Джейсон Рейнольдс - Долгий путь вниз

утром
и попробовал вспомнить,
снилось ли мне
что-нибудь.

Кажется, нет,
и я сделал вид,
будто мне снился
Шон.

Мне стало полегче
заснуть
в ту ночь, когда его
убили.

за то, что проснулся,
за то, что дышу,

потягиваюсь,
зеваю и
лезу рукой

под
подушку.

рукоятку, и они легли там,
где оставались его отпечатки,
получилось так,
словно младший брат
снова взял старшего за руку,

и он ведет меня в магазин,
учит меня делать
сальто с перекладины.

Если ты отпустишь
ноги слишком рано,
то приземлишься
лицом. Если
отпустишь ноги
слишком поздно, приземлишься
точно на спину.
Вот поэтому
нужно идеально все рассчитать,
чтобы все получилось.

в зеркале
мое лицо осунулось,
словно горе
пыталось стянуть
с меня кожу.

Зомби.

Я спал
в одежде,
запах
смерти и пота
застрял в
ткани, как
рыбий жир.
Я вгляделся и
ощутил себя

дерьмом.

Ну и что.

за пояс джинсов
сзади,
рукоятка торчала, как
хвост из стали.

Я прикрыл ее
своей здоровенной футболкой,
с фабричной маркой,
что досталась мне
от Шона.

был такой – выждать Риггса
перед его домом.

Мы часто ходили туда
с Шоном,
прежде чем Риггс стал бандитом,

а потом там бывал только Шон,
несколько раз,
он покупал мыло для мамы.

Я решил, что безопасней
будет пойти туда утром.
Тогда его команду я не встречу,

они еще не выйдут. И никто
меня не заподозрит. И я
позвоню ему, чтобы он спустился

и открыл дверь. И тогда я
натяну футболку на лицо,
закрою себе нос и рот

и сделаю это.

солнечный луч ворвался
в окно, осветив маму. Она,
сгорбившись, спала за столом,
опустив голову на
свои красные распухшие руки.

Наверное, она чесала их
всю ночь, пытаясь избавиться
от чувства вины. Я хотел
разбудить ее и сказать, что она
не виновата. Но не стал.

Я просто вместе с пистолетом
за спиной осторожно вышел, не наступая
на особо скрипучие половицы,
чтобы не разбудить ее и
не врать о том, куда я иду.

И не разбить ее сердце навсегда.

в коридоре и жужжание, такое,
как жужжат светлячки,
которых мы с Шоном
ловили
в детстве.

Мы совали их
в пустую баночку
из-под майонеза
по четыре или пять
за один раз.

Потом Шон туго
закручивал банку и
мы садились на лавку
и смотрели,
как они там летают
и сталкиваются,
пока их огоньки
один за другим
не потухали.

Спина уже болит.
Мне неудобно.
Ствол мешает,
как будто кирпич
трется о кожу
с каждым шагом.

Казалось, время
замерло, когда я
протянул руку и
нажал на кнопку.

Белый огонек
высветил
черную стрелку.

ВНИЗ
ВНИЗ
ВНИЗ ВНИЗ ВНИЗ
ВНИЗ ВНИЗ
ВНИЗ

происходит
в лифте.
В любом лифте.

Каждый раз,
когда кто-то входит в кабину,
он тут же проверяет,
горит ли кнопка
его этажа.
Если нет, он на нее нажимает
и начинает смотреть
на дверь.

Только так.

Никто не заговаривает
с теми,
кто уже стоит в кабине,
и те, в свою очередь,
не говорят с новыми
пассажирами.

Таковы правила
поездки в лифте,
как мне кажется.

Никто не разговаривает,
не смотрит друг на друга.
Все тихонько стоят,
уставившись на дверь,
и ждут.

определенно постарше меня,
но не очень. Коричневая кожа.
Худой. Короткая стрижка,
косой пробор.

Лицо гладкое,
даже без усов.

Вокруг шеи звенья
золотой цепочки,
как что-то волшебное.

Он проверил кнопки
и убедился, что
одна, с буквой «Л» горит.

Он тоже ехал вниз.

Шон и я,
еще мальчишками
встанем, бывало, в лифте
и ждем, пока кто-нибудь войдет
и нажмет на кнопку «Л», и тогда мы
начинали тихонько ржать, потому что
этот тип оказался лузером, а мы с Шоном – нет
в этой забавной поездке на лифте вниз, в лобби.
Об этом я и вспомнил, когда этот парень с золотой
цепочкой посмотрел, горит ли кнопка с буквой «Л».
Интересно, а он знал, что в нашем с Шоном мире я уже был

лузером?

когда тебе
кажется,
что на тебя
смотрят,
но только
тогда,
когда ты сам
не смотришь.

на остановках автобуса,
из-за которых мужики начинали
казаться жалкими существами,
они вытягивались, напрягались,
чтобы узреть то, что Шон
и остальные называли

миром.

Но тут, в лифте,
девчонок не было,
не на кого было пялиться.

Но он продолжал
пялиться,
не понимая,
что у него может
появиться
проблема.

спросил я,
буквально
взбесившись.

Парень улыбнулся
и поправил цепочку
на шее.

Заглянул мне
прямо в глаза и
очень серьезно.

Ты меня не узнаешь? –

спросил он
низким
знакомым голосом.

Я присмотрелся,
прищурился,
стараясь припомнить его.

Не-а. Не помню,

сказал я.

Он широко улыбнулся,
обнажая острые,
как у акулы, зубы.

Потом повернулся,
чтобы я увидел
его со спины.

Там, на футболке,
была напечатана фотка
его самого, сидящего
на корточках.
Он показывал средние пальцы
и улыбался.

RIP, БАК, ТЕБЯ ЗАПОМНЯТ
НАВСЕГДА [1] Покойся с миром ( англ. ).

и будто провалилось
вниз,

а может, то и другое вместе.
Я узнал его.