Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

– Хватит! Столько лет не играл, все забыл уже!

Я также улыбнулся:

– С твоими мозгами за десять минут все мелодии вспомнишь!

Лань Юй взял две пиалы и наполнил их китайской водкой, мы начали пить и продолжали, пока луна не ушла, а в небе не забрезжила заря, не испытывая при этом никакой сонливости.

Все эти годы я помню, что сказал мне в тот вечер Лань Юй. И даже помню выражение его лица, как он наклонял голову, как кивал и прочищал уши – все эти детали до сих пор в моей памяти. Например, он рассказывал, что когда он уходил из Тучжуана, то словно бродячая собака бесцельно брел по тропинке в поле, и даже были мысли о смерти. Рассказывая это, он утрированно втянул голову в плечи, я с трудом смог расслышать вздох, вырвавшийся из его глотки. А еще он сказал, что не винит наставника, его решение было правильным, если бы выбрали его, то команда мастеров сона в Несравненном поселке уже давно перестала бы существовать, ведь у него непостоянный характер, никаким делом не может заниматься долго, все время возникают странные идеи. На этих словах Лань Юй вытянул шею, голова словно уперлась в розовое облако. Он расхохотался, а затем яростно сделал большой глоток водки и лицо его приобрело тот же оттенок, что и небо.

В моей жизни было много перемен, которые ставили людей в тупик, как и климатические изменения. Но всегда появлялось некое смутное предзнаменование. Перед дождем всегда собриаются черные тучи; если вокруг Солнца заметен ореол, то вслед за этим наступит засуха, а если ореол возникает вокруг Луны, то придет время бесконечно моросящего дождика. В тот вечер в Мучжуане мы с Лань Юем встретились впервые за десять лет, разговор был таким радостным, и я смутно почувствовал, что в моей судьбе снова произойдет поворот.

Четверо сыновей старого Ма оказались щедрее, чем даже представлялось.

Накануне похорон в Мучжуан въехал грузовик.

Четверо сыновей Ма вышли его встречать. С грузовика слезли несколько человек и перебросились парой фраз со старшим из братьев, тот махнул рукой, и деревенские молодые люди принялись разгружать вещи из машины.

Поначалу это была груда каких-то мелких деталей, соврешенно непонятно, что из себя представлявших, а когда их собрали вместе, стоявший рядом Лань Юй в изумлении произнес:

– Твою ж мать! Это же целый оркестр!

Команда Ю полукругом стояла во дворе дома Ма, я удивленно заметил, что все члены моей команды пребывали в замешательстве, все взоры были прикованы только к одному месту, рты были открыты, словно рядом находилось что-то совершенно изумительное, как будто на горизонте появился сказочный мираж. В итоге простыми словами они неуклюже попытались выразить сложные чувства:

– Что за хрень?

– Откуда эти ублюдки взялись?

– Ого!

– Ох!

…

Стемнело, пошел дождь, сначала такой мелкий, что даже не ощущался, попадая на руки и лицо, лишь создавал впечатление легкой прохлады, проведешь рукой – и нет ничего. Постепенно он стал сильнее, капли становились все больше, больно били по обнаженным спинам. Люди начали прятаться в доме, под карнизом и в комнате, где стоял гроб с покойным.

Оркестр, прибывший из города, продолжал работу под дождем. Второй брат, глядя на вымокших до нитки людей за пеленой дождя, сказал:

– Может, нож в них кинуть?

Я взглянул на него, он, видимо, понял, что это пожелание действительно злобное, смущенно исправился:

– Можно и камень кинуть…

Камень и я одобрял, поэтому промолчал. Однако я быстро обнаружил, что камень прибывшему из города оркестру не причинил бы существенного вреда. Старший сын Ма созвал людей, чтобы поставить брезентовый шатер во дворе. А еще, смеясь, раздал всем сигареты, у каждого уже за ушами было по сигарете, а он все раздавал, от радости забыв про усталость.

Вскоре оркестр закончил подготовительную работу, инструменты у них были намного разнообразнее, чем сона восьми мастеров. От своего всезнающего друга я узнал, что то, что стояло слева, называется барабанная установка, та штука, похожая на пулемет, которую держал в руках один парень, – это электрогитара, а вещь, напоминающая кухонную доску, – это синтезатор. Но больше всего меня поразила сона в руках у парня со щетиной, стоявшего справа, – она казалась длинее и толще, самое узкое место было не такое, как у тех сона, что использовала команда Ю, во всем она была хуже. Я даже подумал, как играть-то на таком инструменте?

– Цзынь! – гитарист извлек из инструмента чистую ноту. Я сейчас и во снах слышу этот звук, он всегда задает им мрачную тональность, проснувшись, я долго лежу, положив руки под голову. Почему этот звон уже больше не был просто звуком музыкального инструмента, а странным образом преобразился в различные звуки чего-то ломающегося. Например, чиню я дом – цзынь! – разломилась несущая балка, или забираюсь я на огромный тутовник – цзынь! – и он ломается напополам. Или еще – иду я один рядом с отвесной скалой – цзынь! – и она вдруг с клыками бросается на меня.

…

Единственное, в чем я уверен, что в тот вечер во дворе дома Ма в Мучжуане звук взрыва, словно раздавшийся с небес, нарушил заранее установленный порядок. У каждого в душе шевельнулось что-то невыразимое словами, словно в тесте, которое уже замесили в деревянном тазу, происходят какие-то не понятные никому изменения.

В тот момент, когда прозвучал этот страный звук, я в изумлении увидел, что все во дворе дома Ма словно застыло. Падающие капли дождя зависли в воздухе, переливаясь красками в свете лампы; редька, которую чистили и бросали в таз женщины, тоже застыла в полете – она была ослепительно белой; а еще огонь свечей в зале с гробом покойного в мгновение превратился в горячее месиво, твердое словно кусок льда; мальчик, бежавший по двору, застыл в полунаклоне в дверях, руки его были раскинуты в стороны – одна впереди, другая сзади, он напоминал изваяние из плоти. Я в растерянности брел среди этого застывшего мира, вытянув руку, потрогал каплю воды, висящую в воздухе, а она лопнула, превратившись в водную дымку. Я сложил пальцы и щелкнул застывшее пламя – бац – и оно раскололось на кучу оранжевых искорок.

Я, страдая, схватился за голову и сел на корточки во дворе.

– Бам! – раздался еще один тоскливый звук. Ужасная какофония обрушилась на меня, аж в уших зазвенело. Я поднялся и понял, что все ожило, жизнь продолжается. Все так же идет дождь, редька, переворачиваясь в воздухе, летит в таз, радостно горят свечи, а ребенок безостановочно бегает по двору.

– Ты только что что-нибудь видел? – спросил я Лань Юя.

Лань Юй взглянул на меня:

– Ты что-то потерял?

Я отрицательно покачал головой.

– А чего ж ты тогда ищешь по всему двору? – спросил Лань Юй.