Барбара Пим - Замечательные женщины

– Джулиан знает? Я хочу сказать, про Уинифред?

– Господи боже, нет. Думаю, гораздо лучше не посвящать мужчин в свои планы, верно?

– Наверное, да, – неуверенно ответила я, чувствуя, что опять оказалась в проигрыше: у меня ведь никогда не возникла необходимость скрывать от мужчины какие-либо планы.

– Не сомневаюсь, вы с Уинифред прекрасно уживетесь, – вновь попыталась переубедить меня миссис Грей.

– Она могла бы жить у отца Грейторекса, – легкомысленно предложила я.

– Бедняжки. Так и вижу их вместе. А интересно, может быть, в этом что-то есть? Или это совершенно невозможно? Что вообще делают женщины, если не выходят замуж? – задумчиво протянула она, точно понятия не имела, чем бы они могли заняться, ведь сама уже состояла однажды в браке и собиралась вступить в него снова.

– Сидят дома с престарелыми родителями, ставят цветы в вазы или раньше ставили, а сегодня, наверное, имеют работу и карьеру и живут в крошечных квартирках или пансионах. А потом, разумеется, становятся незаменимыми в приходе. Некоторые даже вступают в религиозные общины.

– О боже, с ваших слов выходит скука смертная. – Вид у миссис Грей сделался почти виноватый. – Наверное, вам теперь пора возвращаться на работу? – предположила она, точно действительно существовала некая связь между мной и скукой.

– Да, – солгала я. – Надо ненадолго вернуться. Большое спасибо за ленч.

– Это я получила огромное удовольствие. Обязательно надо будет как-нибудь повторить.

Я вышла, повернула в сторону конторы, но когда увидела, что миссис Грей садится в автобус, шмыгнула в универмаг. У меня было чувство, что надо бежать, мне хотелось затеряться в толпе деловитых покупательниц, вот почему я позволила увлечь себя людскому потоку, вливавшемуся в раздвижные двери универмага. Одни спешили, бросаясь в тот или другой отдел, к тому или другому прилавку, другие, как и я, оглушенно бродили без цели, толкаемые и пихаемые, поскольку не знали, куда податься.

Прогулявшись по роще с отрезами ткани, я очутилась у прилавка, заставленного баночками с кремом для лица и тюбиками помады. Мне вдруг вспомнилось гладкое персиковое лицо Аллегры Грей, оказавшееся слишком близко к моему… Интересно, чем она пользуется, чтобы добиться такого поразительного эффекта? На прилавке стояло зеркало, и я мельком увидела собственное отражение: лицо бесцветное и встревоженное, глаза большие и испуганные, губы слишком бледные. Пожалуй, мне никогда не иметь гладкой персиковой кожи, но ведь по крайней мере можно купить новую губную помаду. Я сверилась с карточкой оттенков. У всех были престранные названия, но наконец я выбрала один, как будто подходящий, и начала перебирать гору тюбиков в вазе в попытке его найти. Но то ли выбранный мною тон был чересчур неуловим, то ли его вообще там не было. Девушка за прилавком, безразлично наблюдавшая за моим копаньем, наконец спросила:

– Вы какой тон хотели, милочка?

Меня чуточку задело, что меня называют «милочка»: хотя это, наверное, звучит более приветливо, чем «мэм», но все-таки намекает, что мне не хватает лет и элегантности, чтобы удостоиться более почетного титула «леди».

– Он называется «Гавайский огонь», – промямлила я, чувствуя себя довольно глупо, поскольку мне не пришло в голову, что надо будет произнести нелепое название вслух.

– А, «Гавайский огонь». Он скорее оранжево-красный, милочка. – Продавщица с сомнением изучала мое лицо. – Я бы не сказала, что это ваш цвет. Но он как будто где-то тут есть.

Она достала из-за прилавка коробку.

– Не важно, не трудитесь, – быстро сказала я. – Возможно, другой лучше подойдет. Что бы вы посоветовали?

– Даже не знаю, милочка. – Она посмотрела на меня без всякого выражения, точно никакой тон не мог исправить мою внешность. – «Красные джунгли» очень популярен… Или «Морской коралл», очень милый тон, довольно светлый, знаете ли.

– Спасибо, пожалуй, я возьму «Гавайский огонь», – упрямо отозвалась я, наслаждаясь идиотскими словами и полнотой своего стыда.

Поспешно сбежав, я очутилась на эскалаторе. Ну надо же, «Гавайский огонь»! Ничего более неподходящего и представить невозможно. Я начала улыбаться и удержалась от смеха, только вспомнив вдруг про миссис Грей и помолвку и вновь начав беспокоиться о бедной Уинифред. Это заставило меня продвигаться очень степенно, этаж за этажом, переходя с эскалатора на эскалатор, пока я не попала на самый верх, где находилась дамская уборная.

Внутри меня ждало воистину отрезвляющее зрелище, способное любого навести на мысли о тщете всего сущего и нашей собственной смертности. «Вся плоть есть прах…» – думала я, глядя, как покупательницы с яростной сосредоточенностью трудятся над своими лицами, открывают пошире рты, закусывают и облизывают губы, тычут пуховками в носы и подбородки. Несколько несчастных, отчаявшись в этой борьбе, сидели на стульях: их тела обмякли, руки отдыхали на свертках покупок. Одна женщина вытянулась на банкетке, сняв шляпку и туфли и закрыв глаза. Зажав в кулачке пенни, я на цыпочках прокралась мимо нее.

Потом я пила чай в ресторане универмага, где женщины с редкими, выглядевшими не к месту спутниками, казались подтянутыми: губы свежеподкрашены, силы подкреплены чаем. На лицах многих сквозило удовлетворение после плодотворно проведенного дня, а также от того, что будет над чем позлорадствовать по возвращении домой. У меня же были только мой «Гавайский огонь» и что-то малоинтересное на ужин.

Когда я, возвращаясь к себе, проходила мимо пастората, из дома вышел Джулиан Мэлори.

– Поздравляю, – сказала я. – Я только что узнала ваши новости.

– Спасибо, Милдред, я хотел, чтобы вы узнали одной из первых.

Я сочла, что слово «одной» несколько испортило общий эффект, и вообразила себе, как собирается узнать новости целая толпа замечательных женщин, связанных с приходом.

– У меня был ленч с миссис Грей, – объяснила я.

– Ах да. – Он помолчал. – Я думал, будет лучше… проще… то есть более уместно, если вы услышите об этом от нее.

– Да? А почему?

– Ну, во-первых, я решил, что было бы неплохо, если бы вы получше узнали друг друга, подружились, сами понимаете.

– Да, мужчины любят, когда их знакомые женщины становятся подругами, – заметила я.

А потом меня осенило: ну конечно, они, как правило, хотят принудить к дружбе прежних и новых возлюбленных! Я даже вспомнила, как банковский клерк Бернард Хейзерли говорит про девушку, с которой познакомился, когда отдыхал в Торки: «Она тебе очень понравится, надеюсь, вы подружитесь». Но поскольку я жила у себя в деревне, а она – в Торки, знакомство зачахло, так и не состоявшись.

– Да, разумеется, хочется, чтобы все, кого ты любишь, нравились друг другу, – неуклюже объяснил Джулиан.