Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

– Дом стоит вот здесь, на этом углу, выходящем к морю, рядом с какими-то пристанями. Это дом, где пьют и спят самые низкие люди. Ори-сан снимает комнату, за которую, как мне сказали, платит вдвое. Очень плохое это место, Хирага-сан, там всегда полно злых людей. Туда нельзя идти, не выработав особого плана. Это важно, чтобы он ушел?

– Да. Пока он здесь, вашей деревне грозит опасность.

– Со ка!

Через два дня сёя сообщил ему, что накануне ночью дом Ори сгорел, на пожарище нашли останки трех мужчин.

– Мне сказали, что «туземец» был одним из них, Хирага-сан, – небрежно заметил сёя.

– Жаль, что это загаженное место не сгорело целиком, и все гайдзины вместе с ним.

– Да.

Так жизнь опять потекла спокойно. Хирага продолжал проводить время с Тайрером, довольный тем, что может учиться и учить. Он не представлял, какой важной и обширной являлась его информация для Тайрера, сэра Уильяма и Джейми Макфея. Полдня он провел с Тайрером на борту британского фрегата. То, что он увидел, потрясло его и еще более укрепило его решимость узнать правду о том, как эти люди, которых он презирал, смогли изобрести и построить такие удивительные машины и военные корабли, как столь презренный народ, живущий на крошечном островке, меньше Ниппона – опять же, если верить Тайреру на слово, – смог сосредоточить в своих руках поистине сказочное богатство, необходимое для того, чтобы иметь столько кораблей, армий, фабрик и, одновременно, править всеми морскими путями и большой частью мира гайдзинов.

В тот вечер он напился до бесчувствия, разум его потерял всякие ориентиры, в один миг возносясь в поднебесную высь, в следующий – падая в бездонную пропасть; твердое зерно его веры в абсолютную неуязвимость бусидо и Земли Богов оказалось между гранитными жерновами реальности.

Большинство вечеров он обычно проводил с Акимото в Ёсиваре, или в их временном пристанище в деревне, строя планы и делясь с ним знаниями гайдзинов, хотя и скрывая глубину своей тревоги. При этом он не забывал все туже затягивать сеть вокруг Тайрера, играя с ним: «Ах, тысяча извинений, Фудзико контракт занимать многий-многий неде'ри, Райко си'рна торговаца, контракт дорогой, она много к'риент иметь, много, тысяча извинений, она занятой сегодня, завтра, мозет…»

Чуть больше двух недель назад, к ярости Хираги, сёя обнаружил, что Ори не сгорел при пожаре: –…и о, прошу прощения, Хирага-сан, но мне сообщили, что Ори-сан стал неожиданно богат и тратит деньги, как даймё. Теперь он занимает несколько комнат в другом питейном доме.

– Ори разбогател? Как такое возможно?

– Прошу прощения, я не знаю, господин.

– Но вы знаете, где находится его новый дом?

– Да, господин, вот, вот карта, прошу прощения, ч…

– Ладно, – в бешенстве прервал его Хирага, – сегодня ночью сожгите дом снова.

– Извините, Хирага-сан, это уже не так легко сделать. – Внешне сёя был полон раскаяния, внутри же был взбешен не меньше Хираги, поскольку его первое и безотлагательное решение проблемы сумасшедшего ронина не привело к цели, за которую он заплатил. – Это уже не так легко сделать, потому что дом стоит отдельно и, похоже, что теперь у него много телохранителей, телохранителей гайдзинов!

С ледяной рассудительностью Хирага перебрал в уме возможные последствия. С одним из деревенских рыбаков, который продавал свой улов в Пьяном Городе, он послал Ори медоточивое письмо, в котором писал, с каким восторгом он узнал, что Ори жив и не погиб в том ужасном пожаре, как он слышал, а также что он стал преуспевающим человеком, и не могли бы они встретиться в Ёсиваре сегодня вечером, поскольку Акимото тоже хочет обсудить с ними дела сиси огромной важности.

Ори ответил письмом без промедления. «Ни в Ёсиваре, ни в любом другом месте и не раньше, чем наш план сонно-дзёи будет осуществлен, девушка мертва, а Поселение сожжено. Если до этого времени ты, Акимото или какой-нибудь другой предатель приблизится, вы будете застрелены».

– Он знает, что пожар не был случайным, – сказал Акимото.

– Разумеется. Откуда он мог взять деньги?

– Только украсть их, neh?

Ответ на другие послания приходил тот же. Попытка отравления не удалась. Поэтому он купил револьвер и разработал план. Теперь время настало, и сегодняшняя ночь подходила как нельзя лучше. Последние лучи уходящего солнца осветили ему дорогу через Ничейную Землю и вдоль зловонных улиц, изрытых опасными колдобинами. Те немногие люди, что попадались ему навстречу, едва удостаивали его взглядом, только, ругаясь, кричали, чтобы он убирался с дороги.

Ори не глядя сунул руку в маленький мешочек с монетами на столе рядом с кроватью и вытащил одну. Это оказался обрезанный «мексиканец», стоивший теперь половину своей обычной цены. Хотя и в этом случае он превышал условленную цену в пять раз, он протянул его голой девушке. Ее глаза загорелись, она сделала книксен, снова и снова униженно бормоча слова признательности.

– Та, ты прямо истинный жельтельмен, милый.

Он отсутствующим взглядом наблюдал, как она, виляя всем телом, влезает в свое старое изношенное платье, поражаясь тому, что он здесь; все вызывало в нем отвращение: и эта комната, и кровать, и дом, и место, и бледное, костистое чужеземное тело и обвислые ягодицы, которые в его фантазиях укрощали огонь, доводивший его до безумия, но в действительности лишь сделали его потребность еще более острой, ни в коей мере не сравнившись с ее телом.

Женщина теперь не обращала на него никакого внимания. Работу свою она сделала, осталось только пробубнить привычные слова благодарности, соврать про его мужскую силу – в его случае, пожалуй, и не соврать, потому как недостаток в размере он восполнял пылом и неутомимостью, – и убраться отсюда, сохранив свое сокровище, без долгих хлопот. Платье свисало с ее худых голых плеч, волочась по протертому до ниток ковру, покрывавшему частично пол из грубых досок. Рваные нижние юбки, под ними – ничего. Гладкие прямые каштановые волосы и густые румяна. Она выглядела сорокалетней, а ей было девятнадцать, уличная девчонка, родившаяся в Гонконге от неизвестных родителей и проданная в дом Уанчай восемь лет назад своей приемной матерью.

– Хочешь, чтоб я пришла зафтра? Заф-тра?

Он пожал плечами и показал рукой на дверь; рана его зажила и рука была совсем здорова, к ней уже никогда не вернется былая сила или быстрота в обращении с мечом, но она годилась, чтобы выстоять против среднего бойца, и с нею можно было стрелять. Его «дерринджер» лежал на столе, он всегда держал его рядом.

Девушка выдавила улыбку и, пятясь, пошла к выходу, бормоча свои «спасибо» и радуясь, что все обошлось без побоев и всяких там гнустностей, которых, как она боялсь, ей придется от него натерпеться.