Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

– Ее зовут Хинодэ, – произнес он и рассказал ей всю историю о том, как влюбился и как захотел оставить ее только для себя, ни словом не обмолвившись о подлинной причине – своей болезни. – Мне трудно все объяснить, да я и не смогу, конечно, но я не могу жить без этой женщины, и деньги нужны, чтобы купить ее контракт, мне необходимо раздобыть их. Я должен.

– Мне ни за что не найти столько, Андре, – ответила она, искренне шокированная суммой, но тронутая его рассказом. – А как насчет Анри, он, разумеется, мог бы предоставить вам ссуду?

– Он отказал, он отказался выдать мне хоть какой-нибудь аванс в счет моего жалованья. Думаю, ему доставляет удовольствие моя зависимость.

– Может быть, если я поговорю с ним…

– Нет, вы ни в коем случае не должны этого делать, это повредило бы мне хуже всего. – Он посмотрел на нее по-новому. – Когда будет готов ваш брачный контракт, я молю Бога, что это будет скоро, я сделаю все, чтобы это было скоро, я хочу, чтобы вы одолжили мне эти деньги, тысячу гиней.

– Если смогу, я одолжу, одолжу обязательно, Андре.

– Вы не могли бы дать мне немного сейчас? Сотню, эти деньги заставили бы маму-сан оставить меня в покое на неделю – это та самая мама-сан, которая помогла вам, – добавил он, забивая первый гвоздь.

Она оставила это без внимания, хорошо помня о всей той помощи, которую он оказал ей и о которой обещал никогда не упоминать; ее разум устремился вперед к новому выводу: это Хинодэ является для меня дополнительной страховкой.

– Я попрошу у Джейми аванс.

– Есть те деньги, которые сэр Уильям разрешил вам оставить у себя, двести шестьдесят три гинеи, не так ли, из сейфа.

– Да, из них еще кое-что осталось. – Она посмотрела в море, чтобы не видеть его глаз, их тревожаще пристального взгляда, гадая, откуда он узнал о деньгах, а также чтобы спрятать от него то омерзение, которое внушал ей этот новый Андре с его мечущейся под самой поверхностью, обжигающей истерией. Глупо быть таким, неужели он не понимает, что наши судьбы связаны неразрывно? Но с другой стороны, он влюблен, поэтому я могу простить его. – Я отослала часть денег домой.

– Я работаю для вас каждый день с Анри, Анжелика. Подопечная государства, он уверен, что это получится. Анри очень важен для вашего будущего, он и посол станут вашими рыцарями в грядущем поединке, я гарантирую это. Вы поступили мудро, решив остаться здесь и подождать, так безопаснее, лучше, – сказал он, и она вспомнила, как совсем недавно он говорил, что ей жизненно необходимо быть в Гонконге.

Он наблюдал за ней – вуаль не давала ему хорошенько рассмотреть ее лицо, – помня о письменных показаниях за его подписью, которые он положил вместе со своим завещанием в сейф британского посланника, не доверяя Сэратару, на случай, если с ним произойдет какое-нибудь «несчастье». Этот документ рассказывал о любовной связи с убийцей с Токайдо и об аборте – когда и как они осуществили его и уничтожили улики, – а также о смерти этого убийцы. Кроме того, там имелась вторая страница письма, присланного Анжелике отцом много месяцев назад, – он тогда разорвал ее у нее на глазах, но потом склеил – эта самая страница разрушит любой брачный контракт, на какой могла бы согласиться Тесс Струан, когда на нее надавят по-настоящему – всем этим можно будет воспользоваться при необходимости, чтобы подчинить себе Анжелику, его единственный прямой билет к обладанию Хинодэ и безбедному будущему.

Райко и Мэйкин и купля-продажа государственных тайн? Пустые мечты, с горечью сказал он себе. Я выложил им весь план компании, а что получил взамен? Одни обещания и никакого шанса отсрочить свой долг с их помощью.

– Сотня, – сказал он, слишком уставший и злой, чтобы добавить «пожалуйста».

Она по-прежнему смотрела в море.

– Сколько нам придется ждать, пока Тесс начнет действовать?

– Это зависит от того, как Тесс примет известие, или Хоуга, как она поведет себя на похоронах. Она подождет ваши тридцать дней – носите вы его ребенка или нет, – прежде чем примет решение, – рассуждал он безучастным голосом, безжалостно воскрешая в ее памяти прошлое, желая вновь сделать ее зависимой. Она оглянулась на него, радуясь, что ее лицо скрыто под вуалью. Ее глаза показались ему дружелюбными – может быть, испуганными, может быть, нет. – Добавьте десять дней на то, чтобы эта новость попала к ней. Десять на размышление, десять, чтобы прислать ответ. Около двух месяцев, возможно, меньше.

– Что это будет за ответ?

– Желчный. – Его собственные глаза превратились в узкие щелки. – Но у меня есть несколько идей, планов. Я могу помочь вам стать богатой женщиной. Нам нужно подождать, ничего не предпринимать какое-то время, просто подождать. Терпение, Анжелика. Терпение и немного удачи… у меня есть кое-какие идеи.

Есть они и у меня, Андре Шантажист. Много идей. И много планов. В отношении тебя, Тесс и в отношении будущего.

Она подалась вперед и нежно коснулась его.

– Я так рада, что у вас есть любовь, которую вы можете растить и лелеять. Это ваше благословение, – произнесла она, произнесла искренне. Потом, как это может только женщина, навсегда отложила эту нежность в сторону и вернулась от нее к своим планам. – Деньги будут ждать вас в шесть, Андре, – я рада, что вы мой друг.

– Я тоже рад… спасибо за ссуду.

– Значит, вновь нам необходимо набраться терпения, вам и мне, и ждать? Именно это мы должны делать, да? Немного везения и терпение, вы говорите? Я умею быть терпеливой. Немного везения и терпение. Хорошо. Пусть будет так.

Она поднялась и пошла к фактории. Он проводил взглядом ее фигуру, прямую, уверенную и, несмотря на всю ее восхитительную миниатюрность, непостижимым образом высокую.

Четверг, 1 января 1863

Торанага Ёси вернулся из Киото в замок Эдо восемь дней назад, усталый и злой; от придорожной станции Хамамацу они двигались форсированным маршем.

Морщины на его лице стали глубже. Там, где люди раньше просто боялись его, теперь они трепетали от ужаса. Его гнев обрушивался на них, как удар плети. Во время путешествия он нещадно гнал их и себя, отводя для сна всего по нескольку часов, приходя в бешенство от любой задержки, постоянно недовольный гостиницами, банями, пищей, слугами и будущим. Капитану Абэ доставалось больше всех; и каждый из них понимал, что все это – лишь отчаяние и горе, вызванные смертью Койко, любимой.

Абэ договорился о сожжении ее тела и тела Сумомо тоже, а потом они вскочили в седла и помчались галопом, покрывая лигу за лигой, и каждого неотвязно преследовала мысль, что столь доблестный воин заслуживал от победителя вежливого поклона перед погребальным костром, особенно если учесть, что этим воином была сиси и женщина, о которой скоро сложат песни и сказания, как и о том ударе, что рассек ее пополам. Как и о Койко Цветке Лилии, той, что бросилась к нему и подставила свою грудь на пути первого сюрикена и тем спасла жизнь их повелителю, который потом подарил ей избавление от боли.