Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

– Вы говорите, что он умеет летать во сне, – спросила я, – это он сам вам сказал?

Старушка, потрясенная, растерялась:

– Я говорила? Откуда мне знать, что он летать умеет?

От злости я была совершенно обескуражена: неужели это у меня мозги помутились? Разве минуту назад она своим языком не говорила этих слов? И не только говорила, что сын умеет летать, а еще говорила, что сама тоже умеет летать? Я переспросила Ань У, он промямлил, что «вроде как» говорила. Старушка рассердилась:

– Из трехсот танских стихотворений, какое, по-твоему, я не расскажу наизусть?

А к танским стихотворениям какое это имеет отношение? Некоторые люди абсолютно неисправимы, болтают всякую ерунду только ради того, чтобы одурачить других. Я была раздосадована до слез и сказала Ань У:

– Пойдем скорее домой!

Старушка слегка наклонила вбок голову и, пристально глядя на меня, заворчала:

– Ох, барышня-барышня, вот уж любительница проказничать! Вы даром что близнецы, Ань У – тот куда как более толковый. По мне, так совсем не похоже, что вы одной матерью рожденные!

Как раз в этот момент безучастный ко всему сонливец, лежавший на краю кана, открыл рот и заговорил:

– Нет на свете такого человека, который бы не умел летать во сне. Даже если он думает, что не умеет летать, это просто значит, что память у него плохая. На заре человечества все были большими птицами, и только когда в небе налетались вдоволь, они спустились на землю и превратились в людей. Они стали строить жилища и возделывать посевы, начали делать кучу всяких вещей, проводя дни в бесконечных хлопотах. Конечно, у птиц жизнь куда как более беззаботная и вольная, чем у людей. Но людям сожалеть об этом совершенно бесполезно – в любом случае превратиться обратно в птиц уже нет никакой возможности.

– Да что вы? – изумленно спросил Ань У. – Разве люди не от обезьян произошли?

Возможно, это было сонным бредом апатичного лежня, а может, сын старушки просто притворялся спящим. Однако когда он заметил, что проговорился о своих сокровенных мыслях, то больше уже не произнес нам ни одного слова.

– Эволюция человечества – процесс долгий, может, и доводилось людям бывать обезьянами… Что же в этом необычного? – вторила старушка словам сына. – Люди не могут забыть, что когда-то у них была пара крыльев, поэтому-то во сне и взмывают в небесные выси.

Мы отнесли домой двух взрослых кроликов, и вскоре у них появился целый выводок крольчат. Крольчата вырастали и снова приносили потомство до тех пор, пока кроликов не стало так много, что прокормить их было уже совершенно невозможно. Обезумевшие от голода зверьки подкапывали себе лазейки и убегали из крольчатника. Некоторых кроликов, что не успели сбежать, нам удалось-таки съесть, а других у нас разворовали. Судьба этих зверьков оказалась такой же, как и у курочек, которых мы откармливали, – они, если в конечном итоге не оказывались у нас в желудках, то тогда уж точно попадали на обеденные столы к кому-нибудь из соседей. Один тип – второгодник по прозвищу Эрлюйцзы – Малый Осел – даже продавал кроликов Ань У прямо в начале нашего переулка. Взрослых кролей он сбывал по юаню, а крольчат – за пол-юаня, всего ему удалось загнать штук семь-восемь. Он с переменным успехом распродавал их до тех пор, пока не остался один большой кролик, которого он хотел было отдать за полцены старой бабке, подбиравшей мусор. Сборщики мусора всякой ерунде рады, иногда даже барахлишко разное могут стянуть с веревки, где белье сушится. Наглец Эрлюйцзы только-только сторговал кроля, как тут подоспел Ань У и, размахивая палкой, стал дубасить этого бесстыжего переростка. Малый Осел заорал, взывая о помощи, а бабка-мусорщица воспользовалась суматохой и, прихватив кролика, была такова.

– Довольно уже, Ань У, хватит тебе кроликов разводить! – потешаясь, уговаривала я брата. – Ты запер бедняжек в сарае и кормишь их испортившимися овощами. Ну, скажи, что в этом забавного?

– Тупица ты! Только что еще одна крольчиха разродилась. Не смей туда ходить, если ты глянешь на крольчат, то крольчиха непременно сожрет своих малышей! [55]

– Сам ты тупица! Нет ничего постыдного в том, чтобы деток рожать, с чего бы матери поедать своих же детенышей? Крольчиха, наверняка, совсем одурела от голода или, может быть, отравилась чем-то, вот и помешалась окончательно.

– Со мной твои номера не пройдут! – обиделся Ань У. – Среди моих кроликов нет ни единого, кто был бы глупее тебя.

Ань У всегда много обещал, но умел только пыль в глаза пускать, поэтому к зиме от кроликов не осталось ни тени, ни следа, не говоря уже об одеяльцах из кроличьих шкурок. На улице было ужасно холодно, и мне страшно хотелось бы иметь у себя двух тепленьких новорожденных крольчат, чтобы положить их внутрь хлопчатобумажных варежек.

Утром во дворе дома покойного директора все было покрыто белым снегом, а оконные стекла полностью обледенели и заиндевели. Вчерашнее молоко по-прежнему стояло на подоконнике и, видимо, давным-давно уже замерзло. Как же мне принести свежее молоко, если нет пустых бутылок? Я вернулась домой, рассказала обо всем папе, и он поспешил туда. Когда отец вернулся, он сообщил, что жена бывшего директора серьезно заболела, она сильно температурила и просила принести ей яблок.

– Сейчас так холодно и снежно, только бы не приключилось с ней никакого несчастья, – волновался папа.

Прелесть зимы в том, что повсюду на земле лежит снег. На тропинке, ведущей к школе, утоптанный снег превратился в застывшие оконца – поблескивающие черные ледышки. Мы прицеливаемся, разбегаемся и, чуть повернувшись, – «в-ж-ж-жик!» стремительно скользим по ледяной дорожке. Мы поднимаем руки и проносимся, подобно ласточкам. Да только от этих толстых и грубых хлопчатобумажных варежек нет никакого проку – они совершенно не держат тепло, и руки вот-вот отвалятся от мороза. Я говорю Ань У:

– Вот если бы можно было положить в варежку живого крольчонка, как бы было тепло!

– Ты что хочешь, чтобы крольчата задохнулись? – ворчит Ань У. – Вот уж любительница всякую ерунду выдумывать!

Мы засовываем руки внутрь своих ватных курток, прячем ладони под набрюшники, которые соединены с ватными штанами, и прикасаемся замерзшими пальцами к теплым животам. Если шагать так без рук, то ватники постоянно сбиваются кверху, и быстро идти у нас никак не получается.

Отец ездил на рынок, но даже там не удалось купить ни одного яблока. Несколько человек, которым он сообщил, пришли в дом директора, однако никто также не смог принести яблок. Они отрезали старушке ломтик зеленой редьки, она несколько раз его лизнула, причмокнула губами, словно очаровательная большая крольчиха, и затем испустила дух. Летучая Мышь тоже пришел. Его мама, очень красивая и еще довольно молодая женщина, увидев четырех сереньких крольчат, которые ютились у ног ее брата – безучастного ко всему сонливца, сразу же нахмурила брови и велела Летучей Мыши немедленно вынести зверьков из комнаты. Мы с Ань У пошли за Летучей Мышью в сарай, там было очень темно и очень холодно, даже взрослые кролики и те, вероятно, замерзли бы тут насмерть.