Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

– И в этом также нет греха, сеньора. Что еще?

Теперь в его голосе слышалось раздражение. Как она того и ожидала. Странно, он больше не приводит меня в ужас и я могу различать все движения души, которые он пытается спрятать. Что это, еще один Божий дар?

– Случилось ли вам… совершали ли вы плотский грех?

Ее глаза сузились, улыбка замерла на губах, и ее презрение к нему стало еще глубже; в то же время она отчасти прощала ему его слабость из-за того великодушия, которое он проявил, когда пришел благословить тот, другой гроб.

– Я была послушной женой в соответствии с учением нашей святой матери-церкви.

– Да, но… но сожительствовали ли вы с ним, не будучи подоба…

– Я была должным образом обвенчана в соответствии с законом моего мужа и поступила, как велит нам истинная церковь, – ответила она, и добавила более резким тоном: – а теперь я бы хотела получить отпущение, святой отец. – Это было против принятых правил, и она ждала, затаив дыхание, готовая броситься вон из исповедальни, если он, тоже вопреки принятым правилам, станет расспрашивать дальше.

– Поскольку… поскольку вы сегодня уезжаете, необходимо убедиться, сеньора, перед тем как дать вам отпущение, в том…

– Я не еду с пакетботом, святой отец. Сегодня – нет.

– О, вы не едете? – Она услышала в его голосе восторг и облегчение. – Тогда… тогда мы сможем побеседовать, дитя мое, подробно побеседовать ко славе Господа. О, как чудесен промысел Божий. – Он дал ей отпущение, наложив лишь скромную епитимью, и она вышла, чтобы присоединиться к остальным прихожанам.

Преодолев это препятствие, она ощутила в себе радость. Мысли бесцельно мешались в голове, но это было нормально. Теперь она могла расслабиться и была довольна собой. Она добилась той цели, которую поставила: Малкольм похоронен здесь, как она того хотела, Горнт запущен в дело, Хоуг вот-вот отправится в путь, Тесс нейтрализована, если на то будет воля Божья.

Бог на моей стороне, я уверена в этом. Он одобряет, я твердо это знаю. Вот только Малкольм… ах, Малкольм, моя любовь, моя любовь…

– Позвольте мне проводить вас домой, Анжелика? – спросил Сэратар, прервав ее грезы.

– Благодарю вас, мсье, – ответила она официальным тоном, – но я сейчас не очень хорошая собеседница и предпочла бы прогуляться в тишине и побыть наедине с собой.

– Нам столько нужно обсудить, прежде чем вы уедете.

– О, я думала, вы уже знаете, что я не уезжаю с пакетботом… доктор Хоуг запретил мне, что очень меня печалит.

Его улыбка стала шире.

– Великолепно! Это самая лучшая новость, какую я слышал за много дней. Не соблаговолите ли отужинать сегодня в миссии, тесная компания, два-три человека – никакого шума?

– Благодарю вас, но опять нет. Может быть в конце недели, если я буду чувствовать себя лучше.

– Четверг или пятница, когда пожелаете. – Сэратар поцеловал ей руку, и она вышла на воздух.

Ветер снова посвежел. Она была рада густой вуали: так ей не нужно прятаться под маской собственного лица. Прохожие печально приветствовали ее, Неттлсмит среди них:

– Нам будет очень жаль расстаться с вами, мэм.

– Благодарю вас, мистер Неттлсмит, но я не еду с пакетботом, по крайней мере сегодня. – Вновь она увидела, как радостно засветилось его лицо, едва она сказала это, и улыбнулась про себя. – Доктор Хоуг запретил мне всякие переезды, что очень печалит меня.

– О! Ну конечно, такое кого угодно опечалит. Не едете, да? О! Ну-у… да, я понимаю вас, о… вы извините меня, мэм? – Он бросился в клуб. Через несколько минут новость облетит все Поселение, и ей больше не придется ее повторять. На набережной она увидела Андре. Он ждал ее.

– Здравствуйте, Андре.

– Я рад, что вы не едете, – просто сказал он.

– А. Новости распространяются быстро.

– Хорошие новости. Мне нужно поговорить с вами наедине.

– О деньгах?

– О деньгах. Как вы изменились, Анжелика.

– В лучшую сторону, я надеюсь. Как вы себя чувствуете, старый друг?

– Старый?.. – Андре чувствовал себя сегодня жалким и усталым. Вчера вечером он навестил Хинодэ, и между ними пробежала тень. И жестокость. Пока она растирала его, он приподнялся и потянулся к вороту ее кимоно, чтобы поцеловать ее грудь, любя ее до потери рассудка, но она рывком отстранилась и запахнула кимоно от него. «Вы обещали не…», – выдохнула она, и его бешеная злоба на себя за то, что он забылся – любое подобное нарушение повергало ее в горе, и на лице у нее появлялось жалобное выражение, как у паршивой собаки, которое бесило его еще больше, – эта злоба превратилась в злобу на нее, и он прорычал: «Прекрати смотреть на меня так, прекрати! Бака !»

Пока он находился там, слез никогда не было, только непрекращающееся униженное бормотание: «Гомэн насай , Фурансу-сан, гомэн насай, гомэн насай, гомэн насай », снова и снова, пока эти слова не свели его с ума и он не закричал: «Замолчи, ради Создателя!» Она умолкла. И осталась сидеть на коленях, не поднимая глаз, сложив руки, неподвижная как статуя, и только вздрагивала изредка, как собака, отведавшая кнута.

Ему хотелось извиниться, заключить ее в объятия, любовь его была безмерна, но это не помогло бы ему, лишь заставило бы еще больше потерять лицо, поэтому он просто встал с сердитым видом, оделся и, не произнеся ни слова, покинул их дом. Как только он вышел из Йосивары и перешел мост, он свернул к берегу и стал пинать первую подвернувшуюся рыбацкую лодку и ругаться, пока не обессилел. Потом опустился на холодную гальку, задыхаясь от отчаяния, зная, что она сейчас плачет и так же злится на себя за то, что не исправила его промах более удачно, зная, что завтра они начнут все заново, словно ничего не произошло, но он был уверен, что совсем неглубоко под ее внешней нежностью и заботливостью полнилось огромное озеро ненависти. К нему.

– А почему бы и нет? – пробормотал он.

– Что почему бы и нет, Андре? – спросила Анжелика.

– О! Нет, ничего, я просто забылся.

– Смотрите, вон есть свободная скамья. Мы можем сесть там и поговорить.

Скамья стояла лицом к морю. Пакетбот привлек ее внимание, и она спросила себя, что бы случилось, если бы она решила подняться на борт. Я просто вошла бы в логово львицы раньше, чем это необходимо, подумала она. Не стоит сейчас переживать из-за этого, вообще не стоит переживать – нужно лишь осторожно соскользнуть в мое новое бытие, нащупывая его пределы, и ждать. Из трубы появился шлейф дыма. Пакетбот разводил пары. Лишь несколько баркасов оставалось у трапа.

– Со мной теперь не слишком весело, извините, – сказала она.

– Не могли бы вы дать мне денег?

– У меня их немного. Сколько вам нужно?

– Тысячу гиней.

– Господи, зачем?

Он набрал в грудь побольше воздуха.