Ирвин Уэлш - Сексуальная жизнь сиамских близнецов

Соренсон смотрит как девочка-подросток вся на гормонах, которую попросили прибраться у себя в комнате. Но все-таки включает дорожку на 5 км/ч, потом разгоняется до нормальных 10 км/ч.

– Руки с тренажера убери! Держаться руками запрещено! Двигай руками активнее во время бега!

Она подчиняется: все она может прекрасно делать без криков, зачем тогда эти сцены? Я ухожу на кухню сделать ей салат из тофу со шпинатом на обед. Вернувшись, сажаю ее на «Тотал-джим», чтобы показать ей, как на нем заниматься. Мне больше нравится на нем делать упражнения со свободными отягощениями в равновесии и для укрепления корпуса, но кто знает, что там у нее на уме, может, Соренсон не зассыт и бросит в меня гантелью или окно разобьет, чтобы позвать на помощь. Мы начинаем комплекс, но я его периодически прерываю, чтобы она вставала с тренажера и делала разножки, прыжки на месте, прыжки вперед, бурпи и упражнения на брюшной пресс, по нескольку подходов. Она снова ноет из-за цепи, но тем не менее как-то справляется.

Когда мы закончили, она тихо села на мат, обхватила руками колени и уставилась в пустоту, тяжело дыша. Я наполняю лягушатник теплой водой, до сих пор в легком ахуе от этого жеманного хищника, который лыбится на меня со дна. Как в таком можно купаться вообще. Удивительно, что он еще и для детей предназначен. Ладно, плавать там все равно не мне. Я оставляю Соренсон легкий обед.

– Это все, до полшестого больше еды не будет. В полшестого я приду делать ужин. Хочешь, ешь все сейчас, но тогда будешь долго ждать.

Она поднимает на меня затравленный взгляд:

– Так нельзя…

– Не слышу. – Я качаю головой. – Я не слышу этих лузерских слов. – Я злобно смотрю ей в глаза, приставив ладонь к уху. – Не употребляй их при мне. Я могу . Я сделаю . Я буду . А теперь я ушла , – сообщаю я ей и иду к выходу, на ходу крикнув: – РАБОТАЙ!

– ПОДОЖДИ-И-И-И!!!

– И вымойся! – Я показываю на бассейн и выбегаю поскорее из этой берлоги.

Еду через мост Макартура из светского Майами назад, в реальный мир моего СоБи. Саут-Бич – настоящее чудо, по-своему столь же уникальное и удивительное как, например, Французский квартал в Новом Орлеане.

Хорошо, что, за исключением нескольких классных, но снесенных по недомыслию зданий, квартал ар-деко в основном уцелел. Заезжаю в многоярусный паркинг: иногда, впрочем, я готова признать, что Линкольн-роуд все-таки недотягивает до Родео-драйв, на которую ей так хотелось бы походить, а Оушен часто больше похож на Канкун во время весенних каникул, чем на Французскую Ривьеру.

Сейчас время, когда сюда валом валят юные любители телок и дешевого пива без гроша в кармане. Вот как раз сидят двое таких, прямо на солнце, выставили перед собой перевернутую шляпу и табличку: МЫ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ, ПОДАЙТЕ НА ПИВО И СТРИПТИЗ, но, на взгляд, они какие-то слишком холеные, с шустрыми, наглыми глазами, как у Винса Вона [45], и на нищих не тянут.

Я резко сворачиваю на Вашингтон-авеню – реальную главную улицу МБ, здесь тебе и клубы, и спортбары, и фастфуд. В зимние месяцы ее заполняют бродяги, которые прибывают в город на «Грейхаундах» и «Трейлвэйсах», спасаясь от северных холодов. Они рассаживаются у банкоматов и аптек «Уолгринс» и «Си-Ви-Эс» – буквально у каждой – и сшибают у прохожих себе на жизнь.

Перед «Старбаксом» на углу Вашингтон и 12-й улицы я думаю, не зайти ли выпить зеленого чая, но вдруг вся холодею: из двери вываливается осоловелый упырь с обвисшим ртом, в потной гавайке и встает как вкопанный прямо передо мной. Винтер.

– Есть закурить?

Я инстинктивно отвожу взгляд.

– Эй! Я с тобой разговариваю. Закурить, говорю, есть?

Надо бы уложить мудака на асфальт, но я просто отворачиваюсь и захожу в «Старбакс». И опять, гад, не узнал человека, спасшего его поганую жизнь! Зачем было лезть, пусть бы этот пидорок-терпила Маккендлес всадил ему пулю в больную голову, ничего бы не было.

Меня всю трясет от ярости, и я вдруг осознаю, что куда-то слегка отлетела в своих мыслях, как бывает при высокой температуре. Заказываю зеленый чай, едва заметив знакомый уже взгляд баристы: они всегда смотрят на тебя как на предателя, когда ты берешь чай, а не их эту отраву под названием кофе. Сажусь у окна и смотрю через стекло, как Винтер пристает к людям. Какая же все-таки невероятная мразь. Двое туристов останавливаются, один из них с серьезным видом – студент, наверно, – протягивает Винтеру пятидолларовую, кажется, банкноту. Тот с холодной усмешкой сует ее в карман и уходит. Внезапно чувствую жгучую боль: ошпарила руку чаем, сдавив стакан. Я оставляю чайную лужу на приоконном столе, выхожу на улицу и иду за Винтером. Руку ужасно щиплет на жаре.

Винтер переходит дорогу и идет по 12-й улице в сторону залива.

Сзади у него на шортах пятно, как будто он на что-то сел, но в остальном он особо и не выглядит как бродяга, живущий на улице.

Движется целеустремленно, слегка скособочившись. Сворачивает направо на Элтон, я за ним. Он отпускает какую-то сальность идущей навстречу девушке, та, не обращая внимания, широким шагом пролетает мимо. Винтер движется по Элтон, заходит в винный магаз. Вскоре выходит обратно с литром какой-то бурды и идет дальше в сторону Линкольн. Я смотрю на часы. Надо уже быть в «Бодискалпте».

Опоздала минут на пять, Мардж Фальконетти уже пришла, ждет беспомощно, чтобы ей сказали, что делать. Взяла бы уже и начала разминаться, дура, блядь! Я велю начинать комплекс, она нормально все выполняет и, кстати, оказывается, сбросила уже пару кило.

– Мы снова движемся в правильном направлении, – объявляю я.

Одна эта фраза – как кусок мяса для голодной собаки.

– Мне тоже так кажется, чувствую себя превосходно…

– Но это также значит, что нужно работать еще больше.

Она сразу изменилась в лице, потому что знает, что будет дальше. Я гляжу на коренастое тулово – ее как специально вырастили, чтобы делала приседания.

– Давайте десять приседаний, потом десять бурпи, – довольно говорю я.

Она их терпеть не может, естественно.

– Зачем это все повторять постоянно?

Я жестко шлепаю ее по жирному бедру, оно выглядит как колбасный фарш в этом нелепом растянутом черном спандексе.

– Это квадрицепсы. Самые крупные мышцы тела. Мы их наращиваем, а они сжигают жир на полную катушку. С их помощью, – я щупаю ей бедро, – мы сжигаем жир здесь, – хватаю за складку на пузе.

Мардж печально глядит на меня, но тем не менее полный час неуклюже пыхтит – делает все как надо. Избалованная ужасно.

После тренировки Мардж, покачиваясь, тащится омывать свою потную тушу в душ, я перемещаюсь в наш фреш-бар, где вместе с Моной мы пьем протеиновый коктейль с ягодами асаи. Выглядит она как-то отстраненно, на подмороженном лице тягостное выражение.