Марк Хелприн - Солдат великой войны

— Мне давали какие-то таблетки?

— Да, может, дело в них.

— Я не против того, чтобы летать, но скажи им, чтобы больше не давали.

— Хорошо. Скажу.

— Где мама?

Алессандро опустил голову. Потому что на глаза у него навернулись слезы.

— Ее сейчас нет. Она спит. Мы по очереди дежурим у твоей кровати. Лучана здесь, вернется через минуту.

— Лучана, — повторил отец, закрывая глаза. А когда снова открыл, спросил: — Где Лучана?

— Здесь. Вышла в коридор.

— Я думал, ты в армии, Алессандро.

— Так и есть. Приехал ненадолго.

— Обычно никого не отпускают.

— Я должен вернуться. Скоро.

— Я думал, ты умер.

— Папа, я здесь.

Вошла Лучана, за ней — медсестра, которая направилась к солдату, отгородилась ширмой и начала делать то, что положено, невидимая.

— Он очнулся, — порадовал Лучану Алессандро. Отец позвал ее, она его поцеловала. — Папа еще не полностью пришел в себя, но я рассказал ему, что происходит: ему лучше, температура спала, он сможет вернуться домой.

— Который час? — спросил отец.

— Уже вечер, папа, около девяти. Мы побудем с тобой, пока у тебя не пройдет ощущение, будто ты летаешь.

— Это не обязательно.

— Мы так хотим, — ответила Лучана.

— Лучана пойдет домой немного поспать, а я останусь с тобой.

— Я тоже останусь, — возразила Лучана.

— Ты провела здесь весь день.

— Вот что я тебе скажу. Иди-ка домой, немного поспи и возвращайся к полуночи сменить меня. Мне не сложно побыть здесь еще несколько часов, а если ты собираешься не спать всю ночь, тебе надо отдохнуть. Потом проводишь меня домой и вернешься.

— Ладно, — согласилась она. — Позволь мне только умыться перед уходом. — Она повернулась к отцу. Он лежал с полузакрытыми глазами, веки трепетали, словно стали невесомыми. — Я только на минутку.

Оставшись наедине с отцом, Алессандро на секунду замялся, потом нагнулся к нему.

— Папа, ты меня слышишь?

— Да, — отозвался адвокат Джулиани так тихо, что Алессандро повторил вопрос.

— Папа, ты меня слышишь?

— Да, я тебя слышу, — в голосе отца послышалась нотка раздражения, и Алессандро это понравилось: это показывало, что он не сдался болезни.

— Я хочу сказать… — начал Алессандро и замолчал, смутившись. — Я хочу, чтобы ты знал… помнишь, ты читал мне книжку про немецких кроликов, когда мне было два года?

— Каких кроликах?

— Детскую книжку про семейство кроликов в поле… как за ними гнались охотники, их приключения и все такое?

Адвокат Джулиани кивнул.

— Я сидел у тебя на коленях, привалившись к твоей груди. Иногда я засыпал.

— Да, помню.

— Ты читал ее мне, когда возвращался с работы. Еще в рубашке и пиджаке, до обеда. Я прижимался головой к рубашке, и от нее пахло трубочным табаком. Я хочу сказать… Не знаю, как выразить… Это лучшие воспоминания в моей жизни. Таким счастливым я никогда больше себя не чувствовал. Мир казался идеальным.

Алессандро заплакал. Слезы потекли по щекам, как он ни старался сдержаться. Отец протянул руку и сжал руку Алессандро, лежащую на кровати.

Во всех документах, уведомлениях и приказах огромная крепость из камня и бетона, возведенная на утесе над морем к югу от Анцио [61] Анцио (Anzio) — город-порт на треугольном мысу, вдающемся в Тирренское море. , проходила как Четвертая военная тюрьма или ВТ-4, но те, кто находился там, называли ее исключительно «Звездой морей». Она, казалось, плыла над морем, как в ясную ночь звезды плывут над водой и ветром. В загадочной и увлекательной беседе — в потрескиваниях, шипении и прочих вроде бы бессвязных звуках пены, волн и ветра — звезды, казалось, обменивались с морем невероятными секретами, делились открытиями, до которых еще никто не додумался. Звезды и волны обменивались невероятными объемами информации, поступающей мощным и быстрым потоком, непостижимым для человеческого разума, ее передавали бесчисленные голоса, разговаривающие с бесчисленными огнями. Солдаты, которых отправляли в «Звезду морей», потерявшие честь, лишенные желаний и надежды на спасение, знали душу ночного моря. Ничего другого у них не осталось.

Алессандро привезли в «Звезду морей», расположенную неподалеку от Рима, после пяти или шести остановок в других местах. Армии потребовалось четыре дня и печати с подписями на полусотне страниц, чтобы препроводить его из собственного дома в крохотную камеру над морем.

Последние несколько километров он прошел пешком в колонне людей, прокованных за кольцо на левой лодыжке к общей цепи. Охранники то и дело пересчитывали их, словно не верили ни собственным глазам, ни прочности стали. Заключенных переодели в военную форму, чтобы они вспомнили армейскую дисциплину и с большей готовностью подчинялись приказам.

В Анцио они спустились на пляж и двинулись к «Звезде морей», которую видели издалека. В это ноябрьское утро солнце светило так же ярко, как весной или летом, и о том, что на дворе осень, можно было догадаться только по черным теням. Море волновалось. Высокие волны обрушивались на берег, ветер далеко разносил брызги, так что у солдат, которые носили очки, линзы покрылись тонким слоем соли. Но и без брызг им приходилось нелегко: солнце жарило так, что они обливались потом. Они шли под грохот прибоя, на гимнастерках оливкового цвета проступали темные пятна, цепи блестели от воды.

Хотя Алессандро радовали волны и ветер, который гнал их на берег, каждый шаг, увеличивающий расстояние от Рима, причинял невыносимую душевную боль. Он находился у моря, шел под ярким солнцем, а его отец и Лучана оставались вдвоем в палате на верхнем этаже больницы. Несомненно, и над больницей синело безоблачное небо, а в ящике на окне цвела герань, красная, точно кровь, но холодный камень улиц и площадей, деревья, теряющие листву, уступали тому, что открывалось его глазам, когда он шел к «Звезде морей».

Если бы раньше все пошло по-другому, Джулиани всей семьей могли бы проводить этот день на берегу. Пришли бы с завтраком в корзинке, и Алессандро с отцом полезли бы в воду, гордясь тем, что не столь чувствительны к холоду, как синьора и Лучана, которые притворялись бы, что приходят в ужас, видя мужчин, которые лезут в Тирренское море в ноябре.

Алессандро не сомневался, что Лучана приложит все силы, чтобы отец поправился, но боялся, что потрясение его убьет, если ему скажут, что Алессандро расстреляли. И это будет конец для них всех. А может, он все-таки выживет. А если нет, может, выживет Рафи, Лучана родит ребенка, и у адвоката Джулиани появится внук с золотыми волосами. Возможно, его назовут Алессандро — или Алессандра, если это будет девочка.

Алессандро посадили в узкую камеру с маленьким окошком во внутренний двор, где проводились казни. По другую сторону двора за высокой стеной шумело море. Окно перегораживали два толстых стальных прута, а стекла не было. В воздухе стоял запах кухни, на которой постоянно что-то готовили, чуть сладковатый, как у ванильного крема. Второй заключенный постоянно мерз от сырого морского ветра, врывающегося в окошко, и сидел на койке, завернувшись в два одеяла, будто индеец.