Джейсон Рейнольдс - Долгий путь вниз

мы смотрим наверх и видим
луну, большую и яркую,
посылающую нам свой свет.

От этого всегда становится легче.

Как будто бы кто-то там, наверху,
меня озаряет в темноте.

Но только позавчера
Шон
умер,

а луны в небе не было.

Кто-то сказал мне однажды,
луна исчезает раз в месяц,
потом нарождается снова,
и снова сияет на небе
на следующий день.

Я вот что скажу –
луне повезло там, на небе,

ведь здесь, на земле
ничего нового
нет.

стиснув челюсти так,
что чуть не стер
все зубы в порошок,

и смотрел на Шона,
а он лежал там,
как выброшенный хлам,

как старая койка,
перевязанная золотой цепью.
Эти ублюдки ее

не тронули.

Кровь стекает
по футболке и джинсам
в ботинки,
напоминая сладкий сироп
в свете уличных фонарей.

Но я-то понимаю,
кровь не может быть сладкой,
и она не похожа на сироп

ничуть.

пакет
из магазина на углу

белый
с красными буквами

СПАСИБО
СПАСИБО
СПАСИБО
СПАСИБО
СПАСИБО
СПАСИБО
СПАСИБО

ЖЕЛАЕМ ХОРОШЕГО ДНЯ

специальное мыло
для мамы –

у нее экзема.

Я видел, как она
расчесывает руки

до крови.

Сдирает гнойные
волдыри

прочь.

И проклинает невидимое зло,
которое пытается ее

сожрать.

что пытается
сожрать

всех нас,
как будто

мы –
куски мяса.

проходит тут, как будто высшего качества,
везде одни футболки громадных размеров
и вечно не глаженные.

Все это будто плохое наследство
из старого сундука или карта клада,
ведущая в никуда.

Кто-то явился за жизнью моего брата,
грубо выломав дверь и забрав
все, кроме золотой цепи.

с надписью НЕТ ПРОХОДА,
и не было другого пути,
как только вернуться домой.

Все знают, что такая лента
означает место убийства,
как будто мы ничего не поняли.

И толпа рассасывается
по своим домам и квартирам,
и тут остается одна только лента.

Шона кладут в мешок
и волокут, а на асфальте
тянется кровавый след,

вдобавок ко жвачкам,
похожим на звезды,
все это напоминает неведомый шедевр,

но уже завтра
тут будут играть дети
в свои детские игры.

запершись у себя, я закрыл
подушкой голову, чтобы
приглушить стенания мамы.

Та сидела на кухне, рыдая
в ладони и только опускала их,
чтоб принять еще одну стопку.

Наступала короткая пауза,
и в эти моменты
я мог украдкой дышать.

и мне казалось,
будто кто-то другой
прячется внутри меня.

Его кулачки колотят
меня по глазам изнутри,
он лягает меня по горлу
в том месте,
где я глотаю.

Замри , шепчу я ему.
Крепись , шепчу я себе.

Потому что плач –
это против

Главных
Правил.

Никогда,
несмотря ни на что,
не реви.

Никогда,
несмотря ни на что,
не стучи.

Если того, кого ты любишь,
убили,

найди того,
кто убил,
и убей его
сам.

Конечно, это не

брат,
не его друзья,
не папа,
не мама, не парни с района,
не шпана и не шлюхи

и, определенно,
не я.

Их нельзя нарушать,
они сами для нарушителей,

следуй им.

Две кровати –
одна слева от двери,
другая справа.

Две тумбочки –
одна – перед кроватью, что слева от двери,
другая – перед кроватью, что справа.

Посреди – маленький телевизор.

Половина Шона была левая,
почти идеальная.

Моя – правая –
почти свинарник.

На стене Шона висели –
плакат Тупака,
плакат Бигги.

На моей стене –
корявая анаграмма, написанная моей рукой
карандашом, на случай если мама заставит

стереть ее:

ТОПОР = РОПОТ.

это когда ты берешь слово,
переставляешь буквы
и получаешь новое слово.

Иногда получается,
что слова как-то связаны.
Например: КАНОЕ = ОКЕАН.

Те же буквы,
другие слова,
но вместе они имеют
общий смысл,

как братья.

В части комнаты Шона
он один выделялся,

как сломанный зуб
в идеальном ухоженном рту,
зажатый между
верхним – с рубашками,
сложенными аккуратно
одна на другую,
и нижним – с носками
и трусами с майками.

Он слетел с пазов
и застрял на своем месте.

Казалось, средний ящик
заело не случайно,
а чтобы мы с мамой его не трогали.

Там лежал пистолет.

был паинькой
и послушным мальчиком.

Таким правильным,
что всегда сообщал,
где он,
с кем он
и чем занимается.

Он был не таким.

Когда ему стукнуло
восемнадцать,
мама перестала его пасти

и начала молиться,

чтобы он не загремел за решетку,
и чтобы Летисия не залетела,

и чтобы он
не погиб.

Я знаю, ты молод,
у вас бывают разборки,
только помни, когда
ты бредешь в темноте,
убедись, что темнота
не бредет за тобой.

Но Шон,
наверное,
был в наушниках.