумно так поступать. В конце концов, вам нужны образы, темы и так далее, разве нет? Вы же должны получать их из внешнего мира.

– Образов и в полфунте новозеландского чеддера достаточно, – твердо и со знанием дела возразил Эндерби. – Или в воде от мытья посуды. Или, – добавил он еще более авторитетно, – в новом рулоне туалетной бумаги.

– Бедняга, – сказала Веста Бейнбридж. – Так вот вы как живете?

– Все пользуются туалетной бумагой, – возразил Эндерби, возможно, уже не столь догматично.

Очень высокий мужчина в очках за соседним столиком открыл было рот, точно хотел оспорить это утверждение, но передумал и вернулся к своей вечерней газете. «Поэт отказывается от медали», – гласил крохотный заголовок, который успел углядеть Эндерби. Какой-то еще чертов дурак распинается, какая-то еще игрушечная труба зовет на битву.

– И вообще, – сказала Веста Бейнбридж, – думаю, для вас великолепно было бы приобрести аудиторию пошире. Не хотите попробовать, скажем, полгода, по стихотворению в неделю? Желательно в форме прозы, чтобы никого не обидеть.

– Я думал, люди на поэзию не обижаются, – возразил Эндерби. – Я думал, они ее просто презирают.

– Ладно, но как вам мое предложение? – Вилкой она разбила на части макароны и, поедая кусочки, добавила: – Стихи должны быть, я бы сказала, и, надеюсь, это подходящее описание, о житейских мелочах. Сами понимаете, про повседневные вещи, которые заинтересовали бы среднюю женщину.

– Сор повседневного мира труда, – процитировал Эндерби, – преображенный в чистейшее золото. Думаю, справлюсь. В работе по дому и тряпках для мытья посуды я, пожалуй, разбираюсь. А еще в щетках для уборной.

– Боже ты мой, – вздохнула Веста Бейнбридж, – да у вас, похоже, просто одержимость клоакой. Женский пол большие дозы реальности не переносит. Желательно любовь и мечты, а еще младенцы – без клоачной одержимости. Загадка звезд тоже была бы кстати, особенно увиденная в садике при муниципальном доме. Возможно, брак.

– Скажите, – попросил Эндерби, – вы мисс Кембридж или миссис?

– Не Кембридж, а Бейнбридж. Не «Флегма», а «Фем». Миссис. Почему вы спрашиваете?

– Должен же я как-то вас называть, верно?

Она как будто наконец наелась, и Эндерби достал мятую пачку сигарет.

– Я буду курить свои, если вы не против, – сказала она и достала из сумочки пачку дешевых корабельных сигарет, и не успел Эндерби найти в своем коробке неиспользованную спичку (по давней неведомой привычке он сохранял использованные), она щелкнула перламутровой зажигалкой. Ее широкие ноздри выпустили две симпатичные сизые струи.

– Полагаю, ваш муж служит на флоте, – догадался Эндерби.

– Мой муж мертв. Теперь ясно, насколько вы взаправду отрезаны от мира. Кажется, все слышали про Пита Бейнбриджа.

– Извините. Мне очень жаль.

– За что вам извиняться? За то, что он мертв, или за то, что вы никогда про него не слышали? Неважно, – сказала вдова Бейнбридж. – Он погиб в аварии четыре года назад, разбился на ралли в Монте-Карло. Я думала, это всем известно. В газетах писали, это большая потеря для мира гонок. Он оставил по себе красивую молодую вдову, которая замужем пробыла только два года, – добавила она с толикой насмешки.

– Это так, – серьезно сказал Эндерби. – Совершенно определенно так. Я про красивую. Сколько?

– Сколько что? Сколько он мне оставил или насколько я его любила? – Она как будто внезапно устала, наверное, от переедания.

– Сколько я буду получать за стихотворение?

– Мистер Дик [11]еще всех нас обставит, – вздохнула Веста Бейнбридж и села прямее. Смахнув с колен невидимые крошки, она сказала: – Две гинеи за стихотворение. Это немного, но больше мы не потянем. Понимаете, мы печатаем мемуары поп-певца, конечно, не очень длинные, потому что ему всего девятнадцать, – но они, уж поверьте, обходятся нам в копеечку. К тому же их еще надо за него писать. Однако тираж они нам поднимут, мягко говоря. Если такой роскошный гонорар вам подходит, я пришлю вам контракт. И несколько прошлых номеров «Фем», чтобы вы поняли, что он из себя представляет. Пожалуйста, помните, что словарный запас у наших читательниц не очень обширный, поэтому не бросайтесь заковыристыми выраженьями вроде «орифлама» или «мажоритарный округ».

– Спасибо, – ответил Эндерби. – Я правда очень благодарен, что вы обо мне такого мнения. Вы действительно очень добры.

Он тыкал в пепельнице спичкой, ломая окурки, – для этого требовалось сидеть, скорчившись, на самом краешке кресла, и миссис Бейнбридж открывался вид на его лысую макушку. Теперь он поднял взгляд. Глаза за очками были довольно влажные.

– Послушайте, – улыбнулась она, – вы не верите, что мне нравятся ваши стихи, да? Хорошо, я даже наизусть парочку знаю.