Адена Хэлперн - 10 лучших дней моей жизни

Случаются моменты, где юмор не понятен никому, кроме участников. Но попробую пояснить. Представьте лучшего друга. Вспомните случай, когда вы хохотали от души, но все, с кем пытались поделиться шуткой, отвечали недоуменным взглядом. В подобные минуты в голове всплывают все пережитые вместе радости. Я вспомнила Пен, какой впервые увидела ее в школе «Дружба»: высокой, толстой и нелепой девочкой. Заново нахлынуло облегчение, как и тогда, когда высунула голову из мусорного мешка. Я видела, как в десять лет мы играем в чудесные куклы со всего мира в моей спальне, а в двенадцать сидим на кровати, перелистываем мамины журналы «Вог» и представляем себя красивыми женщинами на фотографиях. В четырнадцать мы утащили у матери Пенелопы пачку сигарет, спрятались за домом и курили (вернее, кашляли дымом). Память услужливо подсунула измученный голос подруги, когда та отравилась в школе, – а от него протянулась цепочка к первому поцелую. И недавнее воспоминание. Нам двадцать один год; держась за руки, мы пробираемся по переполненному нью-йоркскому клубу, а мужчины провожают взглядом соблазнительные фигурки и пытаются заигрывать. Я слышала смех, дурачества и разговоры, что привели к этой минуте. В семь утра лучшая подруга лежит на тротуаре в центре Нью-Йорка, с неба поливает дождь, а мы хохочем и не можем остановиться, и я тщетно пытаюсь поднять ее на ноги.

Вы же понимаете, о чем я? Я так и думала.

В конце концов, мокрые насквозь, мы добрались до квартиры. Пен снимала тесную студию на углу Бродвея за тысячу долларов в месяц. Квартира отличалась дурным нравом: то ее осаждали тараканы, то шалила батарея. Трубы выделяли столько тепла, что Пен ухитрялась похудеть на пять фунтов, пока потела перед телевизором. Позже подруга обратилась к владельцу с просьбой починить батарею, и после долгих разбирательств ей выплатили неплохую компенсацию за неудобства. Но в то утро агрегат вел себя хуже некуда. Благодаря высокой влажности квартира из сауны превратилась в жарко натопленную баню. Окна запотели изнутри от влажного пара. С одежды капало.

Я не преувеличу, если скажу, что не видела дальше вытянутой руки в туманном воздухе. Угол Бликер и Бродвея чудесным образом перенесся в тропические леса Амазонии. Тогда я пришла к единственному мудрому решению:

– Здесь невозможно оставаться. Надо снять номер в отеле.

Не помню, кто из нас посоветовал «Плазу». Возможно, я, хотя точно не могу сказать. В детстве я зачитывалась книгами о живущей в «Плазе» девочке Элоизе и ее похождениях.

Даже не сменив промокшие клубные наряды, мы отправились в «Плазу». Я расплатилась за номер папиной кредитной картой. Пен называла ее волшебной, поскольку деньги на ней никогда не заканчивались. До сих пор не пойму, зачем родители предоставили мне полную финансовую свободу. Наверное, я так и осталась для них чудо-ребенком. Доступных номеров эконом-класса в отеле не нашлось. Пришлось снять люкс. К тому же мы с подругой сошлись на мнении, что чем просторнее, тем лучше. Не помню, сколько стоил номер. Цена вполне могла доходить до тысячи долларов, но не забывайте – я была счастливой обладательницей чудо-карты и не задумывалась о деньгах.

Люкс состоял из двух комнат с видом на Центральный парк. Мы умирали от голода, так что заказали в номер половину меню и уселись перед телевизором в махровых гостиничных халатах. Около полудня нас сморил сон.

Я проснулась, когда стемнело. После окончания колледжа мы перешли на ночной образ жизни.

– Мне нечего надеть, – потянулась Пен.

Накануне мы договорились о встрече с новыми знакомыми в ресторане «Тре Мерли» в десять. Ничего удивительного, что встал вопрос о подходящем наряде.

Я вооружилась волшебной картой, и мы отправились в «Бергдорф». Не могу припомнить, чего там накупили, но сумма вышла порядочная. На улице холодало, так что я выбрала бархатный плащ до щиколоток, а Пенелопа – вязаный жакет из шотландской шерсти. Заглянули в отдел нижнего белья, а потом Пен приметила изумительные джинсы – они сидели на ней как влитые. Мне приглянулось обтягивающее платье из черной лайкры с бархатной отделкой по подолу. Перед походом в магазин мы выпили две-три-четыре рюмки в гостиничном баре и немного опьянели. Бегство из квартиры Пенелопы вышло настолько поспешным, что мы не прихватили даже расческу. Портье «Плазы» записал нас на прием в салон Джона Деллариа на укладку и макияж. Потом я узнала, что наши похождения обошлись почти в двадцать тысяч долларов. Но это случилось намного позже.

Как я уже говорила, в тот день нас ничего не заботило. Мы упивались свободой, Нью-Йорк превратился в игровую площадку, а волшебная карта исполняла любую прихоть. Мир простирался у наших ног.

В десять вечера мы встретились в «Тре Мерли» с компанией. Шампанское лилось рекой. Неважно, кто там был, – очередные знакомые. Счет за обед меня тоже не волновал; все равно я собиралась расплачиваться отцовской картой. (Потом я узнала, что заплатила три тысячи долларов.)

Следующим пунктом программы стал ночной клуб. В те дни мы облюбовали «Неллс» на Четырнадцатой улице. Швейцар знал нас в лицо, так что в очереди стоять не пришлось. Мы с Пенелопой бабочками порхали между столиками на втором этаже. Поцелуи и объятия раздавались всем без исключения – даже вчерашних знакомых мы приветствовали как давних друзей. Я сошла вниз и танцевала с двумя мужчинами. Стоит мне услышать по радио, как Си Си Пенистон исполняет «Файнали», вспоминается тот вечер. Я растворилась в музыке и танце и не заметила бы, что меня раздевают. В голове бродил алкоголь, притупляя ощущения и заботы. Я думала лишь об одном: наконец-то настал мой час.

Покачивая бедрами в такт музыке, я чувствовала себя красивой и сексуальной. В голове вертелось одно: «Видели бы меня сейчас одноклассники, дразнившие в детстве за вес и прыщи». Злорадная мысль заводила все сильнее. Жизнь обернулась сказкой; от алкоголя, энергии танца и людей вокруг кружилась голова. Я упивалась свободой; препятствий не существовало. Исчезла неуверенность в собственной внешности, денежные заботы (в принципе, у меня их и не было) отошли на второй план. До конца жизни я помнила тот танец. Меня никогда больше не окрыляло подобное чувство.

К трем ночи мы решили перебраться в наш номер. Через полчаса два десятка верных друзей, обретенных в клубе, с энтузиазмом обносили мини-бар – а когда его содержимое закончилось, принялись заказывать выпивку в номер.

В памяти сохранилось, что я танцевала на диване, размахивая в такт музыке бутылкой «Абсолюта». Днем я купила туфли на шпильках, так что дыры в обивке, без сомнения, моих ног дело. Потом я сунула бутылку партнеру, и мы устроили соревнование по прыжкам в высоту. Видимо, тогда водка и пролилась. Но вот кто курил рядом, осталось загадкой. Следующим кадром помню крик подруги: «Алекс, идиотка, ты подожгла диван!»