Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

Он не нашел подлинной радости даже в своей победе над гайдзинами, хотя и был уверен, что это великий шаг вперед; он не сомневался, что когда он расскажет обо всем старейшинам, они будут вне себя от восторга. Даже Андзё. Насколько болен этот пес? Смертельно, я надеюсь. Свершит ли великан свое чудо и вылечит его? Или следует верить китайскому врачевателю, тому, кто, по словам Инэдзина, никогда не ошибался и шепотом предрек скорую смерть.

Ладно. Андзё, больной или здоровый, теперь будет прислушиваться к моим словам, и остальные будут слушать наконец, и согласятся с моими предложениями. А почему бы нет? Гайдзины связаны по рукам и ногам, теперь нам можно не бояться их флота, Сандзиро все равно что покойник, гайдзины об этом позаботятся, Огама в Киото удовлетворен и всем доволен. Сёгун Нобусада получит приказ вернуться в Киото, где ему место, как только он объяснит ту роль, которую должен сыграть этот мальчик в великом замысле. И не просто вернуться, но вернуться одному, оставив свою враждебно настроенную жену, принцессу Иядзу, при дворе, чтобы она «последовала за ним через несколько дней», чего никогда не произойдет, если Ёси добьется своего – вовсе ни к чему посвящать старейшин в его тайные планы. Достаточно одного Огамы.

Но даже Огама знает не все, а только ту часть, которая необходима, чтобы поймать принцессу в шелковую паутину и добиться ее развода с сёгуном по императорской «просьбе». Огама проследит, чтобы она больше не вставала на нашем пути до тех пор, пока она не будет надежно и навсегда нейтрализована, довольная тем, что проведет оставшуюся жизнь в придворной трясине поэтических состязаний, мистики и церемоний потустороннего мира. С новым мужем. Огамой.

Нет, не с Огамой, подумал он, бездушно забавляясь этой мыслью, хотя я, конечно, предложу этот союз. Нет, нужен кто-нибудь другой, с кем она успокоится и будет всем довольна – тот принц, которому она была когда-то обещана и которого до сих пор почитает. Огама будет мне прекрасным союзником. Во многих вещах. Пока не отправится к предкам.

Тем временем мне не нужно делиться бессмертной истиной, которую я открыл про гайдзинов – ни с Огамой, ни с Андзё, ни с кем-то еще: гайдзины понимают время не так, как мы, они рассматривают время и думают о нем иначе. Они считают, что время может иссякнуть. Мы так не считаем. Они тревожатся о времени: минутах, часах, днях – месяцы важны для них, соблюдение точного времени встречи священно. Не для нас. Их представление о времени управляет их действиями. Это дает нам в руки дубину, которой мы всегда можем воспользоваться, чтобы побить их.

Он улыбнулся про себя – ему всегда нравились секреты, – размышляя о тысячах способов, как использовать время гайдзинов против настоящего времени, чтобы подчинить их себе, а через них – все будущее. Терпение, терпение, терпение.

А тем временем у меня по-прежнему остаются Врата, хотя воины Огамы следят за моими воинами, которые их охраняют. Это не имеет значения. Скоро мы будем владеть ими полностью, и вместе с ними Сыном Неба. Снова. Доживу ли я до этого? Если доживу, значит, доживу, если нет, значит, нет. Карма.

Он услышал смех Койко, и холодок пробежал у него по спине: «Ах Тора-тян вы и карма!» Пораженный, он огляделся. Это была не она. Смех доносился из коридора, смешиваясь с голосами.

– Государь?

– Войди, – ответил он, узнав голос Абэ.

Абэ вошел, оставив остальных снаружи. Стражники внутри комнаты расслабились. С Абэ пришла одна из домашних прислужниц, жизнерадостная женщина средних лет. Она несла поднос со свежим чаем. Они оба опустились на колени, поклонились.

– Поставь поднос на стол, – распорядился Ёси. Прислужница подчинилась с улыбкой. Абэ остался на коленях у двери. Таковы были новые распоряжения: никто не должен был подходить к Ёси ближе, чем на два метра, без разрешения. – Над чем ты смеялась?

К его удивлению, она весело ответила:

– Над великаном гайдзином, государь, я увидела его во дворе и подумала, что вижу перед собой ками – даже двух, господин, второй – с желтыми волосами и голубыми глазами, как у сиамского кота. Ииии, государь, я не могла не рассмеяться. Вообразите только, голубые глаза! Чай свежий? Последнего урожая, как вы приказывали. Пожалуйста, не хотите ли чего-нибудь поесть?

– Позже, – сказал он и отпустил ее, чувствуя себя спокойнее: ее добродушное настроение было заразительно. – Абэ, они во дворе? Что происходит?

– Пожалуйста, извините меня, государь, я не знаю, – ответил Абэ, все еще в ярости от того, что вчера Андзё приказал им всем удалиться. – Капитан телохранителей тайро появился только что и приказал… приказал мне доставить их обратно в Канагаву. Как мне поступить, государь? Вы, разумеется, сначала захотите увидеться с ними.

– Где сейчас тайро Андзё?

– Я знаю только то, что этих двух гайдзинов следует доставить в Канагаву, государь. Я спросил у капитана, как прошел осмотр, а он нагло поинтересовался: «Какой осмотр?» – и ушел.

– Приведи гайдзинов сюда.

Вскоре раздались тяжелые шаги, шаги чужеземцев. Стук в дверь.

– Гайдзины, государь. – Абэ шагнул в сторону и знаком предложил Бэбкотту и Тайреру войти, потом опустился на колени и поклонился. Они поклонились стоя. Оба были небриты и явно устали. В следующий миг один из стражей у двери гневно толкнул Тайрера на колени, отчего тот растянулся на полу. Второй попробовал проделать то же самое с Бэбкоттом, но доктор увернулся с невероятной для такого гиганта быстротой, схватил его за одежду у горла, одной рукой поднял в воздух и ударил спиной о каменную стену. Секунду он удерживал на весу безжизненное тело, потом дал ему мягко съехать на пол.

– Гомэн насай , Ёси-сама, – небрежно произнес Бэбкотт посреди потрясенного молчания, – но этим недоумкам не стоит цепляться к гостям. Филип, будьте добры, переведите это, и скажите, что я не убил его, хотя у этого бедолаги-грубияна с неделю будет болеть голова.

Остальные самураи вышли из оцепенения и схватились за мечи.

– Нет! – приказал Ёси, взбешенный поведением гайдзинов и в ярости на стражников. Они застыли на месте.

Слабея от страха, Филип Тайрер поднялся на ноги, не глядя на неподвижное тело, и сказал на своем чужом для их уха, запинающемся японском:

– Пожалуйста, извинить, Ёси-сама, но Доктор-сама и я, мы кланяемся как чужеземный обычай. Вежливо, да? Не хотеть зла. Доктор-сама говорит: пожалуйста, извинить, человек нет мертвый, только… – он попытался вспомнить слово, не смог и показал на свою голову: – болеть, одна неделя, две.

Ёси расхохотался. Напряженность в комнате пропала.

– Уберите его. Когда он очнется, приведите обратно. – Он махнул рукой, приказывая остальным занять свои места, и предложил англичанам сесть напротив него. Когда они неуклюже устроились на татами, он спросил: – Как себя чувствует тайро , как прошел осмотр?