Стелла Гиббонс - Неуютная ферма

Такими темпами на ферме скоро никого не останется.

Внезапно ее потянуло в сон. Флора решила пойти в свою маленькую зеленую гостиную и до ужина почитать у камина. Она пожелала мистеру Клопу удачной прогулки и заметила между делом, что Ранетте тут живется довольно погано и немного веселой естественности в духе Фицрой-сквер будет ей очень кстати.

Мистер Клоп ответил, что все понял, и попытался (безуспешно) взять Флору за руку. Теперь, увидев Ранетту в окне, он чувствовал, что их с Флорой односторонний роман позади и надо произнести какие-то подобающие прощальные слова.

– Мы ведь расстаемся друзьями? – спросил он.

– Конечно, – вежливо ответила Флора. Она не сочла нужным объяснять, что не считает друзьями всех, с кем знакома чуть больше месяца.

– Надо как-нибудь пообедать вместе в Лондоне.

– Это будет замечательно, – согласилась Флора, думая про себя, до чего это было бы тоскливо.

– В вас есть что-то… – Мистер Клоп, глядя на нее, повел в воздухе пальцами. – Некая отрешенность нимфы… неразбуженность. Мне хочется когда-нибудь написать о вас роман и назвать его «Девственность».

– Напишите, если это поможет вам скоротать время, – сказала Флора, – а сейчас, боюсь, мне все-таки надо идти писать письма. До свидания.

По пути в гостиную она встретила Ранетту, которая спускалась по лестнице, одетая для прогулки. Флоре хотелось спросить, как тетя Ада ее отпустила, но Ранетта слишком торопилась. Она пулей пролетела мимо Флоры. Лицо у нее было насмерть перепуганное.

Флора с невероятным облегчением опустилась в зеленое кресло у камина. Милейшая миссис Муривей убирала со стола чайную посуду.

– Мисс Эльфина просила передать вам привет, мисс Флора, и сказать, что она на полтора месяца перебирается в Окотень-Холл. Мистер Дик заехал за нею перед обедом на своем авто. Такой симпатичный молодой человек, не правда ли?

– Правда. Так она уехала! Чудесно. Теперь семья сможет немного успокоиться и пережить мысль о будущей свадьбе. А где Урк? Правда ли он утопил Мириам?

Миссис Муривей фыркнула.

– Где ему! Силенок не хватит! Нет, он у нас дома, играет с малышней.

– Неужели?.. С джаз-бандом? Я хотела сказать, с детьми Мириам?

– Да. Катает их на спине и называет себя водяной крысой (вот ведь мерзость!). Слышали бы вы, как Ирод ругался, когда узнал, что она выходит за Скоткраддера! Я думала, от его крика у нас крыша слетит.

– Так она правда за него выходит? – спросила Флора, лениво откидываясь в кресле, чтобы с удовольствием посплетничать.

– Надеюсь, мисс Пост. Не говорю, будто между ними было что-нибудь неподобающее. Да и не будет, пока они не поженятся честь по чести. Ирод уж проследит.

– А что старая миссис Скоткраддер говорит про женитьбу Урка?

– Сказала, как всегда, что видела нечто мерзкое. Если бы мне давали по шесть пенсов за все мерзкое, что я видела, служа в «Кручине», я бы уже могла ее купить. Хоть она мне даром не нужна, если на то пошло.

– А вы не знаете, что она на самом деле видела? – спросила Флора.

Миссис Муривей, складывавшая скатерть, на миг замерла и пристально глянула на Флору, однако ответила лишь, что нет, не знает, и Флора не стала допытываться дальше.

– Я слышала, что и Сиф уехал, – заметила миссис Муривей. – Ох, ну и бесится же его мать, наверное.

– Да, он уехал в Голливуд и станет киноактером, – сонно ответила Флора.

– Туда ему и дорога, – сказала миссис Муривей. – Будет мне что порассказать Ироду, как вернусь домой.

– Так Ирод любит послушать сплетни?

– Если это не что-нибудь гадкое. Если гадкое, обязательно принимается ругаться да бушевать. Ладно, побегу кормить его ужином. Доброй ночи, мисс Пост.

Флора просидела остаток вечера в тишине и довольстве, а в десять ушла спать. Ее уверенность, что все идет как надо, подкрепила открытка, пришедшая с девятичасовой почтой.

Открытка изображала Кентерберийский собор, на штемпеле стояло «Кентербери», а текст гласил:

Хвала Господу! Сегодня я проповедовал слово Божье на ярмарочной площади перед многотысячной толпой. Теперь собираюсь арендовать автофургон «форд». Если Иеремия хочет быть у меня шофером, пусть едет со мною во славу Божию (то есть без жалованья). Хвала Господу! Пришлите мои фланелевые рубашки. Всех люблю и целую,

После отъезда Сифа жизнь на ферме вошла в обычную колею. Флора отдыхала после утомительных недель, когда она муштровала Эльфину, и после бурных потрясений, связанных с освобождением Амоса и Сифа от семейного гнета.

Первого мая одним махом наступило лето. Деревья за ночь покрылись листвой; из-за живых изгородей вечерами доносилось: «Нет, Джон» и «Не надо, дорогой» – соблазняемых деревенских девушек.

***На ферме жизнь бурлила и пенилась весенними соками. Бесстыдное воркование голубей жирными мазками ложилось на полотно нагретого воздуха, так что казалось, сама атмосфера покрыта толстой патиной любви. Ярко-желтая нота петушиного крика замирала, рассыпаясь легкими перистыми отголосками. Воротила победно ревел на лугу. Анютины глазки в робкой неге раскрывались чувственным солнечным лучам и стрелам дождя. Мотыльки, сцепившись в бессмысленных объятиях, самозабвенно кружили, отматывая свой краткий срок жизни.

Первые майские лучи проникали в комнату, где безмолвно лежала Юдифь, и гасли в пыльном воздухе. Черные мухи монотонно жужжали, эгоистично выписывая у нее над головой идиотические круги, шумные и бессмысленные, как сама жизнь, и это жужжание пронизывало тьму ее бытия алой паутиной боли. Каждую из двухсот фотографий Сифа его мать укрыла черной креповой занавесочкой и, покончив с этим занятием, легла обратно. Ради чего теперь жить? Ответом на вопрос было жужжание мух над умывальным тазом с грязной водой, в которой плавал одинокий черный волос.

И волос тоже был бессмысленным, как сама жизнь.

Старая хозяйка тоже не выходила из своей комнаты. Она сидела у огня, бледного и прозрачного в ярком солнечном свете, и по временам бормотала себе под нос. Тьму ее бытия озаряли вспышки ненависти. Старуха чувствовала, как наглое летнее тепло припекает окна и манит Скоткраддеров прочь. Где Амос? Солнечный свет глумился над ее вопросом. Где Эльфина? И в ответ – бесстыдное курлыканье голубей. Где (самая острая, самая нестерпимая боль) Сиф? Она даже не знала, куда он уехал и зачем. Миссис Муривей сказала, что он теперь будет в каких-то лентах. Неужели миссис Муривей спятила? Неужели все спятили – все, кроме тебя, сидящей в одиночестве, в старом оползающем здании твоего тела? А Урк говорит, что женится на кухонной девке, Мириам, и открыто насмехается над тобой, когда ты говоришь, что не допустишь этого брака; бренчит в кармане тремя шиллингами и шестью пенсами, полученными от Бодягширского скорняка за шкурки водяных крыс.