Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

Ма Тянь изо всех сил вглядывался в зеркальное отражение своего лица, претерпевшего метаморфозы из-за выскочивших на нем прыщей. Вдруг в глубине души он почувствовал назревающий гнев и выдохнул: «Ладно, давай эту прическу…»

Когда прическа наконец была готова, было два часа пополудни. Выйдя из парикмахерской, Ма Тянь с опущенной головой мелкими перебежками от одного козырька к другому двинулся к дому.

На самом деле, когда сооружение прически было в самом разгаре, Ма Тянь пожалел о своем решении. Он не знал, как будет выглядеть его новая стрижка со стороны – может быть, еще более странно, чем у какого-нибудь сумасшедшего. Однако дружелюбный взгляд Ван Цин подбадривал его, и он был не в силах спасовать на полпути.

До дома оставалось менее двух ли [46], однако еще предстояло миновать несколько оживленных улиц. Ма Тянь с трудом себе представлял, как он средь бела дня преодолеет оставшийся путь.

Перед поворотом с Восточной улицы в Каштановый переулок от смелости Ма Тяня не осталось и следа. Он сделал несколько торопливых шагов и резко свернул, помня, что у входа в старую католическую церковь в середине переулка был кран с грязной водой. Если повезет и удастся открутить кран, то он сможет соскрести гель для волос, затвердевший, словно скорлупа. Волосы тогда будут смотреться натуральнее. Кран он нашел, но совсем заржавевший. Ма Тянь и так и эдак вертел его изо всех сил, и неожиданно кран все-таки расшатался и нехотя выдал пару черно-бурых капель. Ма Тяня охватило чувство несказанной радости, и как раз в тот момент, когда он собирался еще немного подкрутить кран, из переулка рядом с церковью вдруг вынырнул тощий молодой человек.

Это был старший брат одного из одноклассников Ма Тяня, по кличке Птичий король. Дома у него было более десяти клеток с дроздами, белоглазками, воробьями и бурыми суторами [47]. Увлечение птицами отразилось на характере его отношений с людьми: он любил трещать без умолку и болтать всякий вздор. Еще издалека увидев Ма Тяня, он тут же завопил, будто на мину наступил: «Эй, Шевелюра, ты прическу сменил что ли?»

Ма Тянь не знал, куда и деваться от стыда. Он резко опустил голову и вытянул руку, чтобы прикрыть лицо, но, очевидно, уже было поздно. Птичий король обошел Ма Тянь вокруг и остановился напротив, часто моргая. «Крутая у тебя прическа, черт побери, – искренне восхитился он, – прямо как член эрегированный!»

Ма Тянь шагнул вперед, уставился на Птичьего короля и в душе почувствовал, что наверняка без драки не обойдется. Но взгляд парня излучал не свойственное ему искреннее чувство, что привело Ма Тяня в замешательство. Он пригляделся к нему и наконец отступил на шаг назад, отряхнул ржавчину с рук и как ни в чем не бывало сказал: «Давно надо было сменить, все время один и тот же стиль – это скучно». С этими словами, не дожидаясь ответной реакции Птичьего короля, Ма Тянь неторопливо миновал переулок и зашагал по улице.

Необычная прическа Ма Тяня тем летом привлекла внимание почти всей молодежи маленького городка. Увидев его, они откровенно демонстрировали презрение и зависть, даже ощущали какую-то скрытую неприязнь. А Ма Тяню эти многозначительные взгляды доставляли почти физическое удовольтвие. Почти все лето, несмотря на палящее солнце, без устали бродил он туда-сюда по улицам маленького городка в состоянии крайнего возбуждения и сосредоточенности, будто бы хранил в душе какую-то тайну. Его коренастое тело все покрывалось потом, рубашка на груди и на спине становилась влажной, и на ней выступал беспорядочный узор, зато мрачное выражение лица и прыщи, похожие на подгнившую хурму, за одну ночь бесследно исчезли, будто бы никогда и не было. К середине августа Ма Тянь превратился в совершенно другого человека. Он даже осмелился заигрывать с Ван Цин, пробормотав что-то вроде комплимента ее пышной груди, которая смогла бы вскормить целую ватагу детишек с густыми волосами, как у него.

