Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

Она вскинула голову, пораженная.

– Разумеется, нет, Хирага-сама. – Когда она увидела его глаза, сердце ее глухо стукнуло. – Разумеется, нет, – повторила она чуть слышно, коснулась лбом татами и, глубоко напуганная, оставила их.

– Ори, мы рискуем, когда разговариваем при этой женщине.

– Мы рискуем с любой из них. Но она никогда не осмелится, как не осмелятся и остальные. – Ори помахивал веером, отгоняя ночных насекомых. – Прежде чем мы уйдем, мы договоримся с Райко о цене, за которую Фудзико поместят в дом низкого разряда, где она будет слишком занята, чтобы причинять нам неприятности и окажется далеко от всех гайдзинов и бакуфу.

– Хорошо. Это хороший совет. Цена, правда, может оказаться высокой, Райко сказала, что Фудзико по непонятной причине пользуется огромной популярностью среди гайдзинов.

– Фудзико?

– Да. Странно, neh? Райко говорит, в постели их привычки так отличаются от наших. – Хирага увидел, как искривилась улыбка Ори. – Что?

– Ничего. Мы можем продолжить беседу завтра.

Хирага кивнул, осушил последнюю чашку, потом поднялся, снял с себя накрахмаленную юкату, которые все дома и гостиницы обычно предоставляли своим клиентам, и переоделся в самое обычное кимоно жителя деревни, надел на голову грубую шапочку и круглую соломенную шляпу, потом взвалил на плечо пустую корзину разносчика.

– Ты чувствуешь себя в безопасности в таком виде?

– Да, если не заставят раздеваться, и у меня есть вот это. – Хирага показал ему два пропуска, выданные ему Тайрером, один на японском, другой на английском. – Стражники у ворот и на мосту бдительны, и солдаты патрулируют Поселение по ночам. Комендантского часа нет, но Тайра предупредил, чтобы я был осторожен.

Ори с задумчивым видом протянул ему оба пропуска назад.

Хирага убрал их в рукав.

– Доброй ночи, Ори.

– Да, доброй ночи, Хирага-сан. – Ори поднял глаза и как-то странно посмотрел на него. – Я бы хотел знать, где живет эта женщина.

Хирага прищурился.

– Вот как?

– Да. Я бы хотел знать где. Точное место.

– Вероятно, я смогу это выяснить. А потом?

Молчание сгустилось. Ори напряженно думал: сегодня вечером я еще не знаю, жаль, но всякий раз, когда я отпускаю свой разум на свободу, я вспоминаю ту ночь и бесконечено нарастающее блаженство, испытанное внутри нее. Если бы я убил ее тогда, это положило бы конец всему, но пока я знаю, что она жива, я одержим ею. Она преследует меня, как наваждение. Это глупо, глупо, но я околдован. Она отвратительна, воплощенное зло, я знаю это, и все же я околдован и твердо знаю, что, пока она жива, она будет вечно преследовать меня.

– А потом? – повторил Хирага.

Ори не дал ни одной из этих мыслей отразиться на своем лице. Он посмотрел на Хирагу, глаза в глаза, и пожал плечами.

Среда, 15 октября

Андре Понсен оторопело моргнул.

– Вы беременны?

– Да, тихо ответила она. – Видите ли, это…

– Но это же чудесно, все получается просто замечательно! – воскликнул он, и его шок сменился огромной улыбкой, потому что Струан, образец британского джентльмена, совратил невинную леди и теперь не смог бы избежать скорого брака и остаться при этом джентльменом. – Мадам, позвольте мне поздравить ва…

– Тише, Андре, нет, не позволяю, и, пожалуйста, не так громко, у стен есть уши, особенно в миссиях, разве нет? – прошептала она, наблюдая за собой словно со стороны, пораженная тем, что ее голос оставался таким спокойным и что она чувствовала себя такой невозмутимой и с такой легкостью смогла ему признаться. – Видите ли, к сожалению, отец ребенка не мсье Струан.

Улыбка исчезла с его лица, потом вернулась назад.

– Вы, конечно, шутите, но зачем такие шу…

– Просто выслушайте меня, прошу вас. – Анжелика пододвинула свой стул ближе к нему. – Меня изнасиловали в Канагаве…

Он ошеломленно смотрел на нее, пока она рассказывала ему, что, по ее мнению, с ней случилось, что она решила делать, как скрывала весь этот ужас с тех самых пор.

– Боже мой, бедная Анжелика, бедное дитя, какой кошмар, – только и смог пробормотать он, глубоко потрясенный. Еще один кусочек мозаики встал для него на место: сэр Уильям, Сератар и Струан решили по возможности ограничить круг людей, посвященных в историю с хирургической операцией, проведенной доктором Хоугом в Канагаве, особенно держа ее в секрете от Анжелики; оба врача согласились, что это будет разумно в медицинском отношении. «Зачем волновать ее понапрасну? Она и без того достаточно переживает из-за этой истории на Токайдо».

Пока нет причин говорить ей об этом, встревоженно подумал Андре, изумляясь горькой иронии произошедшего.

Он взял ее ладонь и принялся поглаживать ее, заставляя себя забыть о своих собственных заботах и тревогах и сосредоточиться на ней. То, что он видел ее здесь, в своем кабинете, сидящую рядом с ним, такую просветленно-спокойную и серьезную – ясные глаза, воплощение чистоты и невинности, всего лишь несколько часов назад первая красавица лучшего бала, который когда-либо знавала Иокогама, – придавало ее рассказу ощущение полной нереальности.

– Это действительно произошло? Было на самом деле?

Она подняла руку, словно давала присягу в суде.

– Я клянусь в этом, как перед Богом. – Теперь руки ее лежали у нее на коленях, одна поверх другой. Бледно-желтое дневное платье с турнюром, крошечный оранжевый капор и зонтик.

Он покачал головой, не в силах собраться с мыслями.

– Все это кажется невозможным.

За свои зрелые годы он был действующим лицом многих подобных трагедий в жизни мужчин и женщин: в некоторых он участвовал по приказу свыше, в некоторые сам забредал ненароком, многие подготовил и приблизил своими руками, оборачивая большинство из них, если не все, на пользу делу: Франции – революции, свободе, равенству, братству, императору Луи Наполеону – кто бы или что бы ни было в моде на тот момент – и в первую очередь на пользу себе.

Почему же нет? – подумал он. Что Франция сделала для меня, что она сделает для меня? Ничего. Но эта Анжелика: либо у нее сейчас начнется истерика – ее спокойствие нереально, – либо она из тех женщин, порочных от рождения, которые с блеском извращают любую правду, стремясь к своей цели, Андре знавал нескольких, либо она как те другие, которых ужас толкнул за грань своего естества и превратил в не по годам расчетливых и хладнокровных женщин.

– Что?

– Мне нужно устранить это препятствие, Андре.

– Вы имеете в виду аборт? Вы же католичка!

– Вы тоже. Это дело останется только моим и Господа.

– А как быть с исповедью? Вам придется исповедаться. В это воскресенье вы должны пойти и…

– Это останется между мною и священником, а потом Господом. Сначала необходимо устранить саму проблему.