Карлос Сафон - Трилогия тумана (сборник)

Бен с улыбкой поглядел на сестру.

– Или и то и другое, – пошутил он. – Обычно одно сопутствует другому.

Шири засмеялась.

– Прости, – сказала она. – Я болтаю без умолку, да?

– Ничего страшного, – утешил ее Бен. – Мне нравится слушать тебя. Полагаю, у нас гораздо больше общего, чем ты думаешь.

– Мы брат и сестра, – нервно хихикнула Шири. – Разве этого мало? Близнецы! Подумать только!

– Ну, как обычно говорят, друзей мы можем выбрать. Семья идет в нагрузку, – снова пошутил Бен.

– Тогда я бы предпочла, чтобы ты был моим другом, – ответила Шири.

К ребятам подошел Йен и с облегчением убедился, что оба вроде бы в хорошем настроении. Они даже позволяли себе шутить, что, с учетом всех обстоятельств, было роскошью.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Йен, эта девушка хочет со мной дружить.

– Я бы не советовал, – поддержал шутку Йен. – Я дружу с ним много лет, и посмотри, к чему это привело. Вы уже приняли решение?

Бен кивнул.

– Это то, о чем я думаю? – спросил Йен.

Бен снова кивнул, и Шири тоже закивала, соглашаясь с братом.

– И что же вы решили? – с горечью спросила у них за спиной Ариами Бозе.

Троица развернулась: неподвижный силуэт старой женщины вырисовывался в тени дома у двери. Повисло напряженное молчание.

– Мы не поедем завтра никуда на поезде, – спокойно сообщила Шири. – Ни Бен, ни я.

Женщина обожгла их взглядом.

– Слова безмозглых молокососов заставили тебя забыть все, чему я тебя много лет учила? – упрекнула девочку Ариами.

– Нет, бабушка. Это мое собственное решение. И ничто на свете не убедит меня изменить его.

– Ты сделаешь так, как я скажу, – отрезала Ариами, хотя в каждом ее слове звучало предчувствие поражения.

– Госпожа… – вежливо начал Йен.

– Замолчи, мальчик, – ледяным тоном остановила его Ариами.

Йен подавил желание достойно ответить и потупился.

– Бабушка, я не сяду на этот поезд, – повторила Шири. – И ты это понимаешь.

Ариами, полускрытая тенью, безмолвно смотрела на внучку.

– Утром я жду вас на станции Хоура, – наконец произнесла старуха.

Шири вздохнула, и Бен заметил, что ее щеки снова запылали. Бен сжал ее руку, как бы убеждая не спорить. Ариами повернулась к ним спиной, и ее шаги постепенно стихли в глубине дома.

– Я не могу так уйти, – пробормотала Шири.

Бен согласно кивнул и выпустил руку сестры. Девочка бросилась за Ариами и нашла ее в зале – та сидела в кресле при свечах. Женщина не повернула головы и не шелохнулась, игнорируя присутствие внучки. Шири подбежала к ней и нежно обняла.

– Будь что будет, бабушка, – сказала она. – Я люблю тебя.

Ариами хранила молчание. Потом она услышала, как Шири возвращается во двор, и из глаз у нее полились слезы. На улице Бен с Йеном дожидались Шири и встретили ее с самым веселым выражением на лицах, которое им удалось изобразить.

– Куда мы теперь пойдем? – спросила Шири. Глаза девочки были полны слез, а руки дрожали.

– В лучшее место в Калькутте, – объявил Бен. – Во Дворец полуночи.

Дневной свет начал угасать, когда Изобель увидела впереди смутные очертания фантастической угловатой конструкции. Старый вокзал Джитерс Гейт поднимался из тумана, стелившегося над рекой, словно призрак погибшего храма, обглоданного огнем. Девочка затаила дыхание и замерла, созерцая внушавшее трепет зрелище: стальное кружево сотен опорных балок, арочные перекрытия и множество больших и малых куполов образовывали бесконечный лабиринт из стекла и металла. Полуразрушенный и давно заброшенный мост тянулся через реку, заканчиваясь на противоположном берегу у портика вокзала. Перекрытие портика обвалилось, и он напоминал черную пасть дракона, застывшего в ожидании добычи; бесконечные ряды длинных острых клыков терялись в темноте глотки.

Изобель зашагала по мосту, перекинутому к вокзалу Джитерс Гейт, стараясь не наступать на рельсы, чертившие путь в тупик, к мрачному обугленному мавзолею. Доски настила ветхого моста сгнили и почернели, в щелях между ними пробивались ростки сорняков. Проржавевший остов моста жалобно стонал у нее под ногами. Изобель обратила внимание на таблички, запрещавшие подниматься на мост и предупреждавшие об опасности обрушения. Поезда давно уже не ездили по нему через реку. Оценив его запущенное состояние, Изобель подумала, что его явно не пытались чинить и вряд ли по нему кто-то ходил пешком.

По мере того как восточный берег Калькутты оставался все дальше за спиной, а впереди на фоне алого заката вырастал вокзал Джитерс Гейт – головокружительная фантасмагория из стали и теней, – Изобель начала склоняться к мысли, что план идти сюда был, возможно, не таким удачным, как ей показалось вначале. Одно дело изображать бесшабашную и бесстрашную авантюристку, которой нипочем любые превратности судьбы, и совсем другое – полностью вживаться в роль в драматическом сценарии, не зная ни строчки из третьего акта.

Лица девочки коснулось влажное дыхание с запахом угля и пепла, клубами вырывавшееся из туннелей, скрытых в недрах станции. Едкий вязкий смрад почему-то вызывал у Изобель ассоциацию со старой фабрикой, затянутой пеленой ядовитого газа и толстым слоем грязи и ржавчины. Изобель пристально посмотрела на далекие огоньки, загоравшиеся на мачтах баркасов, бороздивших воды Хугли. Преодолевая последний отрезок пути, оставшийся до входа на станцию, она воображала себя под охраной безвестных моряков. Изобель достигла края моста и остановилась между рельсов, убегавших в темноту. Высоко над головой застыли витиеватые буквы, попорченные огнем. Они складывались в название станции и напоминали надпись над входом в могильный склеп: «Джитерс Гейт».

Изобель сделала глубокий вдох, набираясь решимости. Ей предстояло войти в сгоревшее здание, и не было на свете ничего другого, что ей так хотелось бы сделать.

Сет и Майкл умильно улыбались как примерные ученики под пристальным взором мистера Де Розио, старшего библиотекаря основного фонда Индийского музея, и покорно выслушивали его безжалостный разнос.

– В жизни не слышал более нелепой просьбы, – заключил Де Розио. – Во всяком случае, с тех пор как ты последний раз заглядывал сюда, Сет.

– Послушайте, мистер Де Розио, – нашелся мальчик, – мы знаем, что архив работает только по утрам, и то, о чем мы с другом просим, может показаться немного необычным…

– Ничего необычного, если это исходит от вас, молодой человек, – перебил Де Розио.

Сет сдержал улыбку. Нарочито язвительные колкости мистера Де Розио служили безошибочным признаком того, что он заинтересован и готов уступить. Никто и никогда не называл его именем, данным ему при крещении. Возможным исключением являлись его мать и жена (если только в Индии нашлась женщина, достаточно храбрая, чтобы выйти замуж за подобный экземпляр, эталон избыточного веса, который удалось создать роду человеческому). Обладая внешностью и повадками цербера-библиофила, Де Розио имел свою ахиллесову пяту – любопытство. Также его отличала склонность к сплетням, в чем он достиг академических высот, низводя кумушек с базара до уровня простых любительниц.