Адена Хэлперн - 10 лучших дней моей жизни

– Да, ты обожала шалости, – смеется бабушка, посыпая солью картофель на тарелке. – Когда вы с Максиной были маленькие, я часто ее предупреждала: «Смотри, Алиса доведет тебя до беды».

– Максина тоже не ангел, миссис Файерштейн! Она знала, как выйти сухой из воды.

– Моя Максина хорошая девочка. Она всегда вела себя примерно.

– У нее были свои уловки, – качает головой Алиса. – Она добивалась желаемого мимолетной улыбкой.

– Точно, – поддерживаю я. – Мама умеет повернуть все по-своему, не говоря ни слова.

– И как ей это удается? – со смехом спрашивает Алиса.

– Понятия не имею. К сожалению, я не унаследовала ее таланта.

– И все же она хорошая девочка, – стоит на своем бабушка. – Не надо упрекать ее за красоту и обаяние.

– Согласна. Хорошая, но далеко не ангел.

– Нет, ангел.

– Хорошо, хорошо.

Сидящие за столом больше не могут сдерживать хохот.

– Я помню единственный раз, когда Максина поступила плохо. За несколько недель до моего дня рождения…

– Только не вспоминай про нижние юбки! – вырывается у меня.

– Нет, я вспомню! – смеется в ответ Алиса. – Максина тебе рассказывала?

– Ты сама разрешила ей взять кринолины, – вступается бабушка.

– Да, но я не думала, что она заберет все. Алекс, ты должна меня выслушать.

– Ладно, ладно. Выслушаем твою сторону, но потом похороним все разногласия… Вместе с нами, – с убийственной серьезностью договариваю я.

– Итак. – Алиса делает глубокий вдох. – Си Сильверман пригласил твою маму на свидание, и она зашла ко мне попросить пару нижних юбок. Не знаю, куда Максина дела свои.

– Я одолжила их на время, – объясняет бабушка.

– Значит, они были у вас. Я стояла во дворе с братом; Буч чинил отцовскую машину, а я подавала инструменты. Тут вбегает Максина и спрашивает, можно ли ей взять несколько кринолинов. Конечно, я разрешила. Не помню, что меня отвлекло – телефонный звонок или срочное дело, – но я не видела, как Максина уходила. Пару часов спустя я поднялась наверх, чтобы подготовиться к собственному свиданию. Выбрала платье, открываю ящик комода, а там пусто. Твоя мать забрала все юбки!

– Она всегда утверждала, что оставила тебе одну.

Я уверена в маме, она клялась, что не бросила подругу с пустыми руками.

– Ничего она не оставила! – Алиса явно злится. – Я побежала к ней домой, постучалась, и мне открыли вы, миссис Файерштейн!

– Никогда не видела Алису в таком замешательстве, – смеется бабушка.

Дедушка прячет улыбку за газетой.

– Я хотела отказаться от свидания, но было слишком поздно. Мы пришли на званый вечер. Прекрасная Максина Файерштейн цвела пышным бутоном; по сравнению с ней я казалась чахлой розой.

– Они разбудили своими криками весь квартал, когда вернулись домой, – добавляет бабушка.

– У меня до сих пор в ушах звенит, – ухмыляется дед.

– Максина питала нездоровую страсть к нижним юбкам. Всегда надевала их сотнями.

– Особенности фигуры, – пожимает плечами бабушка. – Она считала, что так талия выглядит тоньше.

– В тот вечер вы бы вообще не докопались до ее талии.

– А я говорила, все хорошо в меру. Через несколько лет она поняла, что это означает.

– Мне и в голову не приходило, что мама волнуется о своей внешности. Я всегда считала, что хорошо выглядеть не стоит ей усилий.

– Всем приходится работать над собой, – смеется Алиса. – Как бы то ни было, мы не разговаривали целую неделю.

– Мама до конца моих дней клялась, что оставила одну юбку.

– Нет, не оставила.

– И когда вы помирились?

– Насколько помню, перед самым днем рождения, перед той ночью. Она ведь ходила со мной выбирать платье?

– Да, – киваю я.

Смех стихает. Случившееся с Алисой не вписывается в веселую беседу.

– Потом Максина очень себя корила, – еле слышно признается бабушка.

Она сжимает руку Алисы.

– Знаю, – грустно отвечает та. – Я пыталась пробиться к ней, и у меня получилось. Я говорила ей, что все в порядке.

– Когда? – не понимаю я.

– Потом, – вздыхает Алиса.

Комнату наполняет тишина.

Я решаю переночевать у бабушки. В ее доме хорошо. С четвертого неба можно будет иногда отпрашиваться к бабушке с дедушкой? Не думаю, что здешние правила запрещают навещать родных. Мы обнимаем на прощание Алису, и я провожаю ее до машины. Должна сказать, что рада знакомству; также приходится признать, что мама поступила некрасиво, хотя я сто раз слышала ее версию эпопеи с кринолинами. Странно думать о матери как о молодой, совершающей ошибки девушке.

– Спасибо, что пришла, – снова обнимаю Алису.

– Отличный вечер! – радостно откликается та. – Знаешь, я очень скучала по твоей маме все эти годы. Передавай от меня привет, когда снова навестишь ее.

– Я пока не могу попасть на землю. Пытаюсь сосредоточиться, как ты учила, но вижу только изножье кровати, а ближе не подобраться.

– До сих пор? – потрясенно переспрашивает Алиса. – Не можешь спуститься?

– Нет, и я начинаю беспокоиться.

Девушка останавливается и задумчиво наклоняет голову:

– Знаешь, что я предположу? Ты еще недостаточно окрепла. – Она кивает, соглашаясь со своими доводами. – Да, именно так. Теперь все понятно, ты пока не готова.

– И что мне делать?

– Нужно… Как я говорила, знание должно прийти изнутри. Трудно объяснить, но если в душе царит покой, то у тебя хватит сил спуститься на землю. Тебе что-то мешает, какое-то препятствие. Душа еще не достигла равновесия.

– Как же мне найти равновесие?

– Попробуй сегодня еще раз. Ни о чем не думай. Постарайся забыть об эссе, Адаме, экзамене на право остаться на седьмом небе. Если сможешь, забудь обо всем. Возможно, тогда у тебя получится.

– Ладно, попробую.

Алиса садится в машину и включает зажигание. Задумывается и опускает окно.

– Но если не поможет, предположу лишь, что ты пока не готова к встрече с родителями. Может, тебе нужно разобраться в себе, прежде чем пытаться помочь им.

– Возможно, – медленно киваю я.

– Попробуй, и расскажешь, что получилось. Если опять не сумеешь поговорить с ними, значит еще рано.

– Ладно. И спасибо еще раз.

– А если все же доберешься до матери, передай ей, что в раю мой гардероб ломится от нижних юбок. Пусть завидует.

– Хорошо. – Мы обе даем волю смеху. – Обязательно передам.

Я лежу в гостевой спальне бабушки и пытаюсь заснуть. История с кринолинами не дает мне покоя. Впервые в жизни я осознаю, что мама может быть неправа. Когда настанет ее черед отправиться на небеса, происшествие с нижними юбками снова всплывет на свет по старой памяти. Куда могла деться та пара, которую мать, по ее словам, оставила в комоде?

«Что-то с маминой версией не то, – думаю я, закрывая глаза. – При встрече первым делом спрошу об Алисиных юбках».