Джон Бёрджер - Дж.

Витрины магазинчиков в аркадах были закрыты широкими деревянными ставнями, выкрашенными в разные оттенки зеленого. Над ставнями красовались вывески с фамилиями владельцев – многие фамилии повторялись над разными магазинчиками. После открытия магазинчиков по товарам, выложенным в витринах, становилось ясно, что это – мелкие лавки в глухом провинциальном городке. Запертые ставни придавали магазинчикам солидность, позволяли вообразить, что внутри – собрание ценных предметов.

Мсье Эннекен несколько раз обошел галереи, жалея, что Камилла не увидит предстоящей встречи. Она бы сразу поняла, что молодой человек – циничный обольститель и мелкий мошенник. А еще она бы узнала, на что способен ее супруг ради защиты добродетели жены.

Он больше не винил Камиллу. Вчера он видел в ней шлюху – по убеждению мсье Эннекена, распутные черты свойственны всем особам женского пола, но проявляются только в тех случаях, когда женщина выходит из-под контроля. Напрасно он не обратил внимания на любовь Камиллы к поэзии Малларме: похоже, стихи возбудили в ней интерес к безграничному, безмерному. Однако винить ее не стоит, решил мсье Эннекен, она не заслуживает порицания, потому что подобная слабость типична для всех женщин.

Не позволяя жене поддаваться слабости, останавливая злобные умыслы похотливого соблазнителя, мсье Эннекен действовал от имени всех мужчин на благо всех женщин. Хитрые и коварные особы, в отличие от Камиллы умеющие настоять на своем, проявляли ту же слабость, а именно – поддавались ложным первым впечатлениям. Дамы, которые с легкостью добивались желаемого от мужчин, становились наивными, как юные девы, встречаясь с незнакомцем. Расчетливые женщины составляли запутанные стратегические и тактические планы, шли к своей цели терпеливо или напористо, проявляли жестокость или щедрость, но в своих первых впечатлениях неизменно обманывались. Они не способны разглядеть очевидное, а потому развратникам и обольстителям незачем скрывать свою натуру.

Мсье Эннекен верил в то, что задуманное – священный долг, исполнить который выпало ему из-за слабости и неполноценности других. Он не считал, что защищает свои личные интересы или пытается спастись от грозящего ему одиночества. Он вышел из-под аркады и устремился прочь от закрытых магазинчиков.

Мсье Эннекен возник на пороге номера.

– Вряд ли вас удивил мой визит, – заявил он и захлопнул за собой дверь. – Мы не настолько глупы, как вам кажется, и точно знаем, как с вами обращаться.

В скромно обставленной спальне на деревянных половицах стояла кровать с пышной пуховой периной, накрытая белым покрывалом. Подушки были набиты соломой, а не пером. В гостинице обычно останавливались почтовые кареты из Симплона. Дж. приподнялся на локте в постели.

Как только дверь захлопнулась, мсье Эннекен навел пистолет на человека в кровати.

– Немедленно прекратите, или я вас убью.

Человек в кровати уставился на пистолет (неужели один вид оружия напомнил ему о запахе оружейной времен его детства?). Голос мсье Эннекена звучал глухо, будто доносился из соседнего номера.

– Если еще раз увижу рядом с моей женой, здесь или в любом другом месте, я вас немедленно пристрелю.

Мсье Эннекен прекрасно знал, куда наведено дуло его пистолета – жизни наглеца опасность не угрожала. Более того, он был уверен, что записка станет достаточным основанием для условного приговора, даже если он убьет негодяя в постели. Жизнь редко его запугивала, и сейчас он твердо намеревался положить конец тому, что впоследствии несомненно стало бы серьезной угрозой. Однако же само упоминание смерти часто приводит к непредвиденным последствиям, будто судьба произвольно решает, кто из двоих расстанется с жизнью. Как бы то ни было, мсье Эннекен задрожал.

Он не испугался, а ощутил, что в этот миг каким-то образом оправдывает свою жизнь, словно сам избрал смерть ради того, чтобы защитить смысл своего существования. Главным был выбор смерти; кому умирать – человеку с пистолетом в руке или человеку в постели – было совершенно неважно. Больше не имело значения, присутствует ли при этом Камилла или нет. Возможность лишить жизни заклятого врага придавала существованию новые краски. Мсье Эннекен с восторгом обнаружил новый источник могущества.

– Если у меня возникнут малейшие подозрения, что ты с ней виделся, я застрелю тебя, как собаку.

Дж. рассмеялся. Притворство исчезло, и правда оказалась до нелепого знакомой. Мсье Эннекен задрожал, сжимая пистолет. Слова срывались с губ со странным наслаждением.

– Если ты посмеешь еще раз подойти к моей жене или к жене любого из моих знакомых, я тебя застрелю.

Его часто спрашивали: «Почему ты смеешься, милый?»

Какая правда раскрывается после долгих интриг, после надежд и расчетов, после сомнений и душевных терзаний, после дерзости, робости и внезапной смелости? Его брюки отброшены на спинку кресла, ее пеньюар лежит на откинутом покрывале, обнажаются два треугольника темных волос, скрывающих те части тела, с которыми студенты медицинских факультетов знакомятся на первом курсе, изучая репродуктивную систему человека. Ошибиться невозможно, и полное отсутствие двусмысленности становится поистине комической банальностью. Чем дольше личина скрывает знакомые черты, тем комичнее становится откровение – из-за того, что любовникам приходится поражаться давно известному.

– Вы хотели соблазнить мою жену, как неоднократно соблазняли других несчастных. Слава Богу, вам это не удалось.

Когда Беатриса, заливаясь хохотом, повалилась на кровать, она смеялась не над нелепой черной фигуркой в бричке, а над тем, что стало очевидным в ее постели, под портретом отца, в свободе, дарованной укусом осы.

– Заткнись! Прекрати смеяться или получишь пулю в грудь!

Дж. смеялся, не переставая, потому что наконец-то встретился лицом к лицу с чем-то заурядным. Отчасти он смеялся от облегчения, будто опасался столкнуться с необычайным, а отчасти смеялся над великой шуткой банальности, неумолимой, как эрекция.

Мсье Эннекен подумал, что Дж. хохочет, будто безумец, заточенный в подземелье. Его тревожила мысль о том, что ухмыляющийся человек на кровати может оказаться сумасшедшим. Хотя мсье Эннекен полагал, что безумцев следует держать в сумасшедшем доме или (в особо тяжелых случаях) уничтожать, он считал сумасшествие уделом побежденных и поверженных. Таким образом, его заклятый враг вряд ли олицетворял собой ту угрозу, которой мсье Эннекен намеревался положить конец.

– Вы с ума сошли. В любом случае, второго предупреждения не ждите, – заявил мсье Эннекен и медленно отступил к двери, пытаясь продлить удовольствие (несколько испорченное безумным смехом) – держать под прицелом человека, пытавшегося соблазнить его супругу.