Джоан Робинсон - Когда здесь была Марни

Анна удивилась до глубины души:

– Погоди, Марни… что ты такое говоришь? А я-то думала…

Она не докончила. Ей вспомнилось, как Марни рассказывала про жестокую няньку.

– Да, – сказала Марни. – Я знаю, о чем ты думаешь. Но я привыкла… И я знаю, от чего удирать, если испугаюсь! – Она быстро оглянулась через плечо туда, где высилась мельница. – Вон от того жуткого места, например. Но я ничего не знаю о том, как быть взрослой. И никто-никто мне не рассказывает…

– Почему ты мельницы-то боишься? Может, расскажешь?

– Я не знаю. – Марни отвела глаза. – Я как-то всегда боялась ее. Я поэтому и с Эдвардом не пошла…

– Ты сказала ему, что тебе страшно?

Марни передернула плечами, изобразив равнодушие:

– Я пыталась, но он не понял. Сперва начал меня дразнить, потом заявил, мол, если боишься, надо идти навстречу своему страху. Я, мол, не смогу всю жизнь бегать от того, чего забоюсь.

Анна подумала и сказала:

– Других легко в трусости упрекать.

Марни быстро повернулась к ней:

– Вот именно! А Эдвард таким занудой бывает! – Она улыбнулась. – Анна, миленькая, вот за это я тебя и люблю! Ты никогда не твердишь мне, что я «должна» делать! Наверное, надо бы мне сейчас сходить к мельнице, просто чтобы показать – я могу, но я так боюсь… с тех самых пор, как…

– С тех пор как что?

– Это все сто лет назад началось. Когда я вредничала, Этти пугала меня: «А вот они тебя заберут, запрут в ветряке, где никого нет и только ветер гудит, тогда ты и пожалеешь о своем поведении!» – Марни улыбалась, но на лице вновь было то же страдальческое выражение, которое Анна раз уже видела. – Я тогда маленькая была… А она такой жути напустила! Этти, она такая… Любит пугать.

Марни вздохнула, снова пожала плечами.

– Однажды папа, уезжая, спросил меня, чего мне хочется, – продолжала она. – Я сказала: хочу воздушный шарик. Красный. Он и попросил Нэн купить мне шарик, когда она в Барнэме будет. А она вернулась оттуда и вместо шарика дает мне бумажный ветрячок… знаешь, пропеллер, который крутится на ветру. Я ужасно расстроилась, заплакала, тогда Нэн разозлилась и говорит: «Ну вот что, девчонка. Если воротишь нос от ветрячка, который я тебе купила, мы попросим Этти, и она тебя к настоящему отведет…» И велела Этти вести меня на прогулку, потому что сама в Барнэме умаялась. Я… Я не знаю, хотела она в самом деле отправить меня к мельнице или, может, только пугала. Но Этти так и сделала. Она волокла меня силой и все время орала, я и решила, что она сейчас меня там запрет… – Марни снова улыбнулась, только губы у нее кривились. – Сейчас все это кажется глупостью, но тогда я была в ужасе… А когда мы подошли к мельнице, вдруг навалились темные тучи и разразилась страшная гроза! Этти и сама струсила, а я уж и не знаю, к худу это было или к добру… – Марни засмеялась, пытаясь отогнать нерадостное воспоминание. – Брр! Слушай, давай о чем-нибудь другом поговорим…

Но Анна была в ярости.

– Это же неслыханно! – вырвалось у нее. – Какая гадина Этти! Вот бы ее громом убило прямо на месте!

Марни с недоумением наблюдала за ней.

– Смешная ты, – сказала она. – Что с тобой каждый раз происходит, когда я тебе рассказываю о подобных вещах? Тебя что, ни разу так не пугали?

Анна почти выкрикнула:

– Чтобы взрослые и к тому же намеренно – нет! Никогда! Еще не хватало!

Марни прошептала тихо-тихо, словно ветерок в траве:

– Везет же тебе… Хотела бы я на твое место…

Анна повернулась к ней, вдруг успокоившись:

– Помнишь, я то же самое тебе говорила? Когда мы в тот раз здесь сидели?

– В самом деле?

– А ты не помнишь? Бедная Марни! Как же я тебя люблю! Я ни одну девочку никогда так не любила! – Она потянулась погладить волосы Марни, но рука застыла на полпути. – И это ты тоже мне говорила, – медленно, с изумлением на лице повторила она. – Вот забавно! Мы с тобой как будто местами меняемся!

В тот вечер Анна выбралась из коттеджа уже в сумерках. Она думала о старом ветряке с того самого момента, когда они с Марни расстались на дамбе. И вот теперь она шла в том направлении. Сама она там еще не бывала. Сэм время от времени упоминал, что «вот ужо сводит ее туда», но пока этого так и не произошло. А теперь ей кое-что пришло в голову.

Она сходит к мельнице одна. Она ведь никому не давала обещаний туда не ходить. Зато выяснит, была ли у Марни хоть какая-то почва для страхов. Анна была почти уверена, что на самом деле ничего ужасного там не было, но хотела увериться совсем точно, без «почти». Если при встрече она сможет сказать: «Да нет там ничего особенного, я сама видела!» – тогда Марни ей поверит. Эдвард, может, так ей и говорил, но Эдвард – дело другое. И вообще, он ее трусихой обозвал!

Главное, Анна сможет хоть раз подарить Марни нечто такое, чего Эдвард не мог. Доказать, что ее страхи были беспочвенными. И, предвкушая это, Анна тихонько радовалась.

Сегодня стемнело раньше обычного. Небо затянули облака, дул порывистый ветер.

«Кончилось вёдро», – сказал Сэм, когда пили чай. По заливу бежали злые, островерхие, серо-зеленые волны. Анна посмотрела на них и поняла: даже при самом благоприятном приливе Марни не сможет сегодня вывести лодку.

Чайки вились над сухим берегом и сердито кричали. Они проносились у Анны прямо над головой; она видела, как они кружились у мельницы. Белые крылья мелькали на фоне темнеющего лилового неба. Анна даже пожалела, что не выбралась раньше. Однако поворачивать обратно было нельзя. Струсить она себе не позволит!

Если она сумеет добраться до мельницы почти в темноте и, чего уж там, одолевая собственный страх, значит завтра ей, может быть, удастся уговорить Марни сходить туда ясным днем, при солнечном свете, и все ей показать. Мельница была, вероятно, единственным местом в Литл-Овертоне, которого Марни так и не изучила. И Анна побывает там первой! Раньше ее!

Небо делалось все темнее. На руку Анне шлепнулось что-то мокрое. Она пустилась бегом и добралась до мельницы, как раз когда пыль на дороге прибили первые тяжелые капли дождя.

Подняв голову, она увидела нависший силуэт ветряка. Он был совсем темный и невероятно огромный. Анна испытала мгновение полнейшего ужаса: ей показалось, будто вся эта махина кренилась прямо на нее, собираясь вот-вот рухнуть. Даже голова закружилась. Она дотянулась до двери и толкнула ее. Дверь жутко заскрипела.

Внутри была полнейшая темень. Анна стояла, отдуваясь после бега и ожидая, чтобы глаза привыкли к темноте. И в это время сквозь собственное дыхание она расслышала другой звук. Он раздался прямо над головой. Кто-то ахнул и как будто сам себе рот зажал.