Барбара Пим - Почти ангелы

Они вместе сели на диван, и Кэтрин обняла его, размышляя: а что делали викторианские жены и матери, когда их мужчины утрачивали веру? На ум ей праздно пришли Мэтью Арнольд и последние строки «Дуврского берега».

– «Останемся верны друг другу», – тихонько произнесла она.

Том посмотрел на нее ошарашенно. Ну, да, в последнее время он часто виделся с Дейдре, но далеко у них не заходило.

– С чего это ты так сказала? – нервно спросил он.

– Просто процитировала. Ты, наверное, помнишь, что там дальше… что-то про мир, «лишенный любви и света, помощи извне» и…

– А, понимаю, – проворчал он. – Но, по-моему, от твоих викторианских поэтов в наше время мало толку.

– А ведь стихотворение-то не утешительное, – нетерпеливо возразила она. – И не задумывалось как таковое. У людей зачастую возникают престранные представления о викторианцах.

– Ладно, – улыбнулся он, – расскажи, какие верные?

– Может, пойдем куда-нибудь поедим? – предложила Кэтрин, чувствуя, что викторианские женщины, несомненно, поставили бы на стол что-нибудь съестное для своих разуверившихся мужчин. – Мясу еще несколько часов тушиться.

– Хорошая мысль. Побольше еды и выпивки.

За вкусным обедом в кипрском ресторанчике напротив время пролетело приятно и незаметно. Кэтрин поймала себя на том, что вспоминала его несколько дней спустя, когда медленно плелась домой, потому что продуктовая сумка у нее была набита экзотической снедью, которую она накупила в Сохо. Она решила зайти в ресторанчик за бутылкой вина. Для ужина еще слишком рано, и в зале было почти пусто, если не считать темноволосой женщины с золотыми зубами, которая болтала на греческом, и погруженной в беседу пары за столиком, куда обычно садились они с Томом.

– Добрый вечер, мисс Катерина, – приветствовал ее на греческий манер старый толстый официант. – Мистер Том сегодня рано.

– И то правда, – отозвалась Кэтрин.

Теперь, узнав в паре в уголке Тома и Дейдре, она ровным счетом ничего не испытывала, даже особого удивления. Она же подозревала, что иногда они вместе куда-то ходят, так почему бы и не сюда? Она стояла совершенно неподвижно, дожидаясь, когда принесут ее бутылку вина, глядя на руку Тома на клетчатой скатерти в пятнах чужих обедов и на то, как поверх нее утешающе ложится рука Дейдре.

Он рассказывает ей про свою утраченную веру, думала Кэтрин, а она, бедная девочка, мучается вопросом, как, скажите на милость, на это реагировать. Ужасно будет, если она тоже процитирует «Дуврский берег», – Том тогда решит, что все женщины одинаковы. Но знают ли девятнадцатилетние девочки Мэтью Арнольда, да и вообще его сегодня читают?

Официант принес бутылку дешевого красного вина, которое обычно покупала Кэтрин. Рассеянно забрав ее, она протянула банкноту в десять шиллингов.

Рука Дейдре все еще лежала на руке Тома. Мусака у них, наверное, стынет, подумала Кэтрин, а потом взяла себя в руки, ужаснувшись сардонической отстраненности, с которой за ними наблюдала. Когда ей принесли сдачу, она поспешила прочь, поднялась к себе в квартиру, бросила там покупки и вино и снова выбежала, понятия не имея, куда направляется. Я – не одна из тех замечательных женщин, которые могут просто пойти домой, съесть яйцо вкрутую, заварить чай и быть ослепительно на высоте, думала она, но как здорово быть такой! Она с тоской подумала, как же ей самой хотелось бы такой быть. Но есть или должна найтись какая-нибудь милая подруга, одноклассница, к которой можно убежать… Такая, которая живет в меблированной комнате, которая начала бы суетиться, готовя яичницу и кофе на газовой плитке, а после села бы, готовая выслушивать душевные излияния… Кэтрин с сожалением подумала о всех тех людях, с которыми намеревалась поддерживать связь, и с толикой стыда о тех, кого отвергла как скучных. Почему-то те женщины, кого она встречала по работе, не относились к разряду милых с газовой плиткой, да и вообще почти все были замужем. Наверное, мама и тетка Дейдре умеют утешать, но не может же она к ним поехать. Тем не менее голод давал о себе знать. Оставалось только направиться в огромную столовую, где люди сами накладывают себе всякую всячину, поскольку для чая уже слишком поздно, а для ужина слишком рано. Но сколько же душ (о них она подумала фразой из сборника церковных гимнов) едят здесь в неурочное время!

Кэтрин набрала себе поднос всякой всячины: валлийскую гренку с сыром, хлеб с маслом, пирожок в форме лодочки – и устроилась за столиком, где уже сидели две женщины. Расслабившись, она поплыла по волнам их разговора, который казался нескончаемым.

По всей очевидности, они работали в одной конторе, поскольку начали обсуждать начальника, как он пришел и потребовал, чтобы что-то там было сделано к половине шестого, а это, естественно, невозможно. Кэтрин воображала, что начальников всегда обсуждают, и ее больше заинтересовали недостатки той их коллеги, которая только что уволилась и в чьей картотечной системе черт ногу сломит.

– Ни за что не догадаешься, на какую букву она это поставила! – заявила одна тоном победного предвкушения.

– И пытаться не буду, – ответила другая, подыгрывая товарке.

– На «Р». «Р» для «Разное», полагаю! Ну слышала ли ты когда такую нелепицу?

– Я всегда считаю, что перекрестных ссылок мало не бывает. Когда я уйду, ни малейших трудностей с поиском не возникнет.

А вот и нет, возникнет, думала Кэтрин. Вникнуть в чужую картотечную систему делопроизводства так же сложно, как понять другого человека. Только решаешь, что знаешь про него все, как случается невероятное: «Р» для «Разного», когда, естественно, предполагаешь, что будет на какую-то другую букву.

Тут она сообразила, что ее соседки по столу перешли к другой теме, судя по всему, к церковным или приходским делам.

– Пастор… Ну очень молодой человек и не всегда одевается согласно сану, как будто он и не духовное лицо вовсе. – Это говорила женщина, которую Кэтрин мысленно окрестила Черной Тараканихой, вторая стала Леопардовой Шляпкой.

– Конечно, – продолжала Тараканиха, – в другой церкви, то есть в англо-католической, служит старик. Жалко, что в англиканской церкви молодые не попадаются, такое ощущение, что там все старые, ты не замечала?

– Ну, юность еще не все, – отвечала Леопардовая Шляпка. – Молодые иногда бывают чуточку стеснительны или неуклюжи. И даже старые были когда-то молоды.

– Тут я с тобой согласна. Но их молодость в прошлом. А вот мне хотелось бы знать, куда деваются те, кого только что рукоположили. Их-то кто получает? – взвился голос возмущенной Тараканихи.