Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

– Не волнуйся, Герти, – напутствовала ее мадам. – Китайцы, они как любые другие, иногда чуть-чуть с причудами, но этот сукин сын богат, так что просто дай ему, чего он захочет, давай не кобенясь, он богат, поэтому давай хорошо. – Ей не пришлось заниматься ничем особенным, кроме того, что стоически выносить его лихорадочно частые удары и издавать обязательные стоны притворного удовольствия.

– Та еще раз, милый. – Она вышла, «мексиканец» был припрятан в грязном лифе, который едва прикрывал ее плоские висящие груди, другую монету, в двадцать раз меньше той достоинством, она зажала в руке.

На площадке перед дверью стоял Тайми, грубый моряк-евразиец смешанной, но преимущественно китайской крови. Он захлопнул дверь и схватил ее.

– Пасть не открывай, шлюха пакостная, – прошипел он, разжимая ее ладонь, потом обругал ее на китайском и гортанном английском за скудность заработка: – Ай-й-йа, почему ты не доставила удовольствия хозяину? – Он влепил ей пощечину, и она, спотыкаясь, полуспустилась-полуслетела с лестницы, но оказавшись в безопасности внизу, повернулась и разразилась еще более злобными проклятиями в его адрес.

– Все скажу ма Фортерингилл про тебя, она тебе кишки выпустит!

Тайми плюнул ей вслед, постучал и приоткрыл дверь.

– Мусуме хорошо, хозяин, хейа? – елейно спросил он.

Ори сидел за старым столом у окна. На нем была грубая рубашка и короткие штаны, руки и ноги оставались голыми, его короткий меч-нож торчал в ножнах у пояса. Мешочек с деньгами лежал на столе. Он увидел, как узкие глаза словно приковались к нему взглядом. Он небрежно достал еще одного «мексиканца» и бросил ему. Широкоплечий моряк ловко поймал монету, отсалютовал по-военному и довольно ухмыльнулся, несколько оставшихся зубов были сломаны и пожелтели.

– Спасибо, хозяин. Жор нести? – Он потер свой толстый живот. – Жор, вакаримасу ка ? – Обяснялись они с помощью языка жестов и кое-какого пиджина, и он был его главным телохранителем. Еще один вел наблюдение внизу, в баре. Третий стоял на улице.

Ори покачал головой.

– Нет, – ответил он, используя одно из выученных им слов, потом добавил: – Пива, – и махнул ему рукой, чтобы он уходил. Оставшись один, он устремил взгляд в окно. Стекло было с трещиной и засижено мухами, один угол отсутствовал. Окно выходило на грязный фасад еще одной ветхой деревянной харчевни, стоявшей напротив, в каких-нибудь десяти шагах. Воздух был влажным, отчего кожа была липкой, и по ней пробежали мурашки, когда он вспомнил потное тело женщины, тесно прижатое к нему, и никакого шанса на цивилизованную японскую ванну потом, хотя он легко мог бы вымыться в деревне – всего пара сотен шагов от него через Ничейную Землю.

Но попав туда, ты рискуешь встретиться с Хирагой и его шпионами, которые ждут, подумал он, Хирага, Акимото и вся эта деревенщина, которые заслуживают, чтобы их распяли, как обыкновенных преступников, за то, что они постарались помешать моему великому замыслу. Мразь! Все до одного. Они осмелились попробовать сжечь меня заживо, посмели отравить рыбу – ииии, карма, что кошка утащила кусок, прежде чем я успел поймать ее, и через мгновение умерла в судорогах вместо меня.

С тех пор он ел мало и только рис, который готовил сам в горшке на жаровне с небольшим количеством тушеного мяса или рыбы, приготовленным для всех остальных постояльцев. В качестве дополнительной меры предосторожности он заставлял Тайми пробовать рыбу и мясо у него на глазах.

Пища здесь гнусная, само место гнусное, женщина была гнусная, и я смогу продержаться еще лишь несколько дней, прежде чем сойду с ума. Тут его взгляд упал на мешок с деньгами. Губы растянулись, обнажая зубы в злобной улыбке.

В ту ночь, когда сгорело его первое убежище, он спал на топчане в крошечном убогом закутке в дальнем конце бара, на который ушли его последние деньги. Задолго до того, как проснулись остальные, его чувство опасности, отточенное с самого детства в двух десятках пожаров, подало сигнал и вырвало его из сна, он увидел, что языки пламени уже лижут деревянную лестницу наверх, увидел, как еще одна выдолбленная тыква, наполненная маслом и с горящей тряпкой у горлышка, влетела в бар.

Обезумевшая собака запрыгала вниз по ступеням и присоединилась к двум кошкам, метавшимся в поисках выхода. Они начали носиться по бару, прыгая на стойку, натыкаясь на бутылки со спиртным, бутылки падали на каменные плиты пола и разбивались, давая новую пищу огню. С переполненного этажа наверху донеслись вопли и страшный шум. Полуголые люди в панике устремились вниз и на улицу, пламя лизало им руки, ноги.

Лестница занялась и вспыхнула. Внезапно огромный язык огня взметнулся вверх по сухим, как порох, стенам и перилам. Жар в баре стал слепящим, раскаленный воздух устремился ввысь, и поднятый им ветер превратил огонь в ревущего неукротимого убийцу. Косяки входной двери вдруг яростно запылали, пламя почти целиком закрыло проход. Новые толпы людей, обезумев, с воплями ринулись вниз по лестнице, в панике давя и спотыкаясь друг о друга, второпях накинутая одежда на некоторых уже горела. Какие-то минуты прошли после поджога, но огонь уже стал безраздельным властелином, и дом был обречен.

Ори оставался в своей каморке, приученный к пожарам, он не испугался. Прижавшись к полу, он избегал клубящегося дыма, рот его уже был прикрыт смоченной в пиве тряпкой. Путь отступления в случае любой опасности был автоматически просчитан им сразу же, как только он вошел в комнату. Безопасность всегда лежала в способности не поддаваться панике, а на этот раз еще и в прыжке через маленькое, закрытое ставнями окно в противоположной стене бара, в стороне от горящей лестницы, которое выходило в темный переулок.

Ори уже приготовился к броску, когда увидел дородного владельца в ночной рубашке и колпаке, который вместе другими насмерть перепуганными людьми старался пробиться вниз. Под мышкой он крепко сжимал железный сундучок. Этот человек яростно оттолкнул еще одного беднягу с дороги прямо в огонь, но лишь затем, чтобы тот же огонь в следующую секунду превратил его в вопящий факел. Лестница рухнула, отрезав путь всем, кто еще оставался наверху, и хозяин вместе с двумя другими несчастными полетел вниз, в пылающие обломки. Сундучок вылетел из его беспомощных рук и покатился по полу. Один сильно обожженный мужчина, пошатываясь, выбрался из огня и захромал к двери. Пламя жадно поглотило владельца и двух остальных и, казалось, так же жадно потянулось к сундучку.

Без колебания Ори босился сквозь огонь, подхватил сундучок и метнулся к окну. Гнилые ставни разлетелись в стороны, и он очутился на свежем воздухе в переулке. Тут же пригнувшись, он припустил к ограде напротив, перемахнул через нее и, не поднимая головы, заскользил через бурьян и мусор Ничейной Земли к покинутому колодцу.