Сияющий облик Ма Тяня очень порадовал его родителей. «Не было бы счастья, да несчастье помогло, – размышляли они, – пусть он делает что хочет. Всего-то прическу поменял».

Однако к осени возле уездного универмага и кинотеатра стали появляться молодые люди с точно такой же прической. Они казались выше и худее своих сверстников – как журавли среди кур. Когда Ма Тянь проходил мимо, они и в ус не дули, даже глаз не поднимали. Однажды после обеда в воротах восточной городской стены Ма Тянь столкнулся с парнями среднего роста с такой же прической, как у него, за исключением того, что волосы на затылке были длинные и падали на плечи, словно плюмаж на шлеме древних воинов.

Трое парней, даже не покосившись в его сторону, шли в ряд плечом к плечу. Из темных ворот вдруг выглянуло солнце, уже начавшее по-осеннему бледнеть, и застигло врасплох Ма Таня, собиравшегося проскользнуть в ворота. Он испуганно отскочил в сторону, позволив трем парням преспокойно пройти мимо. Возможно, из-за того, что в воротах стояла вода, Ма Тянь обнаружил, что они оставили позади себя на гранитном покрытии три ряда четких следов. Причем тот парень, который был в центре, шагал прямо посередине улицы. Чтобы проверить свою догадку, Ма Тянь, взяв следы этого парня за среднюю линию, подсчитал и обнаружил, что количество плит по обе стороны от нее равняется двенадцати.

В тот день, вернувшись домой, Ма Тянь сразу же принялся отмывать гель в тазике с теплой водой, в результате чего волосы повисли надо лбом, как ворох сырой рисовой соломы. При виде своей шевелюры ему захотелось плюнуть. В конце концов он достал маленькое круглое зеркало с ручкой и заплевал все отражавшееся в нем лицо.

В течение двух следующих дней Ма Тянь никуда не вылезал. Только на третий день он отправился в парикмахерскую с вопросом к Ван Цин: «Разве ты не ругала всех в городе за то, что они старомодные, почему же они соорудили себе ирокезы?» Поначалу Ван Цин не поняла, о чем это он, а догадавшись, разразилась смехом: «Ты правда тупой, как свинья! Модных причесок навалом. Вот здесь все, выбери, какая тебе нравится. Боюсь, что в глазах у тебя рябить будет от разнообразия». С этими словами Ван Цин кинула ему стопку мятых цветных журналов.

Но Ма Тянь даже не взглянул. «Не буду смотреть, – сказал он, – ты мне все прически оттуда сделай по очереди». – «Ты с ума сошел? – Ван Цин взвизгнула. – Там их несколько сотен, и многие я еще не пробовала». «Самое большее – неделя на одну прическу, – сказал Ма Тянь равнодушно. – Ты сама выбери. Сначала сделай те, которые умеешь. Те, которые не умеешь, – мы вместе подумаем как. Самое главное – не повторяться! Повторяться я не разрешаю».

При этих словах в глазах Ма Тяня промелькнул злобный огонек – такой, что Ван Цин похолодела от ужаса. Это было одиннадцатого сентября 1984 года – для многих людей, возможно, ничем не примечательный день, но на самом деле для истории городка он имел огромное значение. Этот факт случайно обнаружился только через 20 лет: однажды вечером в конце 2004 года редактора, входившего в группу по составлению сводного описания уездов, в процессе работы над историей очередного уезда осенило, что процесс модернизации маленького городка фактически начался осенью 1984 года. Причина в том, что история с резиновой женщиной оказала дурное влияние на людей и вынудила их шарахаться от всего и вся до такой степени, что в течение длительного времени жители упорно открещивались от новшеств. В результате этого, как говорится, мух и комаров отпугнули, но при этом перекрыли доступ солнечному свету и свежему воздуху. Однако к осени 1984 года внезапно проснувшийся соревновательный азарт молодежи в копировании модных причесок невероятным образом прорвал все препоны. Городок именно в процессе преодоления этой разноголосицы незаметно обрел новый облик.