Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

Словно подкошенный, я повалился на кровать. Хотя я очень утомился, уснуть мне никак не удавалось. Мой мозг, словно потерявший контроль механизм, продолжал непрерывное вращение шестеренок, между тем как тело лежало без всякого движения, больше напоминая старый мешок. Так я и мучился, пребывая в этом взбудоражено-коматозном состоянии. Чтобы заснуть, я уже и баранов пытался считать, но сон ускользал, как изворотливая лиса от расставленных капканов.

Я вертелся на кровати, словно какой-то червяк. Тараща глаза, я видел вокруг только полную темноту. Это состояние полузабытья было просто невыносимым, казалось, еще немного, и я сошел бы с ума.

У меня просто руки чесались взять кирпич и треснуть им себя по затылку, чтобы забыться и наконец передохнуть. Не знаю, сколько продлились мои мучения, но в тот самый момент, когда я оказался на пределе, послышались торопливые шаги, вслед за этим хлопнула дверь, и до меня донесся растерянный крик брата:

– Вставай скорее, брат скорее, вставай!

Голос брата подействовал на меня как колыбельная, вдруг стал наваливаться сон. Я даже почувствовал, как потяжелели мои веки. Вот он и пришел, долгожданный сон, мне по-настоящему захотелось спать. Однако снаружи не утихали громкие всхлипывания брата:

– Вставай же скорее, слышишь? Скорее, старик уже дух испускает…

Мне позвонил младший брат, сообщив, что Баотянь уже совсем плох, и попросил, чтобы я приехал домой. Я поинтересовался, осматривал ли его врач, на что брат ответил, что осматривал и даже два дня ставил ему капельницу. Однако, поскольку улучшений не появилось, врач посоветовал готовиться к похоронам. Я замолчал, обстоятельства представлялись несколько затруднительными, ведь, случись что с Баотянем, отправлять его в последний путь, разумеется, придется мне и младшему брату.

Заметив мое молчание, брат тут же пояснил, что идея с моим возвращением принадлежит не ему, а старику. Похоже, Баотянь хотел сообщить что-то важное. Это меня удивило, я спросил, что именно он хотел рассказать, но брат тоже оказался в неведении. Однако он обмолвился, что если я не приеду, то ничего страшного. Подумав, я все-таки сказал, что приеду, ведь, как ни крути, а кроме нас, у Бао-тяня на этом свете других родственников не было. Брат также добавил, что старик уже очень долго не поднимался. Несколько раз казалось, что он умирает, но этого все никак не случалось, а тут еще попросил позвонить и сказать, чтобы я приехал.

По интонации младшего брата я понял, что того тяготит сложившаяся ситуация с Баотянем, который все никак не мог умереть. Старик не оставил после себя никакого потомства, поэтому провожать его в последний путь предстояло нам. Чтобы заниматься писательским трудом, я подался в большой город, и все заботы о Баотяне, естественно, легли на плечи младшего брата. Затянувшийся уход за больным могут вынести только почтительные дети, и случись мне ежедневно ухаживать за таким человеком, как Баотянь, то и меня посещали бы всякие мысли.

Поговорив с братом, я тут же поспешил на автовокзал. На мое счастье, еще не ушел последний автобус до уездного центра. В дороге я все размышлял, зачем же Баотяню понадобилось увидеть меня. Хотя он и считался нашим кровным родственником, мы не жаловали его. О чем же в таком случае он мог мне поведать? Я долго думал об этом, но на ум ничего не приходило.

Личность Баотяня была окружена легендами. В детские годы мне частенько приходилось слышать от старших какие-то истории о нем. При этом каждый раз его поминали недобрым словом. Когда наш отец был еще жив, он наставлял меня на путь истинный и предостерегал от ошибок Баотяня, заставляя как следует учиться, не в пример дяде, который ни к чему не стремился и прожил никчемную жизнь. Я пытался выведать у отца, что именно натворил Баотянь, но он всегда отмалчивался, говоря, что иметь такого родственника стыдно. По настроению отца я догадался, что в молодые годы Баотянь совершил какой-то дурной поступок, навлекший на семью позор. И хотя отец не распространялся о Баотяне, из разрозненных рассказов других людей я худо-бедно осознал, какой именно постыдный поступок лежит на совести Баотяня.

В 1942 году, когда через нашу деревню проходил антияпонский отряд, руководимый компартией, Баотянь совершил славное дело, присоединившись к бойцам. Практически все тогда решили, что Баотянь и вправду стал солдатом, но спустя полгода он неожиданно вернулся в деревню. На вопросы окружающих он ничего не отвечал. И только через много лет в деревне узнали, что Баотянь дезертировал. В тот момент, когда люди говорили мне об этом, я замечал, что они как-то странно посматривают на меня, словно я тоже был дезертиром.

Когда я приехал в деревню, уже стемнело. Небесный владыка что рассердившийся малый – стоит ему нахмуриться, как сразу темнеет. Из окон домов, словно мерцание светлячков, сочился тусклый свет. Кто-то еще ходил по улицам, но силуэты расплывались во тьме. И хотя на плечах людей смутно угадывались круглые головы, черт лица было уже не разглядеть.

Я открыл дверь в дом, и наружу, осветив меня, тотчас вырвался прямоугольник света. Мой младший брат смотрел телевизор. Увидев меня, он встал, и мы поздоровались. Он предложил мне перекусить, но я отказался, сославшись, что поел в Емачуне, где делал пересадку. Когда я спросил о самочувствии Баотяня, брат нахмурил брови и ответил, что все без изменений и старик по-прежнему отказывается от еды.

Вместе с братом я направился в комнату Баотяня. Уже подойдя к двери, брат остановился у порога и, зажав нос, предпочел там и остаться. Я же вошел в комнату, там стояла кромешная тьма, в лицо мне тут же ударила такая вонь, что меня чуть не вывернуло.

Заслышав шаги, Баотянь, словно догадавшись, кто это был, окликнул меня. Подойдя к кровати, я увидел, что старик уже совсем превратился в скелет, его жизнь, казалось, висит на волоске. Я обратился к нему, Баотянь увидел меня, и его затуманенный взор неожиданно просветлел. Он ухватился за меня и заговорил:

– Ты приехал, ты все-таки приехал, я так боялся, что не дождусь тебя. – Его костлявая рука скорее напоминала хворостину.

Я стал подбадривать его:

– Все с тобой будет в порядке, ты обязательно выкарабкаешься.

– Я свой организм знаю, мое время уже на исходе, скорее всего мне осталось дня два.

Такой серьезный настрой Баотяня меня несколько удивил. Ведь он был простым смертным, а не просветленным монахом, чтобы точно судить, сколько ему осталось жить на белом свете. Похоже, смерть – действительно какое-то загадочное явление, которого нам не постичь.

– Не переживай, – продолжал я, – человек не волен сам управлять процессами жизни и смерти.

– Я знаю, о чем говорю, – уверенно проговорил Баотянь, – я себя знаю